Моя панацея (СИ) - Манило Лина
Злой ли я человек? Не знаю. О себе сложно говорить, себя трудно анализировать, но я определённо так и не научился прощать чужих ошибок. Промахов. Тем более людям, которые в моей жизни лишние пассажиры. Посторонние. С какого хера я должен сидеть в углу, сложив лапы на животе, и хлопать себя ангельскими крыльями по горбу, усиленно изображая смирение и всепрощение? Обойдутся, без меня милых и понимающих достаточно, я каждую свою копейку личной кровью заработал.
У трапа меня встречает уже знакомая по десятку прошлых совместных полётов стюардесса, вежливо улыбается, словно действительно весь смысл её жизни в том, чтобы видеть меня. Мне нравится сервис в этой частной лётной компании, но не нравится настолько навязчивое внимание персонала. Одного его члена, так сказать. Надо будет в следующий раз попросить у агента, чтобы меня мужик встречал. Традиционной ориентации, а то мало ли.
— Максим Викторович, вылет через пятнадцать минут. Буду счастлива услышать ваши пожелания на время полёта.
— У меня одно пожелание: не трогать меня во время полёта.
Кивает, а я прохожу внутрь салона и занимаю одно из кожаных кресел. Вытягиваю ноги, скрещиваю их в лодыжках, ставлю ноутбук на столик перед собой, открываю крышку, но очень скоро понимаю: полноценно работать сейчас не смогу. Лишь выполняю необходимый минимум: просматриваю отчёты о поставках за сегодня и отправляю несколько писем жаждущим моего срочного внимания. Всё, хватит пока.
В телефонной книге нахожу контакт знакомого и доверенного майора из УБЭП. Он ждёт моего звонка, как и главный юрист “Византии” — человек хваткий и толковый. Но не тороплюсь. Успеется по закону разобраться.
Откладываю мобильный, откидываюсь затылком на мягкий подголовник. Кожа светлой обивки настолько мягкая, что даже не скрипит под моим весом. Думаю. Просчитываю разные варианты, размышляю.
Закрываю глаза. Меня предупреждают о необходимых мерах безопасности на время полёта, желают счастливого пути, и вскоре борт взмывает в небо. Немного турбулентности, привычной тряски, тихого гула — всё это меня отчего-то убаюкивает.
В голове крутятся воспоминания. Совсем свежие, они мелькают яркими картинками перед глазами, мешают отдыхать. Назойливые, как мухи, и я в итоге отдаюсь им на растерзание.
Представляю глаза Инги. В них мелькнула радость, стоило сообщить о Павлике. Радость эта потухла быстро, не успев толком разгореться. После появился страх. За себя? За этого долбоёба вороватого?
— Он живой? — лишь спросила, с трудом выталкивая слова наружу. Будто ей больно только от одной этой мысли. Испуганная, бледная, растерянная. Потерянная.
— Вряд ли он спёр несколько лямов, чтобы после эффектно сдохнуть.
Кажется, Инга хотела что-то ещё сказать, но я не стал слушать. Не только потому, что на счету каждая минута и терять хоть одну из-за долгих разговоров не хотелось. Нет. В большей степени из-за эмоций, рвущих меня на куски. От них плющит, как он бутылки крепкого алкоголя в одно горло. Ведёт, вызывает эмоциональный перегруз, который вот-вот может закончиться сильным взрывом.
Иногда я бываю слишком груб. Жесток. В достижении своих целей бескомпромиссен, несдержан в средствах. А когда дело касается Инги всё ещё сложнее. Запутаннее. Непонятнее.
Она — моя цель. Моя одержимость. Первая женщина, которую захотелось забрать себе, присвоить, подчинить. И от этих дурных желаний я становлюсь кем-то совсем другим. Не собой. Кем-то тёмным и страшным — тем, кого в зеркале не узнаю.
Инга боится меня. Наверное, надо было действовать мягче. Как нормальному мужику нужно было поступить. Познакомиться, начать ухаживать, в ресторан сводить. Не в ту забегаловку, в которую водил её муж. В хорошее место, может быть, даже где-то на юге Италии. Рассказать несколько удивительных историй, поразить воображение щедростью, кинуть к ногам шубу, обвешать брюликами. В общем и целом сделать всё, чтобы она захотела быть со мной. Захотела забыть мужа. Только… только не вышло. Не получилось. Я не справился со своими демонами, и теперь единственная женщина, которая мне нужна — меня боится.
