Сколько ты стоишь?
В конце рабочего дня они, не сговариваясь, вместе начали собираться и вместе же направились к выходу: Илья чуть впереди, Варя сзади. И совершенно не заметили многозначительных взглядов, которыми обменялись Мишин и Юрьевский, вышедшие из кабинета Сергея.
Сев в машину, Варя пристегнулась и немного неуверенно покосилась на Илью.
— Слушай… а можно… личный вопрос?
Он, кажется, слегка удивился, но кивнул.
— Конечно.
— Нога… она тебе не мешает водить машину?
— Нет, — покачал головой Берестов, явно ничуть не обидевшись. — Не мешает. И вообще почти ничему не мешает. Болит только, если ударишься или слишком долго ходишь. Ещё иногда ноет при плохой погоде, но терпимо. Знаешь же, бывают люди, у которых голова болит, когда погода меняется? А у меня вот нога.
— Знаю-знаю, — усмехнулась Варя. — Я такой людь как раз. Чуть что — и башка раскалывается.
— Ну вот. У Оли, например, хронический насморк, у её мужа зрение ни к чёрту с детства. У Полины — гастрит, а у Вовки плоскостопие, его даже в армию не взяли. У каждого человека что-то есть, и тем не менее к немногим относятся так, как ко мне.
— Я поняла, — сказала Варя тихо. — Я очень хорошо понимаю, правда. У тебя просто внешнее проявление… ярче, что ли, острее. Когда человека видишь в первый раз, не можешь угадать, есть ли у него плоскостопие или гастрит. А хромоту замечаешь сразу. И невольно начинаешь сочувствовать.
— Угу, — Илья чуть поморщился. — Особенно прикольно бывает, когда мне женщины уступают места в общественном транспорте. В том числе беременные. Я ещё и по этой причине решил учиться водить машину — невозможно было ездить в метро и автобусах, тошно до ужаса. Будто я не парень молодой, а дедуля с клюкой. Вот и пошёл в автошколу. Хоть вождение и не моё совершенно, но пришлось научиться.
— А почему не твоё? — удивилась Варя. — Обычно мужчинам нравится…
— Значит, я неправильный мужчина, — хмыкнул Берестов. — Мне это всегда было не по душе. Но сама понимаешь, сколько не очень приятного мы порой вынуждены делать… Вождение — не самая ужасная на свете вещь.
— Это точно, — согласилась Варя. — Я, кстати, тоже не люблю водить машину. Но пришлось учиться: когда Дятел родился, его надо было возить то в одно место, то в другое…
— А родители на что? — удивился Берестов, и девушка засмеялась.
— Мой папа и машины — вещи несовместимые. Он рассеянный до ужаса… И хорошо, что сам это понимает, а то не дожил бы до своего возраста, врезался в какой-нибудь столб. А Ирина… тут вообще беда. Она бы и рада научиться, но её с детства в автомобилях укачивает так, что она из обычной женщины превращается в бледную поганку.
— Говорят, когда сам водишь, не укачивает…
— Говорят, — кивнула Варя. — Вот только у неё нет ни малейшего желания эту теорию проверять, да и у меня тоже, если честно. Мне проще самой отвезти Кешу, куда надо, чем потом Ирину реанимировать.
Была ещё одна причина, но Варя решила о ней не говорить.
Когда сам растёшь без мамы, не пожелаешь этого никому другому, особенно родному брату. Поэтому Варя, как могла, берегла мачеху. А если бы Ирина водила машину, Варя, наверное, с ума бы сошла от беспокойства.
— А можно теперь мне личный вопрос? — спросил Илья, и девушка сразу напряглась. Какой ещё личный вопрос?..
— Ну… можно, — ответила Варя осторожно и смутилась, уловив понимающую усмешку на губах собеседника.
— Только не обижайся, пожалуйста. Я хотел узнать… ты не ходила к психотерапевту после… — он на секунду запнулся, но всё же закончил: — …После изнасилования?
Варю чуть затошнило.
— Нет.
— А… почему?
Она вздохнула.
— Это сложно объяснить, но я попробую, если тебе интересно…
— Интересно, Варь. С полицией я понял, но врач же не полиция.
— Не полиция. И всё же… Там надо раскрываться, рассказывать о себе. У меня это не получается. Совсем не получается. Я пробовала дважды… В двенадцать и девятнадцать лет. В первый раз — после смерти мамы: даже папа со своей рассеянностью умудрился заметить, что я неделю молчу, и отвёл меня к психотерапевту. Я плохо помню, что она мне говорила… помню только, что легче не стало. Знаешь, когда стало?
— Когда? — тихо переспросил Илья, и Варя улыбнулась. Немного горько, но улыбнулась.
— Когда я разбила у нас дома всю посуду. Всю, до последней тарелки. Соседи даже ментов пытались вызвать, но те не поехали, сказали, что громить собственную квартиру посреди бела дня в нашей стране никому не запрещено. Даже пошутили, сказали: мол, звоните, если начнут посудой из окна швыряться…
Варя смутно помнила тот день. Что-то её тогда взбесило… Кажется, в школе упомянули про предстоящее родительское собрание, что о нём нужно сообщить «вашим мамам». И Варю будто взорвало изнутри.
Отец, вернувшись после работы домой, оглядел разгромленную квартиру уставшими глазами и сказал: «Дочур… а хочешь, завтра в зоопарк сходим?»
Варя, ожидавшая отцовской ругани, тогда оторопела… и согласилась.
