Девственница (ЛП) - Райз Тиффани

- Я никогда... - начала она и замолчала.

- Никогда что? - спросил Кингсли.

- Я никогда не приводила его сюда. Я никого никогда сюда не приводила. Это мое тайное место.

- Тогда почему ты привела меня сюда?

- Потому что теперь ты - мое второе тайное место. - Она положила руку на его обнаженную грудь, на сердце.

Кингсли взял ее за запястье и поднес к губам. Он поцеловал ее ладонь, повернул ее и поцеловал внутреннюю сторону.

- Я не могу отпустить тебя, - сказал он. - Даже когда он вернется.

- Можешь, - сказала она, целуя его губы, щеку, подбородок до самого уха. - Можешь и отпустишь. И ты вернешься домой, в свой мир, а я останусь в своем. И у нас все будет хорошо, у тебя и у меня. В конце концов. Когда-нибудь.

- Не будет. И не притворяйся, что у тебя будет, - ответил Кингсли. Джульетта не стала спорить. Он знал, что она чувствует то же, что и он, что то, чем они были друг для друга, кем только они могли быть друг для друга.

Он снова поцеловал ее, теперь уже более страстно. Не было другого способа заняться с ней любовью здесь, не разодрав ее спину в клочья на грубых камнях. И у них с собой ничего не было, ни одного презерватива. Но он должен был прикоснуться к ней. Они были далеко от берега, никто не видел их. Он развязал ее топ и стянул его. Ее обнаженные груди были великолепны в солнечном свете, со стекающими каплями воды на ее коже. Кингсли наклонил голову и слизал капельку воды с ее груди, затем обхватил сосок губами и глубоко всосал. Он обхватил ладонью другую ее грудь, помассировал. Она выгнула спину, пока он целовал и облизывал ее соски.

Когда ее дыхание стало прерывистым и резким, он развязал бант на ее правом бедре и просунул руку между ее ног. Она раздвинула бедра, откинулась назад, опираясь на руки, и приподняла бедра в приглашении.

Кингсли нежно прижал кончик пальца к ее клитору. Он ласкал его снова и снова, и Джульетта тяжело дышала между приоткрытыми губами. Глаза ее были закрыты, длинные густые ресницы лежали на щеках. Он массировал набухший узелок сильнее, выписывая круги пальцем. Под ним он пульсировал, а бедра двигались в такт его прикосновениям. Он проник в нее одним пальцев и понял, что она влажная, влажная и горячая. Кингсли добавил второй палец. Он не торопился, не заставлял ее кончать. Все, что ему было нужно, - это коснуться ее как можно глубже и интимнее.

Внутри нее он прижал кончики пальцев к мягкому углублению под лобковой костью. Внутренние мышцы Джульетты сжались, и она снова застонала. Ее пальцы крепко сжались на камнях. Учитывая, какой влажной она была, добавить третий палец не составило труда. Он прижимался к стеночкам ее лона, скользил пальцами по лепесткам, раскрывал ее, изучал, исследовал каждый дюйм. Он нащупал пульсирующую точку внутри нее и надавил на нее кончиком пальца. Под своей рукой он ощущал, как бешено колотится ее сердце.

Он снова повернул руку и проник в нее большим и указательным пальцами. Джульетта схватила его за бедро и сжала до боли.

- Здесь, - сказала она, и слова вырвались резкими хриплыми звуками. - Вот так.

Он трахал ее пальцами, а ее бедра были широко разведены. Его руки были покрыты ее влагой. Он никогда раньше не испытывал такой необузданной сексуальной химии с женщиной, настолько невероятно изнывающей от голода. Он умрет прежде, чем его желание к ней иссякнет. Несколько дней она была его сексуальной собственностью, подчиняясь каждому его приказу, каждой его потребности. И это была жестокая шутка, которую Боги сыграли с ним, потому что всякий раз, когда он входил в нее, проникал в нее, именно Джульетта прокладывала все глубже путь в него.

Она была близка к оргазму. Он чувствовал, как ее мускулы напряглись на его руке, крепко сжимая его, пульсируя и сокращаясь. Она закричала от освобождения, но Кингсли не остановился. Он проник глубже, все еще касаясь ее за пределами точки удовольствия, пока она не поморщилась и не дернулась от боли.

