Ты - мой грех
— Что с тобой?
— Ничего, — буркнула я, и сжала потную ладошку сестры сильнее, переводя её через дорогу.
— Мне больно! Ручка устала!
— Терпи!
— Люба, — захныкала сестра, и начала вырывать из моей хватки руку, — больно же!
— Хватит капризничать! — рявкнула я, и потащила её к остановке, слушая лепет, что она низкая, а я высокая, и как ей больно и неудобно когда я веду её за руку, и иду так быстро.
Прохожие смотрят на нас: кто-то с пониманием, кто-то с осуждением, а мне плевать на всех. Бесит.
— Любаша, — разревелась Диана, и я остановилась посреди тротуара.
— Ну что? Что ты ревешь?
— Ручка болит, отпусти!
Сестренка выглядит такой испуганной. Плечо трет. Боже, что я творю? Она же и правда низенькая, всегда жаловалась, когда ей приходилось руку задирать, чтобы за мою ладонь держаться, но обычно я и не бежала со всех ног, волоча её как тряпичную куклу за собой. А сейчас… сейчас я Диану довела до слез — и от испуга, и от боли.
Мне больно, зато теперь и маленькой, беззащитной девочке больно. Сорвала на ней свою злость, молодец, Люба Котова! Ай, молодец!
— Прости, малыш, — я присела перед ней на корточки, потянулась к зареванному личику, и начала вытирать слезы. — Сильно рука болит? Давай посмотрю. Дианка, я не буду так больше, прости меня. Настроение плохое.
— Я что-то сделала не так? — она перестала плакать, и взглянула на меня виновато.
Ох, Боже ты мой! Сорвалась на ней, и теперь Диана думает что я за что-то её наказывала, таща по улице на спринтерской скорости.
— Нет, ты ни в чем не виновата. Просто… просто так бывает, — коряво объяснила я ей, вытирая слезы, и приглаживая её мягкие, чуть растрепавшиеся от бега волосы.
Не смогу я сестре объяснить, что бывает и так: взрослые люди иногда срываются на тех, кто от них полностью зависит, и потом чувствуют себя за это распоследними сволочами.
— Всё, мелкая, я больше не буду делать тебе больно. Пойдем к остановке медленно, но за мою руку ты все равно должна держаться, ладно? Я не стану сильно сжимать, и пойду не спеша. А у дома зайдем в магазин, и купим что-нибудь вкусненькое, хорошо?
— Что случилось, Любаша? Расскажи мне, — на удивление сестра не купилась на мои извинения и обещания загладить свое свинское поведение вкусняшками.
И это шестилетняя девочка. Зареванная, умная маленькая девочка, которой я чуть руку не сломала несколько минут назад…
Я всхлипнула, и не смогла сдержать слезы. Хватит, Люба! Не реви! Мы посреди улицы, и не стоит пугать сестру своим рёвом! Просто, твою мать, успокойся, и подотри сопли!
Успокаиваю себя мысленно, пинаю, но слезы перешли в плач. Пытаюсь остановиться, и захлебываюсь. Хватаю воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег бурными волнами, и… не могу. Уже и не вижу ничего, не слышу. Лишь чувствую ладони сестры на моем лице.
— Люб, всё холосо будет… то есть хорошо, — расслышала я последнее утешение, и истерика чуть спала, так как я смогла улыбнуться — сестренка сама себя поправила.
Моя зайка.
Прижала её к себе на пару секунд, и смогла взять себя в руки.
— Теперь всё хорошо, — успокоила я её. — Можем идти домой.
— Правда? Ты больше не расстраиваешься?
— Нет, всё наладилось, — солгала я Дианке, вытерла лицо локтем, и поднялась на ноги.
На самом деле, возможно, это и не ложь. Все наладилось, да. Сходила в ресторан, вышла, со мной связалась помощница Алексея — Карина. Она записала меня в салон красоты, чтобы мое тело привели в порядок профессионалы. Я-то с помощью обычной бритвы справляюсь обычно, это и есть мои СПА: поваляться в ванне и побриться.
Меня это вынесло окончательно — поход в салон. Ночь в отеле близко, она уже не абстрактное зло, а вполне реальное.
А затем был звонок от матери. Просилась с Дианой увидеться. Голос трезвый, но веры ей никакой. С Дианой она захотела увидеться, а со мной — нет. Со мной не захотела…
Может, именно поэтому я и вела себя так с сестренкой, как последняя сволочь? Сама себя иногда не понимаю.
— Едем домой, — я бережно сжала ладонь сестры, и мы медленно пошли на остановку.
***
Чтобы загладить вину перед сестрой, я купила в магазине всё, что она просила. Мы вместе приготовили какую-то бурду: растопили плитки шоколада, и накрошили в получившуюся массу шоколадное печенье. Слопали. Это блюдо, рожденное фантазией Дианы, оказалось вкусным.
— Посидишь со мной, пока я рисую?
— Конечно, малышка, — кивнула я.
Диана может рисовать целыми сутками. Сижу в её комнате, она старательно вырисовывает карандашом что-то пока не очень мне понятное. Кое-где обои в комнате испачканы красками, а я ведь просила поберечь чужую квартиру! Ну просила же, блин!
Так, стоп, опять завожусь. Обои моющиеся, постараюсь оттереть, ничего страшного. Не стоит снова доводить сестру до слез, и срываться на ней.
Сначала сидеть с сестрой и смотреть на её рисовашки было скучно, но со временем… со временем я начала расслабляться. Душой отдыхать. Привалилась плечом к шкафу и, глядя на сестру, выдохнула. И чего я так распсиховалась? Всё это того стоит! Разве Лёшка заслуживает сидеть в колонии? Разве одна ночь с не самым неприятным мужчиной — большая плата за свободу брата? Некоторые всю жизнь с нелюбимыми спят, детей от них рожают, терпят физическое и моральное насилие, унижения, измены, побои. А мне-то всего одну ночь перетерпеть. Но я разнылась как овца, сестру чуть не покалечила, испугала её, сорвалась. Посреди улицы истерику закатила, идиотка.
— Это дяде Русу подалок… подарок, — снова исправила ошибку Диана.
Забавно, что её лепет только я понимаю. Рус — нет. Слишком тонкий у сестры голос, почти ультразвук. Я улыбнулась при мысли о Руслане, и покачала головой: еще недавно я его терпеть не могла, отталкивала, а ведь из мужчин только Лёшка и Рус пытались мою жизнь облегчить. Но один из-за меня за решеткой, а второму я собираюсь изменить. Супер!
— А что ты рисуешь?
