Генри Саттон - Эксгибиционистка. Любовь при свидетелях
— Ну, и нас тоже. Она ждет ребенка. Это будет уже шестой, — Эллен объяснила, что Биллу Хопгуду, возможно, придется принимать роды самому. Роды ожидались со дня на день, и даже ранним сентябрем снегопады могут неожиданно заблокировать высокогорные дороги.
— А почему она не ляжет в больницу?
— И оставит пятерых малышей и Билла? Нет, она этого не сделает. Да и больница отсюда в восьмидесяти пяти милях. Они туда и не доберутся.
— Но ведь можно вызвать врача на дом.
— Нет, ждать — слишком большой риск. В шестой или даже в пятый раз роды проходят очень быстро.
Спицы Эллен снова засновали, и будничный тон, которым она изложила свои доводы, поразил Мерри даже больше, чем сами эти доводы. И еще поразило Мерри отношение к тому, что она сочла за варварские условия здешнего существования, и покорность, с которой принимали жизненные тяготы эти люди.
— А что вы сделаете?
— Я возьму у местного фельдшера саквояж с необходимыми инструментами. Стерильные ножницы, пластырь — все, что понадобится Биллу. И книгу какую-нибудь. Не для него. Вряд ли она ему понадобится. Это же все равно, когда рожает овца или лошадь.
— А что случилось в прошлый раз? С пятым?
— Это было летом. И дороги были хорошие. Так что врач смог приехать.
— Ясно.
— Так ты поедешь?
— Да, я поеду.
Эллен ничего больше не сказала, но у Мерри было такое чувство, что в эту поездку ее пригласили не просто для развлечения и не только для того, чтобы бабушке не было скучно в дороге. Она поняла без дополнительных объяснений, что Эллен хочет показать ей, как они здесь живут. И Мерри сгорала от любопытства.
На следующее утро после завтрака они отправились в дорогу. Их путь лежал в горы по тропе, которая вилась по долинам и часто бежала вдоль горных ручьев. Горы громоздились вокруг гигантскими грядами — окружающий пейзаж был исполнен величия и мощи, но вместе с тем здесь царила удивительная свежесть и покой.
Ранчо Хопгудов оказалось большим лугом, раскинувшимся в широкой долине меж двух гор. Дом, амбар, курятник и прочие хозяйственные постройки поражали неухоженным, запущенным видом. Дом давно нуждался в покраске, но внутри было уютно и чисто. В кухне стояла старинная нефтяная печка, а старшие Хопгуды — детей нигде не было видно — сидели за кухонным столом и пили кофе, наливая себе из эмалированного кофейника. Они чинно поприветствовали гостей, и Эллен передала им книгу и саквояж. Они долго благодарили ее за то, что она везла все это в такую даль. А Эллен говорила, что это пустяки и что она с удовольствием воспользовалась случаем повезти Мерри в горы.
— Ты плохо знаешь деревенскую жизнь? — спросил мистер Хопгуд.
— Я городская девушка, — ответила Мерри и, чуть помолчав, добавила. — Увы.
— У меня ноги болят от ваших тротуаров, — проворчал мистер Хопгуд. — Но кому-то они нравятся.
Они сидели и молча пили кофе, а потом мистер Хопгуд встал из-за стола.
— Посиди здесь и поболтай немного с Фрэнсис. А то у меня кобыла жеребится в сарае.
— Кобыла? — переспросила Мерри, широко раскрыв глаза.
— Ну да. Хочешь посмотреть? Можно, миссис Хаусмен? Вы не возражаете, если она пойдет со мной в сарай?
— Мы вместе пойдем.
— Конечно.
Он повел их к сараю. Эллен вошла, за ней следом Мерри. Они не стали слишком близко подходить к кобыле, чтобы не встревожить животное. Кобыла лежала на полу, и Мерри даже на расстоянии двадцати шагов могла слышать ее тяжкое дыхание. Время от времени тело животного сотрясалось от схваток.
— Еще не скоро, — сказал мистер Хопгуд, словно извиняясь, что им придется постоять и подождать.
— Тогда мы сходим к Фрэнсис. А потом опять заглянем, — сказала Эллен.
— Ну и отлично.
Они вернулись в кухню и просидели еще час. Потом Эллен сказала, что им пора. В машине она объяснила, что не хотела оставаться дольше, иначе Хопгуды стали бы предлагать им пообедать, а она не может вводить их в лишние расходы. Мерри пожалела, что не увидела, как жеребится кобыла.
— Да, это занятное зрелище, — сказала Эллен.
Накануне отъезда Мерри бабушка снова отвезла ее к Хопгудам. Фрэнсис еще не родила, но кобыла ожеребилась, и Мерри пошла посмотреть на голенастого тонконогого жеребенка. Он как раз сосал мать. Это зрелище умилило Мерри чуть ли не до слез.
— Как же мне хочется такого малыша! — сказала она вечером за ужином.
— За жеребятами надо ухаживать. Нельзя их оставлять без присмотра. Их надо выгуливать каждый день. Им нужна тренировка.
— Знаю, но могу же я помечтать.
— Мечтать мы все можем, — сказала Эллен.
Уже в автобусе, вспоминая этот разговор, она, кажется, поняла, чего на самом деле хочется Мерри.
* * *В Скидморе все было по-другому. Или, может быть, Мерри стала другая. Но жизнь там была совсем не такая, к какой она привыкла в Мэзерской школе. Тут даже можно было не ходить на занятия. Никому не было дела до того, где ты — лишь бы к одиннадцати вернулась в общагу. И жизнь Мерри тоже переменилась. Возможно, оттого, что девочки в колледже были более воспитанными и рафинированными, — не то что в приготовительной школе. А может быть, просто Мерри приехала сюда, имея уже достаточно высокое мнение о себе, и отлично знала, чего она стоит и чего она хочет — словом, прежняя неловкость и натянутость в отношениях с другими исчезла. Теперь ей было все равно, что думали про нее другие, восхищались ли они славой и обаянием ее отца, и ее сходством с ним. Или ее красотой. Теперь это ее совсем не волновало.
Жила она в общежитии Фоли, и это было здорово, потому что в Фоли жили не только «первачки», но и второкурсницы и третьекурсницы. Мерри подружилась со многими третьекурсницами. Нет, она вовсе не старалась взобраться по социальной лестнице — ведь не говорят же о сбивающихся в стаи птицах, что они взбираются по социальной лестнице. Просто с девочками старшего возраста у нее было больше общего, с ними было интересно. Они уже пожили самостоятельной жизнью и кое-что знали, даже больше, чем просто «кое-что». Они знали больше Мерри — некоторые, во всяком случае. Большинство же первокурсниц были, как выразилась Сара Уотсон, «глупыми целками», и Мерри пришлось с этим согласиться.
Сара была отличной, потрясающей девчонкой, толковой, но ужасно ленивой — она и сама так считала. Но она была достаточно одаренной и выработала для себя такой план действий, чтобы получше реализовать свои природные данные.
— Роберт Фрост[26] считает, что студент, если он на что-то годен, не станет делать домашние задания, а лучше возьмется за что-то другое такой же трудности, — говорила она. — И я буду придерживаться этого правила.
