Я (не)твоя собственность (СИ) - Борзакова Надежда Марковна
- Как ты? Еще не успокоилась? - он кивнул на мои ссадины.
- Не знаю, - честно ответила ему.
- Хочешь я тебя провожать домой буду? Из универа там…
- Нет, - поспешно перебила я.
Макс помрачнел.
- Понимаешь, папа… В общем за ту ночь я под домашним арестом. Мне вообще уже скоро бежать надо.
Не правда, но и не совсем ложь. А все равно рот наполнился горечью. Обманывать Макса было противно. Но если сейчас рассказать, то что он подумает? Еще хуже… Ох, права тетя Люба. Одна ложь другую за собой тянет.
- Так давай я ему все объясню!
- Макс… Мой папа… Он очень строгий. Слишком даже!
- И правильно. За тобой глаз да глаз нужен! Ты в зеркало себя давно видела? – властным тоном проговорил парень.
Такой вот своеобразный комплимент заставил невольно улыбнуться.
- Я хочу с ним познакомиться. Будет знать с кем ты, успокоится.
Ой, мамочки, ну и что теперь?
- Хорошо. Я его только подготовлю, ладно? Я же еще… Ни с кем особо не встречалась.
Денис однозначно не в счет.
Официантка принесла наш заказ. Максу американо и сендвич с мясом, а мне латте с зефирками и огромный шоколадный круассан. И зачем только я его заказала? Его же невозможно красиво есть! Буду вся в крошках!
- Серьезно? Парни должны к тебе в очередь выстраиваться в очередь…
- И дождавшись своей сходить с дистанции сразу как мой папа пригрозит, - выпалила я.
И кто только за язык тянул?
Взяв в руки чашку, я отпила кофе. Вкуса не почувствовала. Единственное ощущение – это то, какая я глупая и то, как запылали щеки.
- Я бы никогда от тебя не отказался, - тихо проговорил Макс.
Я посмотрела в его глаза. Те не смеялись, а смотрели совершенно серьезно. Моей груди стало жарко. И ушам тоже, и щекам. И мое глупое-глупое сердце покатилось навстречу своей судьбе.
Глава 7
Наши дни
Открывать глаза было больно. Не только потому, что они отекли и пульсировали после многочасвых рыданий, но и поскольку – я точно знала – перед ними окажется та самая гостевая спальня-тюрьма и та самая реальность, ставшая похожей на ночной кошмар. Просыпаться в нее не было абсолютно никакого смысла. Когда-то я уже ощущала подобное. А именно одиннадцать лет назад, когда Макс просто исчез, не удосужившись хоть сообщение написать. Что мы расстаемся, что я больше не нужна, что… Да хоть что-нибудь. Но видимо я не стоила даже минуты, нужной чтоб набрать пару строк на телефоне…
Вот только тогда рядом был папа, тетя Люба. Даже мама, по стечению обстоятельств пребывала в городе. Даже Миша… Пять месяцев вымаливающий мое прощение Миша! Мерзавец! Развалил бизнес и просто свалил вникуда, выкупив мною свою никчемную жизнь. Мелькнула мысль, что, если он мертв? А следом за нею четкое понимание – хорошо бы. Впервые в жизни я ощутила, что искренне желаю кому-то смерти и впервые же не испугалась этой мысли. Я доверилась ему, а он… Использовал меня! Тупо использовал!
Но хуже, намного хуже этого, намного хуже вообще всего… Макс! Точнее жестокий, циничный, заматеревший монстр в его повзрослевшей и возмужавшей оболочке. Монстр, зачем-то захотевший забрать меня себе.
Я завыла в подушку. По венам словно кипяток пустили, а сердце лиорадочно заколотилось. Виски прострелило болью. Сорванное рыданиями горло саднило. Голова казалась огромной и тяжелой, словно чугунная. Но сил успокоиться не было. Черпать их было неоткуда. Цепляться стало не за что.
И когда я услышала, что открылась дверь, даже головы не подняла взглянуть, кто пришел.
- Одевайся и спускайся в залу, - услышала я голос Егора.
Следом за ним легкий шелест – он что-то положил в кресло у столика.
- Это приказ босса, - добавил парень после паузы.
- Скажи своему боссу, чтоб со своими приказами шел нахрен! – закаркала, как ворона. От голоса, красивого, приятного, доставшегося мне от мамы голоса остался задушенный хрип.
