Первая любовь - Мария Зайцева
Не надо было ее целовать.
Не надо. Нахера? Вот нахера это сделал?
Правильно, мудак потому что.
Не сдержался.
Девочка была такая манящая с этими сонными усталыми омутами глаз, с немного растрепавшейся аккуратной тяжелой прической, в которую так хотелось зарыться руками, вытащить, нахер, все заколки и распустить пушистую копну волос.
Не сдержался.
Как в мареве каком-то, в дурмане, полез лапами, поцеловал, а дальше – провал, блядь, временной. Как в фантастических романах, что читал мальчишкой.
Опомнился только, когда почувствовал копошение в районе ремня.
Чуть пришел в себя, и охренел.
Оказывается, он за секунду успел перетащить девочку себе на колени, расстегнуть на ней кофту, стащить белье, распустить волосы, и все это – не прерывая жадного поцелуя!
Ну что тут скажешь? Даже с отключенным сознанием его тело действовало вполне себе профессионально, стремясь получить все удовольствия, что могла дать ему эта маленькая, хрупкая девочка.
Опыт, как говорится, не пропьешь.
Опять он перепутал, похоже, фантазии с реальностью (а это диагноз, диагноз, блядь!), и опять страдает мышка, которую еще чуть-чуть и поимел бы прямо в машине, как шмару плечевую.
Она-то не понимает, похоже, ничего. Ведется на него, отказать не может. Конечно, попробуй ему откажи, если он ей первым делом в рот языком лезет!
Митяй закурил и чуть поморщился, наблюдая, как ошарашенная случившимся девочка пытается застегнуть пуговицы на блузке, приладить на место белье, кажется, разорванное им к херам в клочья.
Мудак, он мудак и есть.
Ничего нормально сделать не может. Даже девочку усталую до дома довезти без приключений.
Вон трясется как, испугалась, наверно, до чертиков.
Ну ничего, все еще можно исправить.
Шарахнулась она, конечно, из машины знатно. Бежала, аж пятки сверкали.
Лежит, поди, сейчас, и трясется от страха, а, может, радуется, что все обошлось.
Митяй отвлекся на пиликанье трубки.
Валек.
Веселый-напряженный голос. Грохот музыки на заднем фоне.
– Братуха, не спишь? Подваливай, у нас тут веселье начинается!
– Где?
– Да вот возле клубешника нашего любимого. Круто тут: телки, вискарик, только тебя ждем!
– Еду.
Митяй кинул трубку, полез в бардачок, достал блеснувшее матовым воронением оружие, сразу дослал патрон.
Валек просто так не звонит. Весело, значит.
Ну, повеселимся.
Через час, лениво наблюдая за грузящимися в тонированные джипы чужаками, прикуривая, Митяй с удивлением заметил чуть подрагивающие пальцы.
Странно. С войны не дрожали у него руки. Да и там только первый месяц такое накатывало.
Странно.
Валек, ухмыляясь разбитой рожей, что-то балаболил по своей привычке, Митяй даже не вслушивался, задумавшись о том, что завтра девочка могла его и не дождаться.
Мысль была странная, нелепая и отчего-то горькая.
Он мимолетно совсем представил, о чем бы она думала, маленькая ведьмочка с огромными черными усталыми глазами, если б он так и не появился бы больше никогда в ее жизни.
Вспоминала бы его? А если да, то как долго?
Почему-то именно после этой, совершенно глупой, дебильной даже в своей нелогичности, неожиданности, разборки с пришлыми, совершенно не рубящими фишку, кто где есть в этом городе, парнями, разборки рядовой, хорошо, малой кровью закончившейся, ему в голову залетела эта дикая мысль.
Залетела, зацепилась и никак не хотела отпускать.
Как и сама девчонка, ведьмочка, серая мышка с бездонными глазищами.
– Ты прости, брат, я тебя из постели выдернул, наверно, – донесся до него сквозь размышления голос Валька, – как там, кстати, Дюймовочка? Сладкая? Я бы…
И замолчал внезапно, потому что воздух резко вышибло из груди от удара о капот машины. Уставился в недоумении в абсолютно дикие, бешеные глаза Митяя с зрачками-точками, особенно страшными на фоне яркой синевы радужки. Глаза сумасшедшего.
– Заткнись, блядь, – ровно и тихо проговорил Митяй, прижимая Валька локтем к капоту джипа, – ни слова о ней, усек?
Валек не смог ответить все по той же причине острой нехватки воздуха, но понятливо закивал.
Все понял, брат.
Конечно, брат.
Больше никогда, брат.
Как же ты так вперся, брат?
Митяй отследил последнюю мысль, мелькнувшую в хитрых глазах друга, тряхнул его еще разок для профилактики, отпустил, сплюнув.
Как открытую книгу, блядь, читает.
Вообще не дело это все. Вообще не к месту такая слабость, что заставляет руки подрагивать от страха.
С войны не было. И на войне не было. А тут – ну надо же.
И правда, как же он так вперся-то?
5
Кристина подошла, недоверчиво щурясь на сверкающую на мартовском солнце машину. Не зря пацаны на мойке носились, как ошпаренные. Хоть и ненадолго такая красота по нынешней погоде, но как раз хватило, чтоб с шиком подкатить к дверям общаги.
Митяй с удовольствием оглядел тоненькую напряженную фигурку в огромной старой куртке и стоптанных сапогах, вышел, светанул белозубой улыбкой курящим на крыльце общаги студентам. Лица их были достойны того, чтоб сфотографировать на память. Жаль, фотика с собой не было.
– Садись, мышка.
– Мне на работу… – слабо запротестовала она, чуть упираясь.
Митяй, не заостряя внимания на беспомощной попытке сопротивления (ага, куда ей против него, смешно даже), аккуратно подхватил под локоток, смачно чмокнул в шейку возле ушка, усадил в машину:
– Отпросил я тебя сегодня, не волнуйся. Не обеднеет твой шашлычник.
Кристина, судя по всему, обалдела, даже не смогла возразить.
Митяй, довольный собой, как котяра, загнавший мышь, завел мотор и выехал на улицу.
– Куда мы едем? – девочка, поерзав на сиденье, все-таки подняла на него слегка настороженные глаза. Не доверяет, значит.
А в машину села.
– Покатаемся, мышка. На набережную хочешь?
– Я там не была никогда…
– Чего? – Митяй даже повернулся к ней, отвлекаясь от дороги, – это как так?
– Я вообще тот район не знаю, все время здесь, и жила здесь, и училась, – пожала плечами Кристина.
– И чего, даже летом не ездила никогда, с подружками? – Митяй покачал головой.
Уникум просто.
Никогда не была на набережной, хотя прожила всю жизнь здесь.
Не гуляла с подружками по вечерам вдоль Волги, флиртуя с парнями. Да весь город, кажется, там гуляет летом! Но только не эта ведьмочка.
– Нет… У меня только одна подружка, со школы, она тоже… Не особо любит гулять…
– Значит, исправим, – решительно кивнул Митяй и вырулил на трассу.
Набережная Волги в марте, это, конечно, не то, что набережная Волги в мае или июне.
Холодно, пронизывающий ветер с реки, серый ноздреватый лед. Волга тронется только в середине апреля, тогда здесь будут горожане наблюдать за ледоходом.
Но все равно, несмотря на не очень комфортные условия, река завораживала.
В воскресенье, в середине дня здесь было
