Укротить сердце (ЛП) - Хантер Ава

― Господи, ― жалуется он. ― Вы этого не делаете.

Но мы делаем.

― Хочешь ударить меня ― попробуй, ― усмехается Уайетт, сжимая кулаки. ― Это будет не первый раз, когда я надеру тебе задницу.

― Это была тренировка, ― огрызаюсь я.

И тут я взрываюсь.

Ноздри раздуваются, красный цвет затуманивает зрение, и я бросаюсь на брата, хватая его за футболку. Я крепко держу его, отведя кулак назад для удара. Печаль и ярость требуют, чтобы я выбил из него всю дурь.

Но я не могу. Я злюсь не на него.

Я злюсь на себя, на DVL, на все, что произошло.

Мой кулак замирает в воздухе.

Прежде чем я успеваю отпустить его, Уайетт бьет меня кулаком в живот. Без колебаний.

Воздух покидает мои легкие. Я спотыкаюсь, сгибаюсь пополам, затем восстанавливаю дыхание.

― Дешевый прием, ― говорю я сквозь стиснутые зубы.

Уайетт усмехается.

― Если мне придется надрать твою ворчливую задницу, чтобы ты пришел в себя, пусть так и будет. ― Мы смотрим друг на друга, напряжение между нами спадает.

Уайетт отходит от меня, делая неглубокие вдохи, затем поворачивается и говорит:

― Мэгги мертва, но ты ― нет. И Руби тоже.

Я вздрагиваю, его слова ― словно нож в яремную вену.

Форд шипит.

― Ты ведешь себя как придурок, Уайетт.

― Кто-то должен это сказать, ― огрызается он в ответ.

Я запускаю руки в волосы, провожу ими по бороде.

― Она заслуживает кого-то другого. ― Признание этого вслух разрывает мое сердце пополам. Горячие слезы застилают мне глаза. ― Я никогда не должен был…

― Что, любить ее? ― Перебивает Уайетт. ― Чарли, эта девушка вернула тебя. ― Глаза у Уайетта красные, он качает головой. На его лице отражаются неподдельные эмоции. ― Она заслуживает тебя. Ты боролся за нее, чувак. Ты откачивал ее больше двадцати минут. У нее есть пульс, она дышит благодаря тебе.

Я застываю на месте. Не в силах дышать. Не в состоянии думать. Во мне борются надежда и безнадежность. Я так боялся снова полюбить, что не решался рискнуть, признаться в своих чувствах к Руби. Однажды я чуть не потерял ее. Я могу потерять ее сейчас. Но если бы мне пришлось выбирать заново, я бы снова сделал это.

Без сомнений.

Я смотрю на солнце, встающее на востоке, и у меня на мгновение перехватывает дыхание. Яркое, сверкающее, золотое. Переливы пурпурного и розового. Такое же яркое, как моя девочка-подсолнух.

Руби бы это понравилось.

Мне нужно вернуться туда. Я должен оставаться сильным ради нее. Я не помогу ей, если сломаюсь.

Я выдыхаю и поворачиваюсь к Уайетту.

― Ты прав.

― Я всегда, черт возьми, прав. ― Он одаривает меня дерзкой улыбкой. Потому что это Уайетт. Мой младший брат никогда не спускает меня с крючка, следит за моей задницей через полмира, не давая сойти с ума, и за это я ему чертовски благодарен.

― Уайетт, заткнись, ― приказывает Форд. ― Чарли, держи себя в руках. ― Затем низким голосом он говорит: ― Доктор здесь.

Глава 51

Чарли

Доктор стоит в комнате ожидания с отцом и братом Руби, которые разговаривают вполголоса. Я замечаю сходство. У отца и брата Руби такие же ярко-голубые глаза. У них такая же яростная, упрямая линия подбородка.

С Фордом и Уайеттом за спиной я иду прямо к ним, и когда доктор смотрит на меня, узел напряжения в моей груди ослабевает.

Черт возьми, он смотрит на меня.

― Вы муж? ― спрашивает он.

Я останавливаюсь возле них и скрещиваю руки.

― Пока нет.

Брат Руби, Макс, переводит на меня взгляд. Его руки сжаты в кулаки, словно он собирается выбить из меня все дерьмо.

Пусть.

У меня есть кое-что поважнее, о чем нужно беспокоиться.

Сердце подскакивает к горлу, и я хриплю:

― Как она?

Доктор вопросительно смотрит на отца Руби. Получив от него быстрый утвердительный кивок, он отвечает:

― Руби дышит самостоятельно, и это уже хорошо. В настоящее время она в критическом состоянии и находится под действием успокоительных. У нее учащенное сердцебиение и сломано ребро.