Мама… Она с новым мужем в Польше живет. Мы списываемся в мессенджерах раз в пару-тройку недель на уровне «привет-пока». Если я ей не напишу или не отвечу, она и не заметит. А заметив навряд ли обеспокоится ведь это первый сезон, когда она не играет в театре. Смысл ее жизни отнят. Куда уж мне до такой катастрофы, да и… Что бы она поделала с одним из тех, кто сам себе царь, бог и закон?
Егор вышел. Я накрылась одеялом с головой и стала ждать пока последует наказание за мой отказ подчиниться приказу. Но его не было. Ни в этот день, ни на следующий. Оба я так и пролежала в постели почти не двигаясь, если не считать походов в уборную под назором Егора. Проваливалась в забытье, приходила в себя. Апатично наблюдала, как Егор приносил еду, как забирал ее нетронутую.
Разбудило меня солнце. Яркое, жизнерадостное, безразличное к людским горестям солнце. Его лучи коснулись моего лица, обожгли сухие воспаленные глаза, заставив зажмуриться. Просыпаться не хотелось. Но организму на мои желания бло глубоко плевать. Он был живой, он хотел и дальше быть живым и у него имелись потребности. Не знаю как выдерживали другие люди несколько дней без еды и воды в знак протеста, от горя или по иным причинам… Жажда и сводившие желудок спазмы заставили меня подняться с постели и, преодолевая слабость и головокружение побрести к стоящему на туалетном столике подносу с едой и питьем. Залпом осушив стакан с водой, я схватила тарелку с кашей. Теплой, ее недавно принесли, но как входили и выходили я не слышала. Обычная овсянка с вареньем показалась божественно вкусной. Желудок сводило, но я не переставала есть. Буквально чувствовала, как каждая съеденная ложка наполняет меня энергией. Опустошив тарелку, я подняла голову и увидела себя в зеркале. Точнее не себя, нет. Эта бледная женщина со спутанными русыми локонами, с красными и опухшими глазами и искусанными губами никак не могла быть мной! Жуткое зрелище отняло появившиеся силы…
Рад будет Макс увидев меня такой. Сломленной, полностью в его власти! Ну уж нет. Мой папа разбогател с нуля. Он был сиротой, «босотой», как сам говорил. Брался за любую работу, рисковал, откладывал деньги, инвестировал их, прогорал, но поднимался снова. Снова и снова, пока не достиг головокружительного успеха. Жаль, передать созданное им дело оказалось некому.
У меня на шее висел золотой медальйон на цепочке. Его мне папа подарил на шестнадцатилетие. Внутри было наше с ним фото. Мне семь, я первоклассница. С огромными бантами на косичках и черными бусинами больших глаз. А папе под пятьдесят. Почти полностью седой с сурово поджатыми губами… Но в глазах тепло. Так он смотрел только на маленькую меня.
- Прости меня, папочка, - прошептала я. – Я клянусь, что не сдамся как никогда не сдавался ты.
Поцеловав фото в медальйоне, я закрыла его. И честное слово, мне показалось, что папа здесь. Стоит и смотрит на меня своими строгими, полными теплоты глазами мудрого короля.
Глупо вертеть головой я не стала. Поднялась, переждала головокружение и подошла к двери. Дернула. Та была незаперта. В коридоре было сумрачно. Инстинктивно держась у стеночки, словно если меня обнаружат, смогу с ней слиться, я маленькими шажками пошла вперед. Куда и зачем? В ванную бы…Та оказалась в нескольких шагах. Просторная, светлая, стильная. Дорогая, как и все в этом доме. Душевая кабинка, круглая джакузи в углу. Пара овальных умывальников с позолоченными смесителями.
А когда-то он жил в съемной однушке почти без мебели на окраине города. Когда-то…
Я оборвала себя. «Когда-то» давно прошло. И то «когда-то», каким я жила в те три месяца, существовало лишь в моей голове. А значит, нефиг вспоминать.
Сбросив одежду, я зашла в кабинку. Застанет меня голой, ну и плевать. Во-первых, что он не видел, а во-вторых, если захочет изнасиловать, никакая одежда не помешает. Сделала воду погорячее и стала под упругие струи. Намочила волосы, взяла шампунь с полочки. Бренд хороший и запах тоже. Свежий такой, даже с заложенным носом чувствовался. Гель для душа с таким же ароматом.
