Все темные секреты (ЛП) - Гальего Паула
С какой легкостью ложь срывается с моих губ — это абсурдно. Ложный тон возникает сам по себе, как и выражение обеспокоенности на моем лице. Я становлюсь совершенно другим человеком, действую без размышлений. Каждый жест, каждое слово, каждый вдох — это делает кто-то другой за меня. Не я.
— Не понимаю, чем могу помочь, — отвечает она с робкой улыбкой.
Мое тело продолжает действовать, говорить, придумывать… Я вижу себя со стороны, будто выхожу из собственного тела и наблюдаю, как убеждаю её, как Брисеида приглашает меня в свои покои, совершенно не подозревая, что впускает волка в овчарню.
Это ощущение ужасает меня, и я заставляю себя сосредоточиться. Вонзаю ногти в ладонь, кусаю губу, пока не почувствую вкус крови, и боль возвращает меня в реальность.
Брисеида предлагает мне бокал, и я уже собираюсь отказаться, но понимаю, что это дает мне несколько ценных секунд, и принимаю предложенное питьё.
Она отворачивается к маленькому столику в гостиной и начинает наливать напиток.
— Что, собственно, произошло? — интересуется она. — С вами всё в порядке?
Сердце сжимается, когда я понимаю, что её беспокойство искреннее несмотря на то, что она почти меня не знает. Но я решительно не позволяю себе думать, задавать вопросы. Отвечаю уклончиво лишь для того, чтобы отвлечь её, и опустошаю себя изнутри.
Скульптура из камня, блок льда, пустая страница. Я становлюсь этим, делаю шаг вперед, вынимаю кинжал и молча обещаю себе, что всё закончится быстро.
Кладу руку ей на плечо, готовясь перерезать ей горло сзади. Но я не успеваю это сделать, потому что Брисеида кладёт руку поверх моей, сжимает её и разворачивается с неожиданной силой; одним ударом в запястье выбивает кинжал из моей руки.
Она пытается удержать меня. Она выше и с легкостью хватает меня за предплечья, но я быстра. Высвобождаюсь и бью её в бок, и она тут же приходит в себя, чтобы в ответ ударить меня по лицу так, что перед глазами вспыхивают звезды.
Эти движения, этот бой удерживают меня в настоящем моменте, и я понимаю, как легко поддаться инерции, как просто продолжать удары один за другим, будто это не что иное, как тренировка в Ордене, и будто результат всего этого — не смертельная схватка, а ещё один рейтинг в испытаниях.
Я не позволяю себе думать иначе. Я не позволяю себе осознавать реальность.
Я хватаю Брисеиду за волосы, и она кричит, вырывается и подсекает меня ногой, сбивая на пол.
Она хватает меня за горло. Сжимает.
И в моей голове звучит голос — одновременно старый и молодой, глубокий и мягкий, шершавый и сладкий:
Остановись.
Я бью её коленом в живот, её силы ослабевают, но я не могу полностью освободиться. Я снова тянусь к ней, и она отвечает ударом в челюсть, не слыша голоса, который теперь звучит громче:
Остановись.
Но я не останавливаюсь. Я не думаю.
Удар за ударом бой близится к концу.
Брисеида извивается, тянется, и, несмотря на мои попытки остановить её, ей удается схватить кинжал, который я уронила.
Остановись!, кричит кто-то, или что-то.
Я поворачиваю голову в сторону, туда, где проходит незримая грань между этим миром и следующим. Там, застыла в бездне невозможного, вытянутая, узкокостная, пугающая фигура смотрит на меня двумя глазами, полными тьмы.
И я знаю, что это Эрио, смерть.
Брисеида поднимает кинжал, не замечая темное существо, что пришло за мной. Я поднимаю руку, чтобы остановить её, и едва удерживаю на мгновение, в который успеваю задуматься — а может, не так уж плохо позволить ей это сделать.
Не будет больше миссий, не будет приказов. Не будет больше боли.
Один кинжал, который положит конец всему, смерть, которая наконец освободит меня.
Моя рука слабеет. Лезвие нависает надо мной.
Если ты это сделаешь, ты больше её не увидишь, предупреждает меня Эрио.
И что-то взрывается в моем сердце.
Я думаю об Амите, о её улыбке и обо всем, что я готова отдать, чтобы увидеть её хотя бы ещё раз.
