Люсинда Кэррингтон - Девяносто дней Женевьевы
– Мне пришлось его надеть. У меня просто не было выбора, – выпалила Женевьева.
– Все так говорят.
– Нет, меня действительно заставили его надеть, – настаивала Женевьева.
– Вам ведь в нем было очень хорошо и вы чувствовали себя сексуальной, не так ли? Вам было приятно, что ваш парень возбуждается, глядя на вас.
– Мне пришлось его надеть.
– Что значит «пришлось»? – усмехнулась Джорджи. – Вам что, приставили пистолет к голове?
– Я просто заключила что-то вроде… сделки, – уклончиво ответила Женевьева. – С моим… другом.
– Значит, вы тоже играете в игры, – кивнула Джорджи. – Да мы все в них играем! Это ведь так прикольно. – Пошарив по столу, она нашла сантиметровую ленту. – Вам придется снять пиджак. И юбку. – Поймав на себе удивленный взгляд Женевьевы, Джорджи объяснила: – Меня попросили сшить платье и сапоги, и поэтому мне нужно измерить ваши ноги.
Женевьева расстегнула пиджак и выскользнула из юбки. Джорджи внимательно за ней наблюдала.
– Я могу подогнать под ваш размер стандартные сапоги. Это будет дешевле, чем сшить новую пару на заказ. У вас очень красивые ноги.
Женевьева вдруг вспомнила, что Джорджи лесбиянка.
– Благодарю вас, – бросила она, понимая, что голос подвел ее и слова прозвучали довольно резко.
Джорджи встала и, посмотрев на Женевьеву, язвительно усмехнулась.
– Не волнуйтесь, я не собираюсь вас насиловать.
– Простите меня, – покраснев, пробормотала Женевьева. – Я не хотела вас обидеть.
– Вы, люди традиционной ориентации, все одинаковы. Считаете нас, геев, сексуальными маньяками, – произнесла Джорджи и начала снимать мерки с профессиональной деловитостью и точностью. – Я не бегаю по городу как одержимая в поисках сексуальных партнеров и, встречаясь с женщинами, не думаю о том, насколько хороши они будут в постели. Все, чему суждено, случится. Честно говоря, вы не в моем вкусе. Слишком уж вы женственная и утонченная.
– Я ничего не имею против геев, – заверила ее Женевьева.
– Хотите сказать, что у вас много подруг-лесбиянок? – поддразнила ее Джорджи.
– Даже не знаю, – призналась Женевьева. – О таких вещах обычно не распространяются. Люди не бегают по городу, рассказывая всем встречным и поперечным о своей нетрадиционной ориентации.
– Это точно, – кивнула Джорджи. – Люди практически ничего не знают о геях и потому боятся их. Голову даю на отсечение, вы постесняетесь сказать своим подругам, когда будете знакомить их со мной, что я лесбиянка. И в клуб для лесбиянок тоже постесняетесь зайти.
Женевьева вспомнила Бриджит. Ей вдруг захотелось рассказать Джорджи о том, что она занималась любовью с женщиной. Однако Женевьева не знала, сможет ли девушка сохранить ее тайну, и решила промолчать. К тому же она не была уверена в том, что Бриджит – лесбиянка. Она профессиональная проститутка и за деньги может прикинуться кем угодно.
– Нет, не постесняюсь. Я не вижу в этом ничего зазорного.
– Смелое заявление. Можно подумать, что вы каждый вечер тусуетесь в гей-клубах!
– Честно говоря, я даже не знаю, где они находятся, – сказала Женевьева. – На наружных вывесках обычно не пишут «Только для лесбиянок».
– Я могу провести вас в такой клуб, – сказала Джорджи. – Вы согласны? Посмо́трите, как отдыхают ваши антиподы. – И, заметив, что Женевьева застыла в нерешительности, добавила: – Мы обычно не танцуем голышом, трахая друг друга огромными резиновыми пенисами. Я не поведу вас в «Шкаф» – это довольно специфическое местечко. Мы отправимся туда, где можно расслабиться, поболтать с друзьями и выпить хорошего вина.
