Удиви меня (СИ) - Юнина Наталья

— Нет, — качает головой, закрывая глаза. — Я хочу спать. Мне нужно поспать. У меня голова сейчас разрывается.

— Тогда иди поспи.

— Нет, — резко распахивает глаза. — Мне надо уехать. Я хочу побыть одна.

— Ладно. Давай я отвезу тебя домой.

— Нет, — качает головой. — Я на такси. И не домой. К Диме. Мне бы только найти мой телефон.

— Я сам отвезу тебя к Диме. И телефон ты могла как раз оставить в машине.

— Да, наверное, — растерянно бросает она, рассматривая мою руку. — Тебе надо ее обработать. Давай я обработаю.

— Я сам. Ничего страшного.

— Я сейчас… только умоюсь еще раз, — вставая с дивана, хрипло произносит Полина.

— Хорошо.

Никогда не думал, что молчание может так раздражать. Ни одного произнесенного слова за всю дорогу. Если честно, от души хотелось встряхнуть Полину.

— Дверь закрыта, — наконец разрушает затянувшееся молчание, как только мы подъехали к дому ее брата.

— Сейчас открою. Только я хочу, чтобы ты кое-что поняла, пока будешь у брата. Точнее решила для себя. Я больше не пойду тебе на встречу первым. Бегать за тобой я тоже не буду. Если идти на встречу, значит идти на встречу друг к другу. Смотри, — перевожу взгляд на часы. — У тебя есть почти два дня. Да, мало, конечно, но все же. Если мы продолжаем наши отношения — то встречаемся в аэропорту. Договорились?

Вместо ответа Полина кивает, рассматривая свои запястья.

— Хорошо.

Не знаю, что именно хорошо. И будет ли оно вообще хорошо, но тем не менее я киваю в ответ и выхожу из машины. Молча провожаю Полину до лифта и только когда двери начали закрываться понял, что держу в руках ее телефон.

— Телефон опять забыла.

— Точно, — грустно усмехается, забирая его из моих рук, касаясь меня холодными кончиками пальцев. — Ну, пока.

— Пока.

Глава 49

— Может быть ты хоть что-нибудь скажешь, а не просто завалишься на диван? — зажмуриваю глаза от яркого света и пытаюсь сконцентрироваться на том, что говорит Дима.

— Я поживу у тебя пару дней, а потом уйду. Я с папой немного поссорилась и ушла из дома, вернее, он меня попросил. А сейчас и с Сережей. В смысле, тоже поссорилась. Вот. Ну и мама на меня обиделась. Точнее, на всех. Короче, отстань, Дим. Ты, кажется, куда-то собирался уходить, вот и иди, — резко открываю глаза. Что ж я такое хамло, да еще и не в своем доме? — Прости, просто у меня дурное настроение. Ну и что нарушила твои планы, тоже прости. Понимаю, что ты не сможешь привести никого на ночь, но это ненадолго. Лучше пожить у тебя, чем заявиться к Ане, где она мне не только проест мозг с воплем «что случилось», но и… там дети. Не смогу я с ними, они мешают. К Маше тоже не хотелось бы, у нее муж всегда… в трусах ходит. Неловко стеснять человека.

— Полина и неловко это что-то новенькое, — садясь рядом со мной, с усмешкой произносит Дима, приобнимая меня за плечо. Если еще несколько секунд назад я была в какой-то прострации, то сейчас даже проснулась. Дежавю. Кажется, Алмазов говорил точно так же и обнимает так же. Или так не говорил, а это мне только кажется? Смотрю на Диму и вижу Сережу. Нет, точнее, видеть, то не вижу, но ощущение, что передо мной сидит он — не проходит.

— Изыди.

— Ты кукушечкой ударилась?

— Нет. Это я не тебе. Дим, иди, пожалуйста, куда собирался. Я немного не в себе. Спать хочу, я очень мало спала.

— И все же, что случилось?

— Не знаю, — шумно выдыхаю. — Все в одночасье повернулось ко мне жопой. Ты не поймешь. Иди, пожалуйста.

— А кто поймет?

— Не знаю, — пожимаю плечами. — Мама, наверное. Но я не буду ей звонить.

— Почему?

— Наверное, потому что это будет слишком эгоистично с моей стороны. «Мама, приедь ко мне, мне срочно нужно поплакаться, вот прям сил нет», так?

— Ну обычно у девочек так и есть, а что тут такого?

— Ты меня хорошо слышал? Я сказала, что она обиделась, фактически послав всех в задницу. А теперь она должна мчаться к двадцатиоднолетней кобыле, потому что ей вдруг плохо и на слезу пробило? Как ты себе это представляешь?