Я напрягаюсь, останавливаю руку Брисеиды. Поднимаю колено и бью её в живот — удар едва доходит до цели, но этого достаточно, чтобы сбить её концентрацию. На мгновение ослабляю её руку, что держит кинжал, и, прежде чем она снова замахнется, бью её по подбородку. Я выгибаюсь, срываю дыхание от усилия, потому что моё тело всё ещё болит после побоев Эриса, но мне удается выскользнуть из-под неё.
Эта будет последней. После Брисеиды — всё. Конец.
Я найду Амиту. Найду и уговорю её сбежать вместе.
Мне удается прижать Брисеиду к полу. Я с силой сжимаю её плечи, не давая ей двигаться.
У нас был шанс, когда одну из соперниц Амиты выбрали для подмены, а ей самой поручили другое задание.
Мы поняли, что больше не увидимся, и она спросила меня, на что я готова пойти, чтобы этого не произошло.
Тогда я не нашла в себе смелости ответить правду.
Я не была достаточно храброй, чтобы представить жизнь вне Ордена.
Но сейчас — я готова.
Я наношу ей удар, который оглушает её, отбираю кинжал, крепко его сжимаю и поднимаю над ней.
Остановись, вновь шепчет Эрио мне на ухо.
У меня нет времени задумываться, почему смерть всё ещё говорит мне не убивать, если я уже решила жить.
Ещё один раз, прошу я её. Позволь мне жить, чтобы увидеть её хотя бы ещё раз, молю я.
Сделка заключена, дочь Мари, — бормочет голос, сотканный из вечности и кошмаров, и моя рука находит силы вырваться из её хватки и вонзить кинжал прямо в сердце Брисеиды.
Её глаза широко раскрываются на миг, руки безвольно опускаются по сторонам тела. Кровь начинает сочиться из раны.
А затем Брисеида начинает меняться.
Её светлые волосы становятся каштановыми, её глаза приобретают теплый карий оттенок, а в полуоткрытых губах я замечаю милый зазор между передними зубами.
Моё сердце замирает.
Руки дрожат, что всё ещё сжимают, кинжал, пронзившем сердце, которое я любила.
Амита.
Нет. Нет. Нет.
Я пытаюсь проснуться. Сжимаю глаза изо всех сил, но ничего не происходит.
Это не может быть реальным.
Я вынимаю кинжал из её груди и пытаюсь остановить кровь руками. Кровь Амиты струится сквозь мои пальцы, пока я пытаюсь осознать неосознаваемое, принять то, что невозможно принять.
Тёплая рука касается моей щеки.
— Почему? — шепчет она, её голосом, голосом Амиты.
В своём потрясении я не могу понять, спрашивает ли она, почему я её убила, или почему пытаюсь теперь спасти.
Слов не хватает.
Я сжимаю её руку, обхватываю её хрупкие пальцы в отчаянии. Кровь из раны продолжает вытекать, унося её жизнь, всё вокруг покрывается красным.
Её губы дрожат, когда она их приоткрывает, когда на них появляется грустная улыбка.
— Я не хотела умирать, будучи другой, — бормочет она.
Её рот тоже наполняется кровью. Её зубы, некогда белые, теперь выглядят как ужасная насмешка, как зловещая улыбка.
Она моргает раз, затем другой. Из её рта вырывается глухой звук, жалобный стон, а затем её глаза начинают закрываться.
— Нет, — всхлипываю я. — Нет…
Я отпускаю её руку, которая безвольно падает на пол, и снова пытаюсь остановить кровь, сжимаю рану, неистово, и вдруг понимаю что-то. Понимаю, что она не знает, кто я. Она не знает, что это я её убила, но также не знает, что не уйдёт одна.
Я меняюсь. Со всеми последствиями. Я возвращаюсь в своё настоящее обличье — с теми чёрными волосами, которые она гладилa, с теми щеками, которые она заставляла краснеть, с теми губами, которые она целовала…
— Амита, — шепчу я. — Амита, я не знала. Прости меня. Прости меня, пожалуйста. Амита…
Но Амита не открывает глаза.
— Амита?
Я нежно глажу её щеки, и глубокий ужас пронзает меня, когда я вижу следы крови, которые оставляю на её лице.
Она не могла умереть. Не сейчас; не могла уйти, думая, что одна, думая, что больше никогда не увидит меня.