Гадство.
Я ведь пришёл в их квартиру не с целью пугать Ингу. Я действительно хотел поступить порядочно, хотя бы попытаться. Но мозги слетели с катушек, и на волю вырвались все мои глубоко спрятанные под тоннами самоконтроля инстинкты.
Гадство ещё раз.
А теперь ещё есть Ярик, и это всё стало чертовски сложно.
В раздумьях проходят два часа, и самолёт наконец-то идёт на посадку. Снижает скорость, я раскрываю глаза. Ступив на столичную землю, ёжусь от сырого ветра и выше поднимаю воротник пальто. Что ж так холодно, а?
Сергей ждёт в условленном месте, молча кивает и профессиональным взглядом осматривает меня. Ни о чём не спрашивает, потому что оживлённая парковка столичного аэропорта — не место для лишней болтовни. Всё потом.
Ныряю в салон, кладу сумку с ноутом рядом, пристёгиваюсь. Сергей заводит мотор, а я позволяю себе передышку. Паузу.
За окном накрапывает дождь, и хмурые люди горбятся, прикрываются зонтами, печалятся и торопятся по своим наверняка самым важным делам в мире. У каждого из них свои заботы, своё горе и слишком много того, что мучает.
— Теперь мне нужны подробности, — сообщаю, когда проезжаем пару километров вдоль новой ветки скоростного шоссе, а дождь пропускает всё сильнее, делает асфальт практически чёрным.
— Вышли на ребят, которые шуршат с фальшивыми доками, — неторопливо выкладывает, излучает спокойствие человека, хорошо выполнившего свою работу. — Одного мягко тряхнули, второго слегка припугнули, вот и наскочили на того, кто Павлику паспорт сделал на имя Сазонова Ивана Сергеевича.
— Павлик не оригинален.
— Пошёл самым простым путём со слишком распространёнными данными. Чтобы сложнее искать было в случае чего.
— Давно он паспорт заказал?
— Почти месяц.
Значит, когда он привёл тогда Ингу в ресторан, улыбался ей, гладил руку, он уже готовил пути к отступлению. Честное слово, больше всего меня всегда удивляли люди, не способные расставить все точки вовремя. Ну, не любишь ты уже свою жену, ну так найди смелость уйти от бабы достойно. Что за детский сад?
Подонок и трус.
Сергей продолжает, отвлекая меня от странной философии, которой отчего-то переполнены мои мозги:
— Потом засекли регистрацию на рейс в солнечный Тай. В общем, едва успели. Я сам полчаса как приземлился, ребята из столичного департамента подсобили. Без них бы не справились. Павлик просчитался, но такое случается, если мозгов в голове, как у морковки.
— Морковка бы фуру налево не увела, — резонно замечаю, и Серёга вынужден согласиться. — Но вообще молодцы, ребята. Справились.
— Это дело повышенной важности, — усмехается Сергей. Вижу, гордится всё-таки собой, хоть и прячет тщательно самодовольство от меня.
Но двенадцать лет совместной работы — это вам не шутки. Знаем друг друга лучше себя самих.
Достаю из бардачка сигареты, всегда лежащие на случай глобальных катастроф в любой принадлежащей мне машине. Сергей понимающе косится на меня, но в целом остаётся безучастным. Молчит, я закуриваю, и аромат хорошего табака и кофе наполняет салон. Тишина в салоне душная и плотная. Опускаю стекло, и струйка дыма вылетает на волю, растворяется в дожде.
— Кстати, Павлик с бабой улетать собирался, — вдруг говорит Сергей, а я от неожиданности давлюсь табачным дымом.
9. Максим
Впрочем, что-то такое и можно было предположить. Новая баба, новая любовь, новая жизнь. Кинул за спину спичку и беги вперёд, к светлым горизонтам. Только понять не могу, какого хрена его потрахушки на солнечном побережье именно я должен был спонсировать?
— Её тоже взяли?
— Господь с тобой, Максим Викторыч. В аэропорту осталась, — Сергей коротко смеётся. — Павлика технично выманили, а девица небось до сих пор ждёт, когда он из туалета вернётся.
— Ничего, случается в жизни и не такой пиздец. Другого слизняка себе найдёт.
