Верь только мне (СИ) - Тори Мэй
Почему ты не смотришь на меня?
—Пять, четрые, три, два, одииииииннн! С Новым Годом! С Новым Годом! — голоса подхватывают поздравления и следом раздается звон стекла и хрусталя. —С новым счастьем!
Чокаясь, бокалы группируются над столом, и среди игристого вина и детских соков я замечаю в знакомой руке стакан воды, который намеренно стукает по моему бокалу в самом конце.
Вибрация от стекла разносится через пальцы вверх по запястью и дальше через все тело.
Напиток совсем не хочет проглатываться. Жмурюсь от пузырьков непослушным стадом ударивших в нос. На глазах выступают слезы. От шампанского, конечно.
—А теперь быстро все на улицу! — командует папин брат под первые залпы салютов за окном. —Молодежь, вы первые обуваетесь! Нас много, поэтому живенько!
Часть толпы высыпает в коридор, пытаясь разобраться, где чья куртка и какой ботинок правый.
Естественно, я не могу сделать и шага. Тело как парализованное. В голове невзлетевшим салютом катается по полу и искрит сотня эмоций.
Невыносимо хочу встретиться с ним взглядом. И больше всего боюсь этого.
Чуть задерживаюсь за столом, отказываясь от руки помощи Вани. Хочу поравняться с Вильгельмом и заговорить, когда он будет выходить из-за стола.
Но спешит одеваться вместе со всеми, даже не глянув в мою сторону. Вместо этого болтает с двоюродной сестрой, которая, похоже, снова переориентировалась с Мишки на Вила.
Она что-то живо рассказывает ему, включая обоняние на полную. Вил кивает и улыбается фирменной самодовольной Фишер-стайл улыбочкой. Такая перевернутая ухмылка, когда человек сам от себя прется.
Жадно сканирую любимую фигуру.
Радует, что за месяц от ссадин практически не осталось следов, да и в целом он выглядит очень хорошо. Волосы отросли длиннее обычного и небрежно уложены назад.
Он одет в черный лонгслив и брюки, только вот почему-то не хватает кулона. Как всегда выглядит подтянутым и крепким. В последнюю нашу встречу на него больно было смотреть, а еще больнее осознавать, что мне пришлось сказать ему в ту ночь.
Меня топит чувством вины, а с другой заливает радостью от того, что он здесь.
По-любому знает, каким взглядом я сейчас смотрю ему в спину, но виду не подает. Полный игнор. В моем же доме. Вот же сучонок своенравный!
Меня подняло потоком счастливого ветра на невероятную высоту, а затем им же шмякнуло о твердую землю.
Продолжаю истуканом стоять в гостиной. Слышу, как вся компания шумно спускается по подъездной лестнице на улицу, смешиваясь с потоками веселых соседей.
В коридоре еще кто-то обувается, и я четко осознаю, что не пойду туда. Я не знаю, как себя вести. Слишком много глаз. Слишком много эмоций.
Вил здесь, но я ничего не понимаю.
Почему он делает вид, что мы не знакомы? Зачем прилетел тогда?
Слышу звук захлопывающейся двери и выдыхаю. Надеюсь, моего отсутствия на улице не заметят.
Выключаю в квартире свет и решаю, что посмотрю салют из окна. В смешанных чувствах направляюсь в свою комнату.
Первое, что я там вижу — это огромный, просто необъятный букет красных роз, стоящий на полу комнаты. Красный, наглый, с понтом. Фишер-стайл.
Сердце снова совершает кульбит. Я несмело подхожу к букету, будто он может исчезнуть, сделай я резкое движение.
Присаживаюсь рядом, касаясь тугих бутонов: лепестки еще совсем холодные. Встречаясь с теплом комнаты, они едва уловимо благоухают.
Среди цветков торчит уголок серебристой открытки, и я аккуратно вытаскиваю записку. Но на ней ничего нет. Пусто.
Глупо, но это ухмыляется меня. Фишер объявил мне бойкот даже на бумаге.
Зато справа от необъятного куста замечаю плюшевое нечто, с неловко разъехавшимися ногами. Беру пушистое чудо в руки и узнаю в мягкой игрушке Бэмби.
Глазастый олененок с коричневой пятнистой спинкой на четырех длинных и мягких ножках с миленькими копытцами и коротеньким хвостиком.
Гляжу в огромные вышитые на мордочке глаза и чувствую, как к моим собственным подкатывают слезы.
