Хочу тебя испортить
Только это и было правдой. В этот вечер только это.
Какой же я идиот! Сволочь! Подонок! Зверь! Сговор с Чарой меня оскорбил? Дураком себя почувствовал?! Обиделся?! Думал, что больно от Вариного «чтоб он от меня отстал»! Больно?! Кто-то выше решил показать мне, что такое больно. Вот сейчас больно! Так больно, что с трудом в куче себя держу.
– Кир, я… Я тебе нравлюсь?
– Больше.
– Ты мне тоже… Больше.
Сердце дубасит оглушающим ритмом.
Сколько же я всего наворотил! Сколько раз умышленно, прицельно, на кураже и просто безалаберно ранил. Она выдержала, а мне ответка за все сразу сейчас прилетела. Не выстою. Даже не пытаюсь лататься. Напротив, позволяю этой боли ползти дальше. В надежде, что она убьет меня раньше, чем я узнаю исход операции. Но вся эта агония кажется бесконечной. Висит время.
Вернись…
Вернись…
Вернись…
Беспомощно перебираю события последних трех месяцев, начиная с момента, когда впервые встретился с Любомировой взглядом.
…– Привет. Меня зовут Варя... Мы теперь одна семья, поэтому предлагаю сразу подружиться….
…– Я принесла тебе поесть…
…– Хочешь взрывать, будем взрывать…
…– Я отказываюсь сдаваться!
…– Посмотри, Кир, планета не сошла с орбиты. Апокалипсис не случился. Конец света не настал. Ты живой. Ты со мной… Ты со мной…
С каждым мгновением накрывает все сильнее. Рвутся в груди последние нити.
Вернись же…
Вернись…
Вернись ко мне…
После тысячной или десятитысячной молитвы дверь операционной, наконец, открывается. Издавая непонятный стонущий звук, подрываюсь на ноги и, со скачущим по всей грудной клетке сердцем, бросаюсь к врачу. Тот снимает маску и странно качает головой.
– Что, доктор? Как моя девочка? – выпаливает вперед всех мачеха.
– Операция прошла успешно. Угрозы для жизни нет. Скоро она придет в себя.
Чувствовал ли я когда-нибудь подобное облегчение? Нет, определено, нет.
Угрозы для жизни нет… Все, что мне сейчас нужно. Обхватываю руками голову и отхожу. Делаю несколько попыток набрать в легкие кислород. Не сразу удается. Первый вдох затяжной и громкий. Дальше пытаюсь нормализовать. Из глаз снова выливается жгучая магма. Пофиг.
Она жива… Жива…
Не то чтобы я себя меньше ненавижу. Нет. Но способен, по крайней мере, сам жить.
Набираюсь сил, чтобы пойти к ней. Посмотреть в глаза. Но никого, кроме матери, к Варе не пускают.
– Любое волнение сейчас нежелательно. Езжайте домой, ребята.
С этими словами отец выпирает меня и пацанов из больницы. Ухожу, впервые не решаясь настаивать и качать какие-то права.
Дома места себе не нахожу. Ни спать, ни есть не могу. Мыслями все время там. С ней. Не знаю, что там между отцом и мачехой будет дальше, но после аварии отец регулярно мотается к ней. Заверяет, что Варя идет на поправку. Однако посещения ей запрещены.
В один из дней я ловлю себя на мысли, что хотел бы, чтобы отец с англичанкой помирился. Тогда Любомирову забрали бы из больницы к нам. В противном случае я не знаю, позволит ли она мне когда-нибудь приблизиться.
Через неделю метаний и нескончаемых волнений, увидев, что Варя появлялась в сети, решаюсь ей написать.
Mr Бойка: Привет.
Сообщение лежит непрочитанным два дня. Я проверяю триста раз в сутки. Но, по закону подлости, упускаю момент, когда Любомирова появляется в сети. Подрываюсь в одну из ночей, когда айфон сигналит о новом входящем.
Варвара Любомирова: Привет.
Сердце сходу срывается. Топит одурело и гонит по телу раскаленную кровь. Меня бросает то в жар, то в холод. Тело покрывается испариной. Медленно выдыхаю и пытаюсь притупить ту сумасшедшую надежду, что стимулирует всю эту хрень.
Mr Бойка: Можно тебе позвонить?
Варвара Любомирова: Что такое, братец? Ребро сместилось?
Припоминает мне, ублюдку, давнишнее заявление о том, что она мне никто.
– Сестра, блядь… Третье ребро от задницы.
– А ребро слева или справа? Если что, уверена, те, что в заднице, способны мигрировать. А значит, когда-нибудь я могу оказаться у тебя под сердцем.
В глазах снова возникает знакомое жжение. Да, сместилось. Признаю.
Неосознанно смеюсь. С хрипом выходит этот звук и продирает не только горло, но и грудь.
Mr Бойка: Можно тебе позвонить?
Долблю, как дятел. Просто очень хочу услышать ее голос. Да и… Почему-то уверен, что вслух выразить все, что накопилось, будет легче, чем написать.