Генри Саттон - Эксгибиционистка. Любовь при свидетелях
— О чем?
— Я не знаю, как к вам обращаться. Вы хотите, чтобы я называла вас по-прежнему «мистер Кэнфилд», несмотря на то, что мы уже провели в разговорах несколько часов.
— Господи, да нет, конечно. Называйте меня Чарльз.
— Хорошо, Чарльз, — сказала она.
Он потеребил свою бородку, но от ее взора не ускользнула улыбка, которую этот жест должен был скрыть. Он улыбнулся, как кот, только что проглотивший канарейку. И ей было смешно видеть такую улыбку.
Они посидели еще немного в этом захудалом гриль-баре, и Мерри не очень-то удивилась, когда мистер Кэнфилд, то есть Чарльз, предложил ей заехать к нему домой на рюмку брэнди.
— Я живу тут совсем рядом, — сказал он.
Они как раз стояли на перекрестке, дожидаясь зеленого, и он махнул рукой налево. — Вам надо вернуться в общежитие не позже одиннадцати, так?
— Да, не позже одиннадцати.
— Ну, тогда по рюмке брэнди?
— Я не прочь.
— Отлично. И я не прочь.
Он срывал свои маски столь стремительно, что Мерри даже не была готова к такому повороту событий. Но раздумывать уже было поздно. Она ведь давно — еще несколько часов назад, сразу же после консультации и его приглашения «на кофе» — уже все для себя решила или решила ничего не решать и ни о чем не думать. Загорелся зеленый глаз светофора, Чарльз повернул налево и машина вскарабкалась на пригорок, где виднелось несколько рядов коттеджей. Он припарковался и повел ее по тропинке вдоль одинаковых домиков, потом они поднялись по шаткой железной лесенке и оказались в сумрачной гостиной, в которой развешенные по стенам многочисленные литографии и эстампы казались невыносимо претенциозными на фоне обветшалой мебели или, напротив, вытертые стулья и продавленная софа являли собой возмутительный контраст этим картинам. В углу, разумеется, стояла этажерка, прогнувшаяся от книг — в основном дешевых французских изданий в белых бумажных обложках.
Мерри села на кушетку, а Чарльз пошел за бренди. Она нимало не удивилась, когда он вернулся с двумя крошечными бокалами, поставил их на снятую с петель дверь, служившую сервировочным столиком, и обнял ее, даже еще не пригубив бренди. Он это сделал внезапно, но уверенно и, как она стала подозревать, ему это было не впервой. Она подумала, что он выбрал довольно удачный момент: все произошло не слишком быстро — он не бросился ее целовать, едва за ними захлопнулась входная дверь, — но и не слишком поздно, так что ни любопытство, ни тяга к приключению, приведшие ее, как и многих других до нее, в эту квартирку, пока еще не успели рассеяться. Его поцелуй не был ей неприятен, но она не ответила ему. Она и не восприняла это как поцелуй: ее раздражала его борода. До сих пор она еще не целовалась с бородатым мужчиной. Возможно, эта борода была частью его заранее спланированной программы действий, так что первый поцелуй, может быть, только лишь из любопытства, она стерпела и не устроила ему взбучку.
Он развивал перехваченную инициативу, выпустив ее из объятий и подав ей бокал бренди и, как только она пригубила янтарную жидкость, спросил:
— Ты девственница?
— Нет, — ответила она. — Почему вы спрашиваете? Вы что, отдаете предпочтение девственницам?
— Нет, — ответил он. — Я их гоню в шею.
— Да?
— Достаточно того, что я учу их днем.
— Ясно, — сказала она. — Ну, тогда не беспокойтесь.
— Хорошо, — сказал он. И снова поцеловал ее, теперь с большим чувством, продолжительно, положив ладонь ей на грудь. Мерри не понравилось, что у него все идет по давно проверенному плану и, может быть, только из чувства противоречия, ей захотелось покочевряжиться.
— У вашей двери каждый вечер выстраиваются длинные очереди девственниц и недевственниц?
— Не у двери, — сказал он, засмеявшись, — и не каждый вечер. Но вообще-то случается. Со мной же безопасно!
— Безопасно?
— Ну да. Я же нахожусь вне рамок жизненных идеалов здешних девиц. Вряд ли они мечтают лечь в койку с каким-нибудь симпатягой из Кливленда или Сент-Луиса или еще откуда-нибудь, за которого они надеются в один прекрасный день выйти замуж. А я — не он. И к тому же, я привык держать язык за зубами, а не то меня вытурят с работы — во всяком случае, они так считают. Я — тот несчастный, незаметный, никому не нужный мужичонка, от которого ничего не зависит, поэтому от того, что они хоть раз здесь побывали, тоже ничего не зависит. Думаю, так оно и есть.
— И вы полагаете, что и я здесь по той же причине? Что у меня есть симпатяга в Сент-Луисе?
— У тебя — вряд ли.
— Тогда почему же?
— Понятия не имею, — ответил он. — Насколько я понимаю, тебе нужна хорошая оценка по истории искусства.
— Это очень пошлое предположение, — возразила она.
— Я ведь сказал «Насколько я понимаю…». С другой стороны, возможно, я тебе нравлюсь. Или ты считаешь меня привлекательным.
— Неужели?
— Но я как-то об этом не думаю. Самое главное, что я считаю тебя привлекательной. Очень привлекательной, — и он опять ее поцеловал. На этот раз его рука оказалась у нее на бедре и поползла вверх. Она удивилась его шуточке насчет хорошей отметки. Это было похоже, подумала она, на шантаж наоборот. Она же пришла к нему со слабой надеждой, что они только обменяются авансами. А он принял ее предложение, но изменил условия, да так, что теперь ей еще придется самой выбирать позу. Смех один, да и только!
— Пойдем! — сказал он. — Там куда удобнее.
Быстро же это у него делается — но так и было задумано. Она поняла, что если откажется последовать за ним в спальню, он просто выпроводит ее на улицу. Он ведь ясно дал ей понять, что на академическом рынке плоти предложение уравнивается спросом. Теперь ей предстояло решать: сказать «да» или «нет», поступить так или иначе. И поскольку она уже угрохала на эту затею пять или шесть часов и поскольку не было никакого резона отказываться, она пошла за ним в спальню.
Но он вдруг сбавил скорость. За ней уже в некотором роде поухаживали, и она была завоевана. А теперь предстояло насладиться плодами победы, которыми он не спешил воспользоваться. Они разделись и легли в кровать, он навис над ней, опершись на локти и начал ласкать ее, осторожно проводя кончиками пальцев по коже. Потом взял ее ладонь и положил себе на член, и она сжимала его, пока он ласкал ее тело. Потом он еще раз ее поцеловал, лег на нее, с силой вторгся внутрь и поинтересовался, подготовилась ли та к приходу.
— «Подготовилась»?
— У тебя есть диафрагма?
— Нет, — ответила она.
— Черт побери! — воскликнул он и выскочил из нее. Он протянул руку к тумбочке у кровати, выдвинул ящик и достал пакетик презервативов.
