Вадим Шакун - Пятьдесят девственниц
Ушли из таверны на утро, когда и большинство, приехавших на конклав, постояльцев. Опоенная нами монахиня долго говорила на прощание Глазкам, что утро это не забудет ни за что на свете, и, что, если она и пропустила такой интересный конклав, то уж не зря.
— И, слава Богам, — сказала она, — госпожа Фонарщик, что женщины не беременеют от женщин. Уж после такого-то удовольствия…
— Особа эта пребывает в предрассудке, что дама беременеет лишь тогда, когда получает удовольствие, — заметил я, когда Глазки пересказала мне этот разговор.
— Знаешь, Бес, — рассмеялась в ответ Денра, — думаю, если вы с Крикуном не слишком ее берегли, она в этом предрассудке еще больше укоренится.
Мне осталось только признать, что об обережении мы, как-то, не подумали.
Разговор о беременности пробудил-таки во мне некоторого рода любопытство. Поэтому, наказав своим товарищам идти дальше, я на некоторое время задержался у того трактира, где остановился в самом начале всех моих, связанных с магией, приключений.
Внутрь я заходить не стал, а зашел со стороны заднего двора, где сразу же увидел склонившуюся над корытом горячей воды, от которой исходил пар, широкозадую, обряженную в шубу особу. Стараясь не шуметь, я зашел немного сбоку, дабы не ошибиться и, увидевши достаточно молодое лицо, поздоровался:
— Как поживаешь ты, милая Найрена? Здорова ли твоя матушка?
Стирающая же особа разом подпрыгнула и, обернувшись, уставилась на меня в изумлении.
70
— Ах, ты — мерзкий и подлый развратник! — накинулась на меня трактирщицина дочка, когда первый испуг прошел. — Мало того, что сделал мне ребенка, так и матушку мою обрюхатил! Была я единственная дочь, а теперь еще младшая сестренка подрастает, с которой наследство пополам делить придется!
— Просто проведать зашел, — примирительно сказал я. — Узнать, все ли у вас в порядке.
— В порядке? — разъярилась она. — В порядке лишь потому, что мой дурак поверил, что я от него понесла! Постой-ка…
Найрена вдруг задумалась.
— А не ты ли, уйдя от нас, библиотекарем устроился в баронский замок? — спросила она после непродолжительного молчания. — А не ты ли?.. Ой, Боги, так не про тебя ли сейчас весь Заячий Зуб говорит!
— Знаешь, Найрена, — перепугавшись, что алчность ее возьмет свое, предупредил я. — Тебе за меня награду получать резона нет. Все ведь тогда откроется: и про горшок золотых, и про тебя, и про матушку…
— Так значит мой малютка — баронессиного сына брат и сестренка — тоже? — продолжила свои догадки Найрена. — Ты зачем сюда пришел, душегуб и вероотступник? Смерти моей хочешь?
— Не нужна мне ни твоя смерть, ни матушки твоей, — заверил я. — Живите с миром. Мимо проходил и решил проведать.
— Ладно, идем в сарай, получишь свое и сразу же уходи, — сказала она. — А то, ей-ей, выдам!
Зайдя в сарай она тут же задрала шубу вместе с платьем и сорочкой, а я, ощущая, что сил у меня никак не хватит, в поспешности полез в карман за травой.
— Ну, скоро ты? Я же мерзну! — прикрикнула она.
По счастью препарат мой действовал очень сильно.
— Вот же, охальник! — сказала Найрена, когда все повторилось два раза. — И через год мне покоя не даешь! Угораздило же меня с тобой, душегубом, связаться. А что, баронесса, и правду, была хороша?
— Ах, милая Найрена, ты — гораздо лучше! — сказал я, входя в нее напоследок. — Передай же привет своей милой матушке!
Расставшись с юной Найреной, я поспешно бросился нагонять своих товарищей. Быстрые Глазки, услышав мой рассказ, только затылок почесала.
— Не странно ли, Бес В Ребро? Считая тебя порядочным человеком, она бы в твою сторону и не посмотрела, а тут! — сказала она.
— Быть может, это следует из странностей женской логики? — предположил я.
— Пожалуйста, — сердито нахмурилась Глазки. — Не унижай при мне женщин. Ведь, все-таки, я одна из них.
— Иногда ты настолько на них не похожа, — пришлось признать мне.
— А я? — вмешалась миленькая маленькая Трина.
— А ты — мой маленький любезный дружок, — сказал я, — и слишком мала, чтобы считаться женщиной.
Шли мы не долго, а, пройдя всего шесть миль, остановились в том самом городке, где я, почти год назад, купил Трину, ибо девочка, и впрямь, соскучилась по своим родным, мы же посчитали, что будет слишком жестоко, находясь так близко от ее дома, в него не заглянуть.
— О, сударь, ваши пять серебряных монет, так помогли прожить нам этот год, — призналась вдова-башмачница. — Ах, Трина, моя милая Трина, ты так похорошела.
Действительно, мой милый дружок, которому пошел уже одиннадцатый год, на фоне своих худосочных сестер и братьев, смотрелась, как достаточно развитая, сытая, уверенная в себе девочка.
— Знаешь, Бес, как все хорошо получилось — тихо шепнула мне на ухо Глазки. — Я ведь понимаю, что, когда ты забирал нашу маленькую Трину отсюда, ты меньше всего думал о том, чтобы сделать доброе дело.
— Но причинить ей зло я тоже не хотел, — сердито ответил я. — Так ли уж плохи наши с ней игры?
— Ты спрашиваешь об этом меня? — усмехнулась Глазки. — Я была бы неправедным судьей.
Башмачницу я попросил постелить нам втроем: мне, Денре и Трине, однако спать нам вовсе не пришлось.
— Знаешь, папочка, а моя мама, хотела бы, чтобы ты подарил золотой моей старшей сестрице Дине, — сказала устраиваясь между нами наша невинная девочка.
— Трина, это почти те деньги, за которые Бес купил тебя, но ведь тебе было с нами не слишком плохо — шепнула Глазки. — Неужели ты хочешь, чтобы твоя сестра лишилась девства за деньги и осталась тут? Ведь не можем же мы забрать и ее с собой, коль скоро Бес мечтает идти на далекий север.
— Вам вовсе не обязательно идти со мной, — пришлось признать мне.
— Чем прикажешь заняться? — грустно спросила рыжеволосая плутовка. — Искать дурачков в Заячьем Зубе, чтобы выудить у них пару серебряков?
— Глазки, они живут так бедно, — еще тише сказала Трина. — Матушка уже водит домой мужчин за деньги. Скоро этим займется и сестрица.
— Будь проклято наше время! — рассердилась Глазки. — По крайности, золотой — совсем не плохая плата за девство. От себя я добавлю еще один, если никто не скажет слова против.
Никто из нас не сказал. Старшей сестрице Трины едва исполнилось тринадцать. Сначала она немного заробела, но присутствие сестры и то, что я не слишком торопил, помогли ей, даже, получить от любовных игр некоторое удовольствие.
Кроме этих двух золотых, мы подарили утром вдове-башмачнице еще один — за постой, и вновь отправились в путь.