—Такое же мелкое ссыкло, как ты, — внезапно раздается позади меня голос, и я подпрыгиваю от неожиданности. Святая миссия Вила — меня пугать.
Я должна что-то сказать, но слова не вяжутся.
Город освещает мое лицо зарницами разноцветных вспышек, а я сижу в оцепенении на полу спальни и кошусь сквозь темноту на широкоплечий силуэт Вила, опирающегося о косяк комнаты.
Он не ушел со всеми. Не оставил меня.
Не знаю, замечает ли он мои потуги заговорить с ним в отсутствии освещения, но Фишер снисходит и спокойно проходит вглубь комнаты, подавая мне руку и помогая встать.
Повинуюсь, не смея даже дышать, вдруг он исчезнет вслед за букетом.
Вил подводит меня к окну спальни, где с нашего высокого этажа открывается панорама переливающегося салютами города, и мягко притягивает к себе.
Серые глаза смотрят на меня серьезно с нечитаемой эмоцией. Он осуждает меня, знаю, и вместе с тем, он здесь.
—Вилли…, — хочу начать я, но у меня получается только несвязанное блеяние.
—Тшшш, — шепчет мне в волосы, ладонью прижимая за затылок к себе.
Послушно кладу голову ему на грудь, глядя на бесконечно множащиеся вспышки, и до сих пор не верю в происходящее. Несмотря на внешнее холодное спокойствие, сердце Вила колотится как бешеное.
Чувствую это и инстинктивно его обнимаю его еще крепче. Прижать. Унять болючие эмоции. Знаю, как ему хреново, потому что мне не лучше.
Он пахнет собой: терпкая, слегка горьковатая кожа и свежий парфюм с ноткой пряностей, лежащий неуловимой вуалью у него на шее, куда я утыкаюсь своим холодным от всхлипываний носом.
После всего, что я сделала, он обнимает меня.
Мы будто не месяц не виделись, а половину жизни пропустили. Как магнит, который должен притягиваться, но его вдруг другой стороной развернули. И тянет и отталкивает. Воздух буквально наэлектризован.
—Зачем ты здесь? — наконец-то удается вымолвить меня в шею.
Вил молчит. А я не шевелюсь, утопая в его тепле. Так скучала по его объятиям.
—Ты обижен?
—Я обижен, — глухо отвечает Вил.
—Ты поэтому игнорировал меня?
—Меня слишком разъебало по эмоциям, когда я тебя увидел….
Мальчик мой….
—Я во всем виновата, мне так много нужно тебе сказать! — слезы сами катятся из глаз.
—Во-первых, я больше не хочу, чтобы ты плакала. Никогда! Во-вторых, первым буду говорить я и долго. И в третьих, не здесь, — отвечает серьезно.
Забери меня!
—Ты прилетел ко мне? — поднимаюсь руками по его плечам, мягко прохожусь по шее и по затылку запускаю пальцы в копну его волос.
—Нет, я решил соблазнить твоего брата тебе в отместку, — прыскает со смеху. —Глупый ты Олень! Конечно, к тебе! Ты мне кое-что обещала, я прилетел за этим.
—Что я обещала? — смотрю на него во все глаза, пытаясь вспомнить, что. Хотя, сейчас плевать. Что угодно.
Жадно исследую руками его тело. Опять же, чтобы убедиться, что он реальный.
—Если ты продолжишь меня так же наглаживать, — рывком за талию он прижимает меня еще плотнее к себе, и я бедром я чувствую его промежность. —То разговора не выйдет.
Сглатываю.
Он наклоняется к моим губам так, что его шепот щекочет их чувствительную кожу:
—Ты обещала верить только мне. Моим словам и чувствам. Своим чувствам в конце концов, Виолетта. Не коллегам, не друзьям, не, блять, тёте, у которой свои заскоки в голове.
На этом моменте меня током прошибает. Он знает, он все знает.
—Мне верить! — обхватывает ладонями мое лицо.
—Я буду, буду! Вилли! — пытаюсь заглянуть ему в душу. —Я такая дура!
Вил притягивает меня к себе и впивается в губы поцелуем. Это не нежный и трепетный поцелуй, и даже не изголодавшийся страстный.
Это надрыв, мольба, ликование и всепрощение. Он сжимает меня в тисках. Его разрывает, я это чувствую. Нам будет нелегко, но мы справимся. И он прав, разговаривать нужно не здесь.
—Не говори так на себя, ты не виновата, маленькая. Ни в чем! Поняла меня? — он по-родному прижимается губами к моему лбу. —И давай, одевайся, нас уже ждут.
