Your Personal Boggart - Заставь меня жить
Веки опускаются как раз в тот момент, когда его губы прикасаются к скуле. Рот, как назло, приоткрывается именно тогда, когда эти же губы перемещаются немного ниже, а неведомая сила поворачивает моё лицо так, чтобы…
Всё моё существо начинает изворачиваться в нетерпении: он не целует меня. Он останавливается, смотрит на меня сверху вниз, взгляд тёмных глаз затуманен, к сожалению, неизвестными мне раздумьями, а узкие ладони исчезают с моих коленей.
Я в растерянности. Я хочу, чтобы он сам поцеловал меня. Смог же он сделать это однажды, но почему ему так трудно поцеловать меня - живого?
Глупо сидеть и ждать, но ещё глупее уходить отсюда. Какая разница, что я опаздываю на завтрак? Какая разница, что друзья будут спрашивать, почему я не вернулся в башню этой ночью? Важно лишь то, чего я никак не могу получить от своего профессора.
Тут он забирает сумку из моих рук и, аккуратно опустив её на пол, произносит странным тоном, оттенок которого я не успеваю понять:
- Учти, Поттер, ты можешь привыкнуть к этому.
Скорее чувствую, чем понимаю, что он целует меня, даже несмотря на то, что чувства - совершенно непонятные и смазанные, буйные, бьющие через край. Ладони сами собой находят место на мерно вздымающейся груди, его же руки возвращаются на мои колени, подтягивая ближе к себе. Я запутываюсь, не зная, что делать: думать о странных откликах сознания или не думать вообще.
Вскоре осознаю, что единственно верным решением может быть только второй вариант.
* * *
К счастью, после рассказа о Сириусе друзья даже не думают докучать мне вопросами о том, почему я не ночевал в башне. Только моему состоянию это мало помогает. Моё восприятие действительности значительно притупляется, когда в голове, как стая спугнутых птиц, раз за разом пролетает вихрь образов сегодняшнего утра в кабинете профессора зельеварения или когда ледяные мурашки бегут вдоль позвоночника при малейшей мысли о крёстном. Я как между двух огней.
Никогда бы не подумал, что мысли могут быть настолько неотступными.
Во время Защиты от Тёмных Искусств профессор Люпин то и дело косится на меня, что немудрено: вид у меня, наверняка, не от мира сего. Даже Рон, обычно не отличающийся внимательностью, замечает мою рассеянность. Хотя состояние друга, который сейчас бледнее Почти Безголового Ника, ничуть не лучше. Он до сих пор не может отойти от того, что Пожиратели Смерти подобрались так близко к дому его родителей.
Ещё мне не дают покоя слова Снейпа. Что значит: «Ты можешь привыкнуть к этому?». Либо он искренне не догадывается о том, что я уже привык, либо искусно притворяется. Причём, больше верится во второе.
Ремус просит меня задержаться после урока. Он выглядит усталым: сероватый цвет лица, более резко очерченные морщины на лбу и в уголках глаз не придают ему здоровый вид, но, по крайней мере, это - лучше, чем то, каким я видел его пару недель назад. Только в глазах больше нет той доброй и тёплой искринки, что всегда была до момента смерти моих родителей.
Профессор достаёт из ящика своего стола аккуратно сложенный пергамент, при виде которого у меня непроизвольно перехватывает дыхание. Практически выпрыгиваю из кресла и забираю из рук мужчины драгоценную Карту Мародёров.
- Ремус, но…как? Получается, это ты забрал её у меня? - быстро произношу, перескакивая взглядом с карты на улыбающегося Люпина.
- Именно. Я не хотел, чтобы её обнаружил Дамблдор или ещё кто-нибудь. Всё-таки, это весьма ценная рукотворная вещица.
Возвращаюсь в своё кресло, не переставая улыбаться, но стоит мне взглянуть на внезапно помрачневшего Люпина, моя радость мигом сходит на нет. Конечно, он позвал меня не только за этим…
Присев на край стола, он прикрывает нижнюю часть лица ладонью, сосредоточенно и задумчиво хмурит светлые брови. Я не понимаю его поведение, которое с каждой секундой вселяет в меня всё большую тревогу.
- Что-то не так с Сириусом? - спрашиваю, желая и одновременно опасаясь услышать ответ.
Он мелко вздрагивает: я вырываю его из размышлений. Спрятав руки в карманах брюк, Люпин отрицательно качает головой.
- Я хочу полного доверия по отношению к себе, понимаешь? - произношу как можно более убедительно.
Ремус кивает, подходит ко мне и, опустив ладони на мои плечи, заставляет взглянуть на себя.
- Дело не в том, что я тебе не доверяю, Гарри, а в том, что я не знаю, как ты отреагируешь на услышанное.
На пару мгновений смыкаю пальцы вокруг худых запястий, вглядываюсь в такое, казалось бы, спокойное лицо Люпина, да только морщина возле уголка слегка поджатых губ и потухший взгляд выдают хозяина с головой.
Он что-то решает для себя мысленно, наконец, вздыхает и, оставив меня, отходит к окну, щурится от яркого солнечного света.
- Неспроста мы в курсе практически всех планов Пожирателей Смерти, - начинает Ремус, но вдруг замолкает.
- Ну, тут я и сам догадался, - осторожно произношу, как бы подталкивая профессора к продолжению.
Он приглаживает волосы надо лбом, и этот жест я хорошо знаю: Люпин всегда так делает, когда ему предстоит сказать что-то не очень приятное.
- Пойми, Гарри, я не хочу, чтобы у тебя сложилось неверное впечатление о произошедших событиях и роли некоторых людей в них.
Тру лоб в непонимании, ёрзаю в кресле.
- Что ты имеешь ввиду?
- Ты сможешь увидеть Сириуса на Рождественские каникулы. Что бы он тебе не сказал, как бы не отозвался о знакомых тебе людях, не принимай это на безоговорочную веру. Он пострадал и из-за этого может видеть случившееся в несколько искажённом свете…
Ремус останавливает взгляд на моём лице. Я примерно догадываюсь, какое у него сейчас выражение.
- Я же просил полного доверия. Что мешает тебе сказать всё, как есть, а не говорить загадками, смысл которых я вообще не могу понять?
Полный пытливости, взгляд, тихий выдох и:
- Всё дело в профессоре Снейпе. Он знал о предстоящем нападении Пожирателей Смерти. Он сам был среди них, потому как у него не было другого выхода, но атаковала Сириуса Беллатриса, он чудом уклонился от Авады Кедавры, но пара боевых заклинаний всё же попала в него.
И всё застывает внутри меня. Я только и смог, что вдохнуть и забыть, как дышать дальше. Странная, подозрительная тишина в сознании, в животе такое чувство, будто всё сжимается в комок, решая, что делать дальше: всё-таки расслабиться или взорваться в оглушительной истерике.
Он сам вызвал меня к себе. Он сам рассказал мне о нападении, но умолчал о самом главном. Он заставил меня взять себя в руки, в то время как ни словом не обмолвился о, чёрт возьми, том, что был на одной стороне с потенциальной убийцей моего крёстного. Он так целовал меня, и я просто не могу верить в то, что этот человек способен причинить боль мне или моим близким.
