Якоб Вассерман - Свободная любовь. Очарование греха
Ну, довольно обо всем этом! Моя рука, не привыкшая писать, устала. То, что вы читаете, милый друг, жалкие слова, обрывки чувств, один лишь намек на действительность.
Агафон Гейер».
Многое в этих письмах было непонятно Ренате. Одно только было для нее несомненно: в обращении совершенно случайно стояло имя Дарьи, в действительности же они предназначались ей, Ренате, ей одной и никому другому. Они были вестью, которой она долго, долго ждала. Но не было ли уже слишком поздно?..
6
Она сосчитала свои сбережения. У нее было тридцать шесть гульденов, скопленных с таким трудом. Они имели в глазах Ренаты гораздо большую ценность, чем представляли в действительности. Половину ночи она просидела за шитьем. В углу спал, свернувшись, Ангелус.
На улице бушевала буря; часто порывы ветра ударяли в окно с такой силой, что казалось, вот-вот вылетят стекла. Когда Рената легла спать, было уже три часа. Полное тревоги ожидание не покидало ее и во сне; через несколько минут она вскочила в испуге: ей показалось, что кто-то назвал ее по имени. Она прислушалась: буря утихла, слышно было только дыхание собаки.
Рано утром пришел рассыльный с фабрики узнать, что с ней. Она сказала, что больна и не может работать. В тот же день пришла девушка от Пипенцана известить Ренату, что сегодня капелла будет играть в «Золотом яблоке».
Солнце ярко светило и пригревало. Ренате захотелось пойти прогуляться. Она достала свое лучшее черное платье, надела черную шляпу с перьями и белые перчатки и вышла на улицу.
Ангелус бежал впереди. Он часто останавливался, оглядывался назад, уносился вперед, опять останавливался, нюхал воздух, встряхивался и был гораздо беспокойнее своей госпожи. Среди уличного шума Рената чувствовала себя еще более одинокой и беззащитной, чем всегда; с тоской смотрела она на открытые окна домов. В сквере она села на скамейку, и ей показалось, что солнце утратило свой блеск. Она боролась с воспоминаниями, но не в силах была защититься от мыслей и образов, назойливо вертевшихся в голове. Все ее существо стремилось к какой-то цели, но вокруг все было бесцельно. «Куда ведешь ты меня?» — мысленно спрашивала она у какого-то призрачного спутника, но не получала ответа.
Домой!.. Но в тесной комнате мучающие ее образы принимали и вовсе громадные размеры, и звуки, бывшие глухими и нечеткими, приобретали смысл. Попытаться уснуть!.. Но Ангелус, несмотря на все приказания, не хотел успокаиваться. В его глазах появилось какое-то лицемерное и смущенное выражение. Наконец пришел сон. Ренате снились горы со снеговыми вершинами. Наверху стоял Ангелус, превратившийся в какое-то жирное, откормленное чудовище. Рената в страхе вскочила с постели и прижала руки к сильно бьющемуся сердцу.
Что это были за дни, окутанные туманом, без мыслей, без событий, тянувшиеся один за другим, как звенья бесконечной цепи! Хозяйка приносила завтрак и обед и часто уносила их нетронутыми, осведомляясь, не больна ли Рената. Нет, она не была больна и страдала не от того голода, который могла удовлетворить хозяйка своим кулинарным искусством. Ангелусу давали кусок мяса, но он тоже не ел.
Однажды вечером Рената отправилась гулять в Пратер и зашла в какой-то увеселительный сад. На деревьях висели бесчисленные электрические лампочки; по аллеям двигалась густая толпа. Всюду звучали музыка, пение, веселый смех. С Ренатой заговаривали, но она не отвечала и даже не слышала. Около одной из эстрад, где пели итальянцы, стоял Пипенцан и, склонив голову набок, отбивал такт ногой и тростью. А вон там серый барон бросил букет накрашенной певичке. Ренате стало холодно в одном платье, и она ушла из сада. Но куда же девался Ангелус? Она осмотрелась вокруг и вернулась назад к выходу. Человек в желтой фуражке спросил, чем может помочь.
— Моя собака убежала, — ответила она дрожащим голосом и пошла дальше по аллее Пратера, где было пусто и мрачно. — Ангелус, Ангелус! — кричала она, но только деревья шумели ей в ответ.
Рената остановилась и ждала, с трудом собирая мысли. Быть может, Ангелус побежал домой, и она поспешила на трамвай. Ворота еще не были заперты, но хозяйка собиралась спать. Ангелуса нет. «Мне не надо было ехать, — с отчаянием думала Рената, — тогда он, наверное, встретился бы мне на дороге». Она отправилась к воротам и стала ждать. Ворота заперли, а она все еще ждала. «Ангелус умен, — думала она, — он непременно найдет дорогу домой». Но все было напрасно. Проходящие мимо мужчины нагло заглядывали ей в лицо, но она не обращала на них внимания и все смотрела вдоль улицы, не покажется ли там Ангелус.
«Я уделяла ему мало времени, — с болью думала она, — и он это чувствовал. Я допустила, чтобы его били, и он этого никогда не мог мне простить. Он был терпелив и верен, понимал меня лучше, чем любой из людей, но я относилась к этому равнодушно, поэтому и потеряла его. Я его больше никогда не увижу».
Печально, с блуждающим взором, Рената снова отправилась в парк. Одиночество представлялось ей невыносимым. Лучше всю ночь искать Ангелуса, чем возвращаться в свою комнату. Она больше не чувствовала усталости, не знала, куда идет. Зловещая, нечеловеческая печаль охватила ее. Ей было холодно, но она этого не сознавала. Навстречу шла Ирена Пунчу; ее рыжеватые волосы развевались по ветру. На скамейке сидела и вышивала Евгения Гадамар. Из окна дома, похожего на дворец, смотрела Эльвина Симон, и щеки ее пылали от счастья. У калитки сада стояли, обнявшись, Гиза Шуман с Петером Грауманом. Пронзительно затрубил рожок, и мимо нее промчалась коляска с двумя факелами, между которыми сидели в сверкающих медных шлемах герцог и Гудштикер. «Галлюцинации, — прошептала Рената, бледная как смерть. — Никогда со мной этого не было, никогда я не видела всех их. Где я теперь, куда иду? Незнакомые улицы… Как я сюда попала? Пойду к Мириам; она просила меня прийти. Но как найду я ночью ту улицу и маленький домик?»
Она узнала здание, около которого очутилась: это фабрика вееров. Она прислонилась к стене, дрожа от изнеможения. Ворота отворились, и несколько работниц вышли на улицу, среди них и Фанни-кружевница. Рената подумала, что это опять галлюцинация. Но девушки увидели ее, и Фанни с удивлением назвала ее по имени. Рената попросила, чтобы она позволила ей идти с собой, и Фанни заплакала от сострадания.
— Каким образом ты попала сюда ночью? — спросила Рената.
— Перед Пасхой нам приходится работать по ночам.
Рената не могла идти, и одна из девушек наняла извозчика. Фанни взяла Ренату за руки, холодные как лед, поцеловала, помогла сесть в экипаж, говоря при этом ласковые слова. Рената не чувствовала ничего, кроме желания уснуть. Ей казалось, что завтра наступит день, непохожий на все прежние, что она наконец увидит цель, к которой бессознательно шла, и на пороге к которой чуть не упала в изнеможении.