От заката до рассвета (СИ) - Инфинити Инна
— Ваш язык просто ужасен! — выдала мне однажды, когда в очередной раз перепутала падежи.
— Ты слишком заморачиваешься. Расслабься.
— Я выучу его чего бы мне это ни стоило! И перечитаю «Войну и мир» на русском!
Я не могу сдержать смеха, когда она вслух начинает мечтать о том, как будет перечитывать русскую литературу в оригинале. Сам я книги, если честно, забросил. Все свое свободное время я хочу проводить с ней, ни на что не отвлекаясь.
Мэриэн показала мне свои романы. Перед этим она очень нервничала и боялась. А когда я начал читать, от страха уткнулась лицом в подушку.
А чем больше я читал, тем больше поражался. У нее настоящий талант… Она настолько тонко описывает чувства и героев, настолько глубоко погружает читателя в переживания персонажей… Я как будто находился там с ними.
Я проглотил ее первую книгу за два вечера.
— Мэриэн, у тебя талант. Почему ты боишься публиковать это?
Она нервно курит на балконе.
— Ты думаешь, это кто-то купит?
— Конечно! Еще и экранизируют! Блин, да я чуть не разревелся в конце, когда они все-таки расстались. Почему ты не сделала счастливый конец?
— Не знаю… В жизни мало счастливых концов бывает. Три моих других романа тоже без хэппи-энда.
Я встаю с дивана и иду к ней на балкон. Сгребаю ее в свои объятия.
— Ты первый человек, которому я решилась показать свои работы, — тихо говорит.
Я довольно улыбаюсь. В Плезире, когда Мэриэн рассказывала мне о своей жизни, она говорила, что никому не давала читать свои книги из-за внутреннего барьера. Даже Флёр и Себастиану.
— Мэриэн, ты невероятно талантлива. О твоих книгах должен узнать весь мир. И я говорю тебе это не потому что я тебя люблю, а потому что это так и есть. Я как будто прожил жизнь с твоими героями. Я как будто там с ними находился. Как ты научилась так описывать эмоции?
— Не знаю… Это идет у меня изнутри.
— Я хочу прочитать остальные твои книги тоже. И давай договариваться с издательствами. Ты должна писать. Мэриэн, ты рождена для этого.
— Надо снова просить папу. Без помощи начинающему автору в издательства не пробиться.
Мне не нравится, что Мэриэн собирается просить о чем-то своего отца в то время, как у нее есть я. Но в этом деле я ей точно не помощник, к сожалению. Где писательство, а где я. К тому же ее романы на французском, поэтому логично сначала публиковать их во Франции.
После этого Мэриэн дает мне прочитать и остальные свои книги тоже. А у меня просто нет слов. Одна книга берет за душу сильнее другой. Это просто невероятно. Она рождена, чтобы стать писательницей. О ее книгах действительно должен узнать весь мир.
Вот только говорить с отцом Мэриэн не спешит. По-прежнему боится. Она и когда мне давала читать, тряслась от страха. Но тот факт, что я первый человек, кому она решилась показать свои работы, мне невероятно приятен.
Время летит, наступает уже ноябрь. Мы живем в невероятном счастье. Я каждый день лечу с работы домой будто на крыльях. Мэриэн целыми днями занимается русским языком, готовит, следит за порядком в квартире. Просыпается вместе со мной и делает завтрак, по вечерам встречает меня с ужинами. На выходных мы ходим гулять. Мы обошли почти все московские музеи, все парки, все выставки. Даже съездили в Питер как-то раз на выходных. Иногда мы ездим в гости к моим братьям или к кому-то из друзей. Бывает, кто-то приезжает к нам.
Мэриэн светится счастьем, и я чувствую невероятное облегчение. Она ни разу даже не заикнулась о том, что хочет назад во Францию. Она ездит туда периодически, когда у нее истекает виза, чтобы получить новую, но ни разу не сказала, что не хочет возвращаться в Москву.
Мы собираемся во Францию на новогодние праздники. Я должен познакомиться с ее отцом. К тому же у Мэриэн к тому моменту снова истечет виза, и ей нужно будет делать новую.
Но обстоятельства вынуждают нас ехать в Париж раньше.
В обычный субботний вечер в конце ноября мы возвращаемся домой из торгового центра, где покупали новогодние украшения для квартиры. Я несу пакеты в гостиную, как слышу, что у Мэриэн звонит телефон.