Я вздрагиваю.

Это моя вина. Ненавижу себя за то, что причинил ей боль.

Словно прочитав мои мысли, доктор говорит:

― Сломанное ребро заживет. Вы все сделали правильно. Самое главное ― обеспечить ей надлежащее лечение.

Я сглатываю, выдыхая воздух.

― Как… что с ней случилось?

― Остановка сердца. Из-за ее заболевания в сочетании с адреналином, эмоциональным стрессом и вдыханием дыма ее сердце не выдержало. ― Его глаза осматривают мою грязную одежду, а лицо выражает сочувствие. ― Как я понимаю, у вас была непростая ночь, мистер Монтгомери.

На короткую секунду я закрываю глаза, ярость и боль захлестывают меня.

С DVL, блядь, покончено.

― С ней все будет в порядке? ― спрашиваю я, мой голос срывается.

― Если она переживет ночь, мы позаботимся об остальном. Сейчас мы завершаем все тесты на мозговую активность, пока она без сознания. Но мы не можем делать прогнозы о ее неврологической функции, пока она не очнется. ― Доктор сочувствующе улыбается. ― Полное выздоровление… это будет чудом, мистер Монтгомери.

Я напряженно киваю.

― Хорошо, что у вас там девушка, которая именно им и является.

Доктор обдумывает мои слова.

― Мы будем держать вас в курсе.

― Спасибо. ― Я пожимаю ему руку.

Доктор уходит по коридору, оставляя нас с отцом и братом Руби. В комнате ожидания воцаряется неловкое напряжение.

Отец Руби поворачивается ко мне.

― Ты.

У Уайетта за моей спиной перехватывает дыхание.

Я встречаюсь с ним взглядом.

― Сэр?

Я замираю, опасаясь, что они обвинят меня, хотя я уже сам виню себя. Страшно, что они не позволят мне быть рядом с ней. Но я буду бороться с ними. Я бы посмотрел, как кто-нибудь попытается остановить меня или хотя бы намекнуть, что мне не следует быть рядом с ней.

В его глазах блестят слезы.

― Ты Чарли? Ковбой, которого любит моя Руби.

― Да. ― Я киваю головой в сторону палаты Руби. ― Она ― вся моя жизнь, ― говорю я ее отцу. ― Пожалуйста. Не разлучайте меня с ней.

Проходит целая вечность, прежде чем он кивает.

Я уже двигаюсь, но прежде, чем я успеваю войти в комнату Руби, Макс преграждает мне путь.

Мои руки сжимаются в кулаки.

Я так близко.

Так близко к тому, чтобы выломать эту чертову дверь и добраться до моей девочки.

Я понижаю голос, чтобы меня слышал только Макс.

― Говори, что хочешь сказать, а потом убирайся с дороги.

― Ты знаешь о ее состоянии? ― спрашивает Макс, его челюсть подрагивает.

― Она мне рассказала.

― И ты готов взять это на себя? ― Его голубые глаза, такие же цепкие, как у Руби, приковывают меня к месту. ― Ты готов быть рядом с моей сестрой? Заботиться о ней, когда она будет болеть? Никогда не иметь детей? Смотреть, как она снова умирает у тебя на руках, если до этого дойдет?

Мне хочется ударить этого ублюдка. Но потом я вспоминаю Эмми Лу. Я бы сделал то же самое. Черт, я уже сделал. Если для того, чтобы добраться до Руби, мне придется выслушать все дерьмо от ее брата, я сделаю это.

Я иду к тебе, малышка.

Я подхожу к нему вплотную. В моем уверенном взгляде нет никаких сомнений.

― Я выбираю ее. Я люблю ее. Что бы с ней не случилось, я буду рядом. Буду с ней, если она заболеет. Подхвачу ее, когда она потеряет сознание. И я никогда не оставлю ее.

Внезапно на глаза Макса наворачиваются слезы.

― Ты серьезно?

― Клянусь своей жизнью.

Макс смотрит на отца, и между ними происходит молчаливый диалог. Затем он кивает и отходит в сторону.

― Иди, ― говорит он, его тон ― смирившийся.

После этих слов я вхожу в комнату Руби.

Вот она.

Моя девочка.

С замирающим сердцем я стою как вкопанный, лихорадочно оглядывая ее. Руби выглядит хрупкой, слабой, такой чертовски маленькой на больничной койке. Ее лицо и губы бледные, под глазами темные круги. Ее окутывают трубки и провода. Аппараты выдают ровный ритм.