Деспот
У Мирона на руках его и мой паспорта. Судя по уставшему и серому лицу Виталия, который зевает всю дорогу, он и возил босса по всей Москве: белье, платье, туфли, кольцо и документы не явились из воздуха. Удивлена упрямством Мирона и восхищена самоотверженностью Виталия. С таким водителем и в Ад не страшно спуститься.
Сидим в просторном кабинете с белыми жалюзи на окнах. Женщина с выжженными неудачным осветлением волосами клацает по клавиатуре и торопливо вбивает наши данные в компьютер, и нет-нет, но поглядывает на молчаливого Мирона. По дороге в загс я раздумывала выпрыгнуть из машины и сбежать в лес, но не осмелилась.
— Распишитесь, — женщина с улыбкой протягивает распечатанное заявление.
Мирон решительно ставит размашистую подпись и придвигает лист и ручку ко мне.
Присвоить фамилию жене: Королькова.
Выпадаю из реальности. Руки трясутся и пробирает озноб вместе с жаром.
— Подписывай, — Мирон сидит, закинув ногу на ногу, и лениво покачивает носком туфли.
— Или вы хотели оставить девичью фамилию? — учтиво спрашивает женщина.
— Нет, — коротко и строго чеканит Мирон.
— Да, у вас красивая фамилия, — подпирает подбородок кулачком и очарованно смотрит ему в лицо, — грех от такой отказываться. Я бы взяла без вопросов.
Набираю полной грудью воздух, и на выдохе вывожу аккуратную подпись. У нас есть месяц. Спасительные тридцать дней.
— Прекрасно, — женщина забирает заявление.
Мирон встает со стула и уводит меня. Безмолвную, ошарашенную и пришибленную. В машине я вспоминаю, что мы забыли паспорта. Видимо, Мирон тоже немного потерян в реальности.
— Виталий вернется за ними, — заверяет он меня и приобнимает за плечи.
— Вернусь, — устало вздыхает тот, — куда я денусь.
Когда мы выходим из лифта, Мирон просит подготовить переговорную и собрать инженеров. Я обращаюсь к нему по имени и отчеству, потому что не хочу подорвать его авторитет среди подчиненных, и меня немного отпускает. Мы словно отдаляемся. Я вновь секретарша, а он босс.
Пробегаю по сонным и вялым инженерам и прошу спуститься в переговорную через пятнадцать минут. Ночь с истерикой, знакомство с родителями, загс меркнут в памяти за рабочими заботами, и я надеюсь, что Мирон тоже пришел в себя и вспомнил, кто он есть, когда вернулся в кабинет и сел за стол в удобное кресло. А он — свободный, богатый и красивый мужчина, который может завести кучу обворожительных любовниц и жить легко.
Нет. Пусть живет без любовниц. Хотя бы в первые три месяца. Нет. В первый год после того, как он выпнет из своей жизни, очнувшись от помешательства, он не имеет права на любовниц.
— Мирон Львович, — заглядываю в кабинет, — переговорная готова и вас ждут.
Откидывается назад и с загадочной задумчивостью взирает на меня. Сердечко раз и пропускает удар, а к щекам приливает кровь.
— Буду через пять минут, — повелительно кивает, и я выхожу.
Хватаю со стола блокнот, ручку и выбегаю из приемной. У лестницы меня ловит всполошенная Мария Ивановна и шепчет:
— Что ты натворила? Почему он тебя уволил?
— Что?
— Сказал искать новую секретаршу, — Мария Ивановна хватает за руки, — в срочном порядке! И с понедельника я опять у него на побегушках! Софья! Почему?
Я была права. Мирон пришел в себя и осознал, что вспылил. Медленно вытягиваю руки из вспотевших ладоней Марии Ивановны и отступаю. Крепко смыкаю дрожащие губы и сглатываю колючий комок слез.
— Софья, ты меня подставила.
— Мария Ивановна, — по лестнице величаво спускается Мирон, спрятав одну руку в карман. — Вернитесь к работе.
Та кидает на меня загнанный взгляд и семенит прочь, охая и ахая. Прячу глаза от Мирона, и тихой тенью следую за ним. Еле передвигаю ноги и в ушах шумит. Я на всю жизнь запомню выматывающий во всех смыслах аттракцион, на котором меня прокатил эксцентричный босс.
Не помню, как оказалась в переговорной. Очнулась лишь тогда, когда Мирон сел во главу длинного широкого стола и начал задавать наводящие вопросы по новому объекту. Какой-то жилой дом бизнес-класса в Дмитровском районе. Афанасий Петрович громко отчитывается, дергает инженеров, которые либо оправдываются, либо спокойно рассказывают о проделанной работе.
Я почти не вслушиваюсь и прижимаю блокнот к груди, в которой гулко бьется сердце. Мирон подразнил заявлением о бракосочетании, новой фамилией, сыном, что нагадала старуха Рамона, и опомнился. Я не выплыву.
— Всех благодарю.
Когда в переговорной остаюсь я и Мирон, то он протягивает мне бутылку воды.
— Ты жива там, Софушка?
— Жива, — выхватываю бутылку, вскрываю ее и жадно присасываюсь к горлышку.
— Посиди-отдышись.
— Все в порядке, — ставлю опустевшую наполовину бутылку на стол и вытираю рот. — Все просто замечательно.
Покачиваюсь от слабости, и Мирон мягким рывком усаживает к себе на колени.
— Все же посиди.
— Мирон Львович…
— Буду скучать по Мирону Львовичу, — вглядывается в лицо.
Порываюсь встать, но я вновь и вновь оказываюсь на коленях. На четвертый раз под смех Мирона в переговорную входит Виталий, который шагает к нам и кладет на стол паспорта и красную гербовую бумагу с печатью. Пялюсь на “Свидетельство о заключении брака” и поднимаю взгляд на Виталия, который широко улыбается:
— Поздравляю, пупсики.
Мирон берет мою правую ладонь и нанизывает на безымянный палец гладкое обручальное кольцо поверх того, что искрит благородными гранями.
— Но…
— Что? — вкладывает в ладонь второе кольцо и замирает с приподнятой правой кистью.
— Ты меня уволил, — подцепляю кольцо и в замешательстве надеваю его на безымянный палец Мирона.
— Я придерживаюсь патриархальных устоев, Софушка, — меланхолично отвечает он и протягивает вперед руку, разглядывая кольцо на пальце, — теперь твоя работа — быть послушной женой, любящей матерью и ненасытной тигрицей в постели. Справишься?