— Так и представляю: «Мам, прости, что обидела, мне плохо, приезжай к Диме в квартиру». Ну примерно так, только побольше чувств в голосе. Ой, ладно, кобылушка двадцатиоднолетняя, можно просто сказать: «Дима, пошел в жопу, у меня ПМС». Так будет эффективнее, — целует меня в щеку и, наконец-то, встает с дивана. — Покрывало, подушка на верхней полке в белом шкафу. Наглаженные наволочка и простыня — в нижней полке комода. Кровать, возможно, в естественных биологических жидкостях, так что спи на диване. К тому же, он твердый, все, как ты любишь.

— Спасибо за заботу, можно было и без подробностей про свои жидкости.

— Всегда, пожалуйста, Полечка. Еды в квартире нет, ты уж сама как-нибудь.

— Обязательно.

Не описать словами, какое я испытала облегчение, когда закрыла за Димой дверь. До дивана почему-то не дошла. Так и присела на грязный коврик, прислонившись спиной к двери. Зажмуриваю глаза, чтобы противные слезы не пошли в пляс, вот только оказалось — это совершенно невозможно контролировать. Самое отвратительное, что я не знаю почему они текут.

Ненавижу себя. Просто ненавижу. Я даже не размазня — хуже. Истеричка и размазня. Столько держаться, чтобы в один миг превратиться в плачущую, жалеющую себя развалюху. Но ещё больше раздражает не то, как я себя вела и веду, и даже не то, что Алмазов меня выгнал, а то, что я не хочу, тупо не хочу уходить вон. Я не хочу ничего менять. Не хочу! Этот переделанный угодник мне нужен. Я уже не хочу жить как раньше. Но и ехать в аэропорт — это прямой путь к тому, что я всегда буду уступать. Это же показатель того, что, по сути, я — слабачка. И не ехать — тоже так себе идея. Зачем добровольно лишать себя того, что мне по душе? Проучить Алмазова и не прийти? А этим я точно проучу именно его? Сомневаюсь…

Домой тоже не хочу. Категорически не хочу показывать папе свою слабость, ещё и говорить про причины возвращения. Нет уж, не дождется. Если перед Сережей я уже и так показала себя во всей красе, перед папой — не буду.

Противный ком в горле стоит так, что даже не могу сглотнуть, от чего ещё сильнее начинаю захлёбываться слезами. Перевожу взгляд на руку и начинаю истерически хохотать. Мне на фиг не сдалось это кольцо, да я даже никогда их не носила. Лишняя грязь на руке, ещё и цепляться будет за все, что попало. Но факт того, что оно предназначено именно для меня, вызывает во мне какую-то радость, перемешанную… со злорадством.

— Выкуси, Соня. Ах нет, прости, выкуси, София! Мое кольцо! Мое и точка.

Прав Алмазов, я и вправду злая. А ещё, как оказалось, истеричка и эгоистка. Пошли все в сад. Я жутко хочу спать. Так хочу, что как будто меня накачали убойной дозой снотворного. Так и завалилась на диван в чем была, несмотря на грязную одежду и ранний час.

Проснулась резко, словно на меня свалился груз весом в тонну. Жуткое ощущение — голова тяжелая, а живот… С животом реально беда. И вот тут я поняла, что разбудил меня именно он. А если быть точнее — желудок, а не живот. Он просто пел песни под названием «Покорми меня!». На часах одиннадцать вечера. Наверное, я бы и дальше дрыхла прям до утра, если бы не голод. Никогда я не была такой голодной. Подлетела к холодильнику. А дальше — ступор. Когда Дима говорил, что у него нет еды, я не предполагала, что ее настолько НЕТ. И это повар?! Чертов сапожник без сапог. Молоко, энергетик и пиво. Все! Глазам своим не верю. Даже ни одного овоща. Морозильник тоже пустой. И в полках кроме кофе и чая — ничего. Он вообще здесь живет? От отчаяния и голода хотелось выть. Не раздумывая, накидала в корзину привычный для нас с Алмазовым заказ в пиццерии, а дальше… облом. После выяснения причины, по которой я не смогла оплатить заказ, я даже чуточку перехотела есть. Если папа сейчас не спит, ему как минимум должно икаться. Заблокировать карту — это круто. Очень умное, взрослое и взвешенное решение. «А как ты хотела, Поля? Поступила против моих желаний и ушла к Алмазову. Вот пусть теперь он тебя и обеспечивает. Если передумаешь, ты всегда знаешь, где твой дом».