Она начинает разговор очень бодро, я так понимаю, это ее отец. Но потом неожиданно она быстро скрывается в нашей спальне и закрывает туда дверь. Меня это очень удивляет. Она никогда раньше не закрывалась от меня, чтобы с кем-то поговорить. Тем более с отцом.
Я мою руки в ванной возле нашей комнаты и решаю заглянуть в спальню. Мэриэн сидит на кровати, крепко сжимая телефон в руках, и смотрит в одну точку на полу. У нее трясется верхняя губа, а лицо побледнело.
— Что-то случилось? — аккуратно интересуюсь.
Она медленно поднимает на меня голову и смотрит стеклянными глазами.
— Да. Моя сестра погибла.
Глава 44. Место встречи — похороны
Я сразу же звоню своей начальнице и говорю, что мне требуется, как минимум, одна неделя за свой счет по семейным обстоятельствам. К счастью, она не докапывается и отпускает меня спокойно. Мы с Мэриэн покупаем билеты в Париж на следующее же утро и начинаем собирать вещи.
Я держусь спокойно, но, если честно, на самом деле я в панике. А вдруг Мэриэн снова перемкнет, и она решит жить за сестру? Исполнять какие-то ее мечты? Мэриэн хоть и была после разговора с отцом в шоковом состоянии, сейчас абсолютно невозмутима. Как будто не сестра погибла в автокатастрофе, а просто какая-то плохознакомая девушка, посетить похороны которой обязывают приличия.
Ночью я так крепко ее обнимаю и в самолете так крепко держу ее руку, что Мэриэн уже не выдерживает:
— Егор, со мной все в порядке. Мы с Элайзой никогда не были близки. Я не видела ее больше четырех лет. Она абсолютно чужой для меня человек. И на похороны мы летим только лишь потому, что будет странно, если меня там не будет.
— Я переживаю за тебя, — говорю честно.
— Не надо, — она широко улыбается. — Все в порядке, правда. Мы с ней друг другу никто.
После этих слов я сжимаю ее руку еще крепче.
«Мы с ней друг другу никто».
Хочу я посмотреть в глаза ее родителям, которые так воспитали своих дочерей. И, признаться честно, уважения к отцу Мэриэн я не испытываю. Как бы Кристина его ни нахваливала, я не считаю его достойным человеком. Сослать свою дочь в интернат, по сути лишить ее семьи, откупаться от нее только деньгами… Нет, у меня нет уважения к этому мужчине.
Из аэропорта мы едем домой к Мэриэн. У ее родителей огромная трехэтажная квартира на Елисейских полях. Такая стоит минимум несколько миллионов евро.
— Мне очень жаль, что мы знакомимся при таких печальных событиях, — осунувшийся и бледный Пьер Готье протягивает мне руку.
— Примите мои соболезнования. — Я отвечаю на его рукопожатие.
Он кивает и уходит куда-то вглубь квартиры, откуда доносится тихий женский плач. Мы идем следом за ним. Женщина вся в черном сидит за длинным деревянным столом и вытирает слезы белым платком.
— Мама, — зовет ее Мэриэн.
Она поворачивает к нам голову.
— Кнопочка, ты приехала. — Женщина медленно встает со стула, подходит и обнимается с Мэриэн.
Затем смотрит на меня.
— Примите мои соболезнования, мадам Готье, — я тоже приобнимаю ее за плечи.
Приходит домработница, наливает в прозрачный стакан какие-то капли, разбавляет их водой и дает выпить родителям Мэриэн. После этого мы идем в гостиную, где уже накрыт обед к нашему приезду. Едим мы в гробовой тишине. И слово «гробовая» сейчас имеет особый смысл.
Элайза погибла в автокатастрофе. Села пьяной за руль и не справилась с управлением. Похороны завтра.
— Егор, можно тебя на пару слов? — обращается ко мне отец Мэриэн, когда мы встаем из-за стола.
— Да, конечно.
— Буду ждать тебя в своей комнате, — говорит мне Мэриэн и уходит.
Мы с месье Готье направляемся куда-то на третий этаж. Когда заходим в помещение, по интерьеру я понимаю, что это его кабинет. Он садится за рабочий стол, я сажусь на стул напротив.