- Больно, - сказала она, но не велела ему остановиться. И он не остановился. Он массировал ее все еще пульсирующий клитор, пока она снова не вскрикнула от второго оргазма. Кингсли не давал ей отдышаться, не давал отдохнуть. Он уже знал ее тело, знал, на что то способно. Она несла в себе неисчерпаемый запас экстаза, и он знал, как найти его и высвободить. Он дарил ей удовольствие, пока оно не превратилось в боль, дарил ей боль, пока она снова не превратилась в удовольствие.

- Ты наказываешь меня, - сказала она уставшим и слабым голосом. Он все еще двигал рукой внутри нее, и она все еще оставалась открытой для него, позволяя пользоваться собой, как он того желал.

- Да, - ответил он. - Каждый раз, когда он будет прикасаться к тебе всю оставшуюся жизнь, ты будешь думать обо мне. Я выжгу себя в твоем сознании, как чертово клеймо, и шрам никогда не затянется.

Она вскрикнула от четвертого оргазма. Ее тело дрожало, влагалище судорожно сжалось от оргазма. Наконец он дал ей отдохнуть и неохотно убрал руку. Она смотрела, как он слизывает ее влагу со своих пальцев. Она расстегнула его брюки и взяла его член в руку. Он не приказывал ей ничего делать, но не остановил, когда она взяла его в рот и начала жестко сосать. Камни под ним причиняли боль рукам и спине. Боль пронзала его удовольствие. Последний раз он испытывал такое зверское сочетание желания, агонии, экстаза и страха с Сореном. Когда они были любовниками, Кингсли боялся Сорена и того, что могло произойти между ними. Жизнь Кингсли была в руках Сорена, потому что тот сам вручил ее ему.

С Джульеттой Кингсли боялся чего-то гораздо более страшного - он боялся того, что может не произойти. Он мог потерять Джульетту, мог проиграть эту игру. Но сейчас он погрузился в невозможное блаженство этого мгновения, когда солнце согревало его тело, волны холодили ноги, а рот Джульетты был влажным и горячим. И когда он кончил, он кончил с ослепляющей силой, не обращая внимания на камни, царапающие его спину. Он чувствовал только движение языка Джульетты, когда она погружала его член глубже, и ее горло, когда она глотала каждую его каплю.

Когда все закончилось и им больше нечего было дать или взять друг у друга, Джульетта положила голову на грудь Кингсли, а он обнял ее обнаженную спину.

Он должен заполучить ее. Должен. Он не мог представить себе мир, в котором она принадлежит другому мужчине, не ему. Значит, он получит ее. Чего бы это ни стоило. Она будет его. Не важно, что ему придется сделать. Она будет его. Даже если это убьет его.

Она будет его.

Даже если ему придется убить ради нее.

Глава 26

Север штата Нью-Йорк.

Элли не могла перестать улыбаться. Сначала она пыталась остановиться, когда поняла, что кто-то может заметить ее странное поведение. В конце концов, за последние полгода она улыбнулась раз пять. Но будучи наедине с собой она проиграла эту битву с собственным счастьем. Почему бы не улыбнуться? Она провела одну из самый потрясающих ночей своей жизни без Сорена, без Кингсли, без мужчин поблизости. Весь день и всю ночь, и всю следующие ночь и день она думала о Кайри. Об эльфийской красоте лица Кайри, ее миниатюрном теле, которое так идеально подходило телу Элли, об ее аромате океана, пляжа и теплоты калифорнийского солнца...

Вспышки воспоминаний об их совместной ночи вторглись в мысли Элли. Простыни, которые она стирала и складывала, напоминали ей простыни, на которых она лишила Кайри девственности. И солнечный свет, пробивающийся сквозь весенний облачный покров, напомнил ей улыбку Кайри. И две ночи подряд Элли лежала одна в своей постели, молясь, чтобы Кайри снова пришла к ней. Но девушка и так слишком хорошо выполняла приказы. Элли велела ей подождать несколько дней, и Кайри ждала. Как ждала и Элли. Нетерпеливо, с тоской и почти в постоянном возбуждении. Образы их ночи вместе ударили в мозг Элли, как электрический ток. У нее подкашивались колени - в буквальном смысле - и ей приходилось останавливаться каждые несколько минут, чтобы опереться на стойку, отдышаться, собраться с мыслями.