Будь моим
Кофемашина тихо тарахтит, наливая в чашку американо, запах которого медленно расползается по всей моей кухне. Хочу включить кондиционер, открытые настежь балконные двери только усугубляют ситуацию, гоня в дом горячий воздух с улицы, но понятия не имею, куда сунула пульт. Я запросто могла положить его в холодильник. Я рассеянная, хоть и спала как убитая прошлой ночью. Тру пальцами шею над ключицей, натягивая ворот белой рубашки на то место, где малиновым цветом светится большой засос. Может быть, это был укус, мне трудно сказать, ведь у моих мозгов летаргический сон. Наверное, это инстинкт самосохранения.Он спасает мои мозги от перегрева. Между ног ноет и побаливает. Очень ненавязчиво, но этого достаточно, чтобы при каждом движении я получала напоминание о том, что внутри меня побывал мужчина. Достаточно, чтобы этот дискомфорт можно было не заметить и в стотысячный раз барахтаться в своих ощущениях, пытаясь запомнить их. Но проблема в том, что я не хочу запоминать и вспоминать, я… хочу еще. Я хочу Градского. Стоя на своей кухне, я, мать вашу, хочу снова заняться с ним сексом! Когда я проснулась в его постели сегодня утром, хозяина дома уже не было. Он скинул мне сообщением инструкции о том, как закрыть квартиру, предложив остаться в ней, если мне так угодно, а сам уехал по делам. Спать с ним в одной постели — проклятая зависимость. И ломка… не за горами… — Можно мне капучино? Обернувшись, смотрю на брата. Он заходит на кухню и опускает на стол большую коробку, на которой написано «Небьющееся». По коридору за спиной Андрея снуют грузчики, заполняя его такими же коробками. Я не думала, что у меня так много вещей. Я ведь толком ничего и не паковала… — Молока нет, — говорю, забирая чашку из кофемашины. — Американо. — Протягиваю её брату. — Тогда добавь сахара. — Сахара тоже нет. — М-да… — резюмирует брат. — Я еще не была в магазине, — оправдываюсь. На самом деле, в продуктовых магазинах я нечастый гость. Мы оба об этом знаем. Кухня — это территория мамы. Я с детства смутно представляю, откуда берутся продукты и что с ними делать, чтобы получился обед или ужин. — Надеюсь, ты не умрешь от голода в новой самостоятельной жизни. — Андрей подходит к балконной двери, по пути забрав у меня чашку. — А кто кормит тебя? — складываю на груди руки. — Стася? — Мы расстались. — Отпивает, глядя на город. — Когда? — выгибаю брови. — Недавно. — Вы… долго были вместе… — откашливаюсь. — Ну а теперь не вместе, — пожимает он плечом. Я не рассчитывала сыграть марш Мендельсона на их свадьбе, но все это неожиданно, ведь мы общались… в отличие от других его девушек, с этой я была знакома. Наверное, я слишком плохо отпускаю людей, раз новость вызывает легкий дискомфорт в груди. — Не морочься, — Андрей смотрит на меня, будто читая мысли. — Быть матерью Терезой утомительное кредо. — А ей это нравилось. Быть самим собой не утомительно, — просвещаю его. — Утомительно всю жизнь строить из себя кого-то другого. Это эхо циничных нравоучительных проповедей Влада заставляет прикусить изнутри щеку. Андрей хмыкает и бормочет: — Как скажешь, доктор Фрейд. Он на секунду уходит в свои раздумья, а я мысленно сгребаю в кулак собственное сердце, чтобы предупредить его скачку, и, откашлявшись, говорю: — Лев Градский — это ведь отец Влада? Я видела в новостях, ему вручали… государственную награду… Стараюсь не частить. Отвернувшись, хватаю со стола еще одну чашку и демонстративно колдую над кофемашиной. — Ага, — отзывается Андрей. — А где… его мать? — Чья? — Влада. — Вжимаю палец в кнопку, выбирая еще один американо. — Живет в Америке. Облизнув губы, интересуюсь: — Давно? — Примерно пятнадцать лет. Информация колючей занозой застревает у меня в голове. Я чувствую, что теряю бдительность, но все равно спрашиваю: — Они в разводе? Его родители… — Угу. Примерно пятнадцать лет, — намекает он на то, что я задаю глупые вопросы, но для меня они логичнее некуда. Пятнадцать лет… Если знаешь печальную историю его семьи, эта цифра приобретает ужасный смысл. Мое сердце не слушается, но я велю ему заткнуться, со всей дури сжимая тот самый воображаемый кулак, в котором его держу. — Она… — Снова прочищаю горло, чувствуя, как его саднит. — Она его что, бросила? Андрей молчит, и это заставляет меня обернуться. Задумчиво глядя вдаль, он говорит: — Да, наверное, можно и так сказать. — Ты что, сфинкс? — дергаю я его. — Что за загадки? Тряхнув головой, брат растягивает губы в улыбке и разъясняет: — Она уехала и больше не возвращалась. Да, наверное, она его бросила. — Почему? — вылетает из меня тихий вопрос. — Долгая история. — Он ставит чашку на стол и смотрит на часы. — Они общаются? — Нет. Сглотнув слюну, я задаю вопрос, на который, кажется, уже знаю ответ: — У нее там… другая семья? — Да. Двое детей, кажется. Он принимается хлопать ящиками, ища посудомойку, а когда находит и опускает в нее чашку, я все еще не могу пошевелиться, чувствуя, как больно тянет в груди. Я не знаю, что должна чувствовать женщина, оказавшаяся на месте матери Влада, но я, похоже, по щелчку ее ненавижу! Как она могла бросить его… как?! Ведь он ни в чем не виноват… — А его отец? — Что? — Андрей смотрит на меня, и я надеюсь, что бурю у меня в душе нельзя увидеть невооруженным глазом. — Его отец, — повторяю. — Какие у них отношения? — Я не психолог, дорогая мать Тереза, — юродствует мой брат. — Скажи одним словом, — предлагаю, изображая спокойствие. Он вздыхает и направляется в прихожую, бросив на ходу: — Напряженные. Выйдя в коридор, он встречает вошедшего в квартиру парня из бригады грузчиков и спрашивает: — Много еще? — Это последние, — кивает тот на входную дверь. — Пойду расплачусь… — бубнит Андрей. Через десять минут я остаюсь в квартире одна. Одна в тишине, среди хаоса из своих вещей, коробок и мыслей. Целый ураган гребаных мыслей, который я пытаюсь приглушить, включив на колонке Брамса. Так громко, что рискую познакомиться с соседями, если они у меня есть. Принимаюсь за разбор вещей, хотя бы в этом занятии найдя себе место. Я затеяла этот переезд сегодня, украв один день из обещанных мне двух недель, потому что Влад занят. У его отца юбилей и жутко пафосное мероприятие, о котором пишут в сети. Между разбором коробок листаю ленту новостей, надеясь наткнуться на фотографии оттуда, но, кроме пары фото клубного ресторана в Центре, — ничего. Отшвыриваю телефон на диван и, выдохнув из легких воздух, опускаю лоб на согнутые колени.