Женевьева вдруг улыбнулась.
– Я согласна. Когда пойдем?
– В ближайшие несколько дней точно ничего не получится. У меня очень много работы, – произнесла Джорджи. – Давайте сделаем так: я дам вам номер своего телефона, вы позвоните мне, и мы договоримся. Если вы мне не позвоните, то я пойму, что вы передумали. Я не обижусь, честное слово.
– А ваша подруга не устроит вам сцену ревности?
– Ее там не будет, – усмехнулась Джорджи. – Она студентка, изучает менеджмент. В любом случае я точно знаю, что она возражать не станет. Вы ведь не лесбиянка. К тому же я уже сказала, что вы не в моем вкусе.
Открыв коробку, в которой лежала вещь, сшитая Джорджи, Женевьева подумала, что ей прислали обычное платье. Однако взяв его в руки, она поняла, что в этом великолепном кожаном туалете нельзя гулять по городским улицам. У платья не было рукавов, зато имелся глубокий, открывавший почти всю грудь овальный вырез, по обеим сторонам которого были пришиты металлические кольца. К ним крепились тонкие цепи. Женевьева уже знала, для чего нужны все эти украшения и что с ними следует делать.
У платья практически не было спинки. Одна тонкая кожаная лента служила поясом, другая находилась между ягодицами и еще две (по форме они были похожи на петли) уходили под них. Черные линии выгодно подчеркивали соблазнительные формы Женевьевы. Эти ленты нужно было пристегнуть к заклепкам на передней части юбки, туго затянув на бедрах.
В коробке также лежали кожные перчатки до локтей и сапоги. Они были длинными (закрывали колени), узкими (плотно обтягивали ноги) и зашнуровывались от носков до самого верха. Увидев высоченные каблуки-шпильки, Женевьева поняла, что, когда она наденет эти сапоги, ей придется стоять на пальцах. Такой экстравагантной и неудобной обуви Синклер еще ни разу ей не присылал.
Когда Женевьева наконец зашнуровала сапоги и встала, ей показалось, что она идет на цыпочках. Несмотря на то что Джорджи предусмотрительно подложила под пальцы ног специальные подушечки, Женевьева все-таки не была уверена в том, что сможет в этой обуви спуститься с лестницы, не упав при этом, и дойти до машины. «Интересно, что подумают обо мне соседи, когда увидят меня в этих сапогах?» – спросила себя женщина и в который раз обрадовалась тому, что живет в таком замечательном районе, жильцы которого (причем почти все) в выходные возвращались в загородные дома к своим семьям.
Надев сапоги, Женевьева стала учиться в них ходить. Каково же было ее удивление, когда она поняла: для того чтобы не падать и не ходить на пальцах, ей нужно просто изменить походку и передвигаться маленькими шажками. «Так ходят японские гейши», – сказала себе Женевьева и решила, что это неудачное сравнение. Вспомнив о гейшах, она тут же подумала о том, что Синклер, находясь в Японии, приятно проводит время в их обществе.
Женевьева представила, как японская девушка в красивом национальном костюме, встав на колени перед Синклером, снимает с него туфли, и затем он, завернувшись в темное кимоно, идет следом за ней к глубокой ванне. Женевьева вообразила, как они вдвоем сидят в воде и девушка, весело смеясь, моет Синклеру спину. Потом Женевьева увидела, как они занимаются любовью, лежа на простом хлопчатобумажном матраце. Синклер целует девушку, ласкает ее языком, изучая изящные изгибы ее тела. Японка, взяв в рот его член, ласкает его, проглаживая языком по всей длине, от кончика до основания и обратно. Наконец Синклер начинает дрожать, достигнув кульминации. Вдруг гейша превратилась в Джейд Челфонт. Женевьева поняла, что это уже не фантазии. Все, что она сейчас представила, могло произойти в реальной жизни. Женевьеве хотелось кричать от злости и отчаяния. Ее настроение не улучшилось даже после того, как она услышала голос Синклера: он позвонил, чтобы сказать, когда за ней заедет.
