Тиамат - Эклипсис
Прошло две недели с тех пор, как они прибыли в столицу Джинджарата Кимдисс – родину лучшего кофе на континенте, обильно произрастающего на окрестных плоскогорьях, и лучшей оружейной стали, секрет которой был известен только здешним кузнецам. Джинджарат был далекой и таинственной страной, которую редко посещали чужеземцы и еще реже оставались здесь жить. Среди невысоких джарцев с кожей цвета эбенового дерева, одетых по преимуществу в одни только белые саронги, пришельцу затеряться было так же легко, как сосне среди терновника. Конечно, вся троица была в Кимдиссе как на ладони, но то же касалось и возможных преследователей, что ставило их в равные условия. Зато здесь энкины вряд ли нашли бы помощь у местных жителей. Джарцы, с их мирным патриархальным укладом жизни, не интересовались ни войной, ни политикой. У них даже не было армии и правительства в обычном понимании этого слова.
В каждом поселении Джинджарата, большом и маленьком, имелся так называемый оракул, который управлял жизнью поселения. Считалось, что через него говорит сам Единый бог. По всей вероятности, оракулы имели телепатические способности и могли общаться между собой. Любая важная новость мгновенно разносилась по всем уголкам страны, даже по крохотным деревушкам, затерянным в джунглях, любое важное решение было для всех оракулов единым, и против любого захватчика все население Джинджарата поднималось как один человек – это было бесспорным фактом. Власть оракулов держалась отнюдь не на одной только вере и традиции. Они вызывали и прекращали дождь, разрешали спорные вопросы, советовали, лечили, судили и карали преступников. Впрочем, об оракулах было известно не так уж много. Кое-кто считал, что их особые способности – мистификация или преданья старины глубокой. Но Джинджарат мало кому из чужеземцев раскрывал свои тайны. Магический портал появился здесь не более ста лет назад, а до того попасть в страну можно было только морем или через горный хребет, отделяющий его от Арислана, и оба пути были крайне длинными и опасными. Кимдисс, располагавшийся ближе всего к порталу, считался неофициальной столицей Джинджарата (официальная, как можно догадаться, отсутствовала). Это был большой торговый и промышленный центр. Именно здесь находились посольства, поселения иностранцев, представительства крупных гильдий, самые известные оружейные мастерские и компании по производству кофе. А еще здесь было много храмов, полных загадочной нездешней красоты, почти всегда пустынных, единственным предназначением которых, по всей видимости, было привлекать любителей экзотической архитектуры. Ни один из троих путешественников себя к таковым не относил, но сидеть дома им откровенно наскучило.
По прибытии в Кимдисс у Кинтаро открылась рана на бедре, полученная в Искендеруне: то ли придворный маг схалтурил во время лечения, то ли вождь разбередил рану за два дня в седле от портала до Кимдисса. А может, всему виной был влажный жаркий климат. Альва почти неделю не выпускал степняка из постели единственным доступным ему способом – оставаясь в ней сам. Благодаря (или вопреки) такому лечению рана, наконец, затянулась, и они принялись бродить по городу втроем, разглядывая дома и статуи, пробуя местные кушанья и напитки и решая, что делать дальше.
Итильдину очень нравилось в окрестностях Кимдисса – зелено, тихо и малолюдно. Храмы и прочие каменные постройки были искусно вписаны в пейзаж, а жилые дома строились из тростника в минималистском стиле, по принципу «вперед к природе»: открытая веранда, несколько стен и крыша, вполне в эльфийском духе. Отличие было только в сваях, спасавших дома от сырости, наводнений и змей. И в звуке, который редко можно было услышать под сенью Грейна Тиаллэ, зато в Джинджарате почти каждую ночь – убаюкивающий перестук дождя по тростниковой крыше. И листьях, похожих на огромные разрезные опахала, заглядывающих на веранду с улицы.
А Кинтаро очень нравилось в оружейных лавках Кимдисса, среди разложенных и развешанных кругом мечей, сабель, длинных ножей дымчатой стали, с гладкими и узорчатыми лезвиями, которыми можно было перерубить обычный клинок, как деревяшку. Говорили, что сделать кимдисский клинок все равно что ребенка выносить: три месяца выплавляют сталь, три месяца куют лезвие и три месяца его закаляют. Еще говорили, что кимдисский клинок разговаривает с хозяином и дает ему советы, что он обладает собственной волей в поединке, что его невозможно украсть или потерять. Да, много чего говорили про кимдисские клинки. Что точно было правдой – стоили они целое состояние и были очень редки. А все потому, что джарские оружейники никогда не продавали их перекупщикам. Хочешь получить кимдисский клинок – изволь приехать в Джинджарат, и никак иначе. Нужно было обойти все лавки, подержать каждый клинок в руках, и один из них сам тебя выберет. Мало кто был способен расстаться с таким приобретением, даже в самых стесненных обстоятельствах. И купленный у прежнего хозяина клинок удачи владельцу не приносил. Можно было еще выбрать оружие в подарок тому, кто тебе дорог и близок, чьи боевые привычки хорошо знаешь.
Альва загорелся идеей обзавестись оружием из кимдисской стали. Он уже приобрел два парных клинка и отправил своей белобрысой полковнице в Селхир. Итильдин тоже поглядывал на длинные узкие сабли, изогнутые на манер эльфийских, но он был лучник в душе и не слишком рвался менять стрелы на сталь. А Кинтаро вполне был доволен своим мечом. Настоящий степной атаринк – тяжелый и длинный прямой меч из особо прочной стали – передавался в степи от воина к воину, и владели ими только самые достойные. Неизвестно, кто и когда ковал атаринки, откуда они взялись у эссанти. Старые воины рассказывали об этом всякие байки. Впрочем, оружие Кинтаро всегда любил и не отказался бы от второго меча, однако ничего по душе и по руке ему не нашлось. Как и рыжему, который искал для себя что-то необычное, уникальное, не пропуская ни одной лавки и тиская каждую подвернувшуюся рукоятку меча.
Раньше Кинтаро не замечал за Альвой страсти к оружию. По всей вероятности, так давала о себе знать пережитая горячка смертельного боя. Вождь чувствовал это по себе. Напряжение окончательно отпустило его только через неделю после боя на улице Зейнаб. Кинтаро снова и снова расспрашивал, как все случилось. Сколько их было, как они напали, чем были вооружены… Итильдин терпеливо отвечал, припоминая даже самые незначительные подробности. Альву расспросы степняка раздражали. Он не боялся встречаться лицом к лицу с опасностью, но вспоминать о ней потом не любил. Хватит и того, что несколько ночей подряд он метался и вскрикивал во сне, успокаиваясь только в крепких объятиях Кинтаро. Движимый чувством вины, вождь не отпускал его от себя ни на шаг и сопровождал даже в соседнюю лавку за солью, хотя ясно было, что реальная опасность появится еще нескоро, если появится вообще.
