Генри Миллер - Под крышами Парижа
Джина говорит, что улаживать ничего не надо, ситуация вполне ясная: Таня хочет, чтобы я ее трахнул, и она, Джина, хочет того же. Выбор за мной.
Таня спокойна. Она так привыкла ко всей этой достоевщине, что считает разыгравшуюся сцену не более чем незначительным расхождением во мнениях. Джина еще что-то говорит, а Таня наклоняется и целует сосок на ее роскошной тугой груди. Вздыхает… ах, если бы у нее были такие же груди. Она знает, как привести Джину в доброе расположение духа. Через пять минут обе уже сидят у меня на коленях, милуются… я же обрабатываю и одну, и другую.
Жаловаться не на что. Если они договорятся между собой, я буду только рад оттянуть обеих. Будь на их месте другие, проблему, возможно, удалось бы решить не иначе, как через бутылку, но сучки знают друг дружку, знают меня, так что все проходит мирно.
Таня предлагает довериться жребию. Бросим монетку, говорит она, и проигравшая вылизывает победительницу, которую я к тому же и трахаю. Джина осторожничает, подозревая какой-то трюк; я понимаю ее опасения и не виню. Таня настаивает, утверждая, что более простого способа выхода из тупика без взаимных обид не существует.
Доверить столь ответственное дело случаю… Как-никак речь идет о том, чтобы лизать гениталии другой женщины. Мерзкая игра, и я испытываю облегчение, когда монета падает не в пользу Тани. Даже зная, что благосостояние Джины основывается как раз на ее умении делать это дело хорошо, в душе я на ее стороне… не та она девушка, чтобы проигрывать в таком пари.
Джина быстренько избавляется от остатков одежды… Таня не отстает. Раздеваются они, стоя одна перед другой на середине комнаты. Потом, взявшись за руки, на цыпочках направляются к дивану. Взявшись за руки! Меня это просто добивает… Как подружки-школьницы, им бы еще шляпки на голову да корзиночки в руки.
Смотреть на них одно удовольствие. У Джины есть все, что и положено женщине, Таня рядом с ней кажется миниатюрной. Две розовенькие попки, два кустика, под которыми прячется еще что-то, — отличный вид, особенно когда обе мочалки в большей или меньшей степени принадлежат вам. Надеюсь, этот миг сохранится в моей памяти.
Джина устраивается на диван, Таня, сжав ноги, садится возле ее коленей. Потом обе выжидающе смотрят на меня, как будто я должен взмахнуть платком или свистнуть в знак начала представления. Я сажусь в кресло с бутылкой вина, кладу ноги на стул и чувствую себя Клавдием с торчащим из штанов жезлом.
Таня обмакивает пальцы в стакане с вином и опрыскивает Джину — живот, груди, бедра, курчавый коврик в развилке у ног. Объясняет, что вино на ее вкус недостаточно сладкое. Потом наклоняется и начинает слизывать капельки язычком.
Джина уже распалилась, а через пару минут она и вовсе горит. Привыкла, наверное, к таким штучкам с Билли, и ей это нравится. Да и Таню назвать любительницей язык не поворачивается… сосет груди, облизывает со всех сторон и при этом трется кустиком о колено. Пальчики бегают вверх-вниз по бедрам Джины… кулачок протискивается между ног… и через минуту колени раздвигаются, а кончики пальцев юной проказницы становятся липкими.
Мой приятель возвышается над ширинкой будто скособоченный телеграфный столб. Надулся от важности, а вот цвет физиономии нездоровый, как при апоплексии. Стаскиваю штаны… бедняга явно нуждается в глотке свежего воздуха.
Таня подбирается все ближе к заветному плоду, и Джина не выдерживает, садится, чтобы лучше все видеть. Юная плутовка дразнит жертву, скользит губками по краям, но грань не переходит. Джина теряет терпение… хватает Таню за волосы и тычет лицом в промежность.
— Соси же, негодница!
Верное определение. Таня и есть негодница. Обхватывает задницу Джины обеими руками… язык исчезает в щели. Если закрыть глаза, можно подумать, что кто-то высасывает апельсин… кто-то, кому апельсина давно не давали. Сосет, лижет, покусывает… и от этого обе возбуждаются все сильнее. Я даже опасаюсь, что Джина кончит, не дождавшись меня. Судя по издаваемым звукам, подружек хватит не более чем на несколько минут.
Но Таня знает, когда остановиться. Внезапно она вскакивает, смахивает с лица волосы и, оставив Джину в конвульсиях на диване, прыгает ко мне. Сбрасывает мои ноги со стула и шлепается между ними на колени. По подбородку стекает струйка сока. В следующий момент она уже целует мой член, лижет яйца… опускается ниже, облизывает пальцы на ногах… хватает моего молодца и засовывает в рот. При этом ее липкие, пахнущие пиздой пальцы скребут у меня под носом.
— Выеби ее! Выеби! — вопит она и, прежде чем я успеваю сообразить, что происходит, подпрыгивает и трется губами о мои губы, оставляя на них вкус чужой пизды. — Выеби ее поскорее! Пока она не выебала себя сама!
Джина вся открыта и доступна. Запрыгиваю на нее и бью тараном, даже не глядя. Вперед на всех парах!.. Она задирает колени и поднимает задницу чуть ли не к потолку… вертится и крутится так, что все трясется. Мне даже не жаль, что Таня уже кончила — она свое дело сделала, доведя Джину едва ли не до бешенства.
Зрители в восторге. Глаза у Тани округлились и сияют, она устроилась в согретом моей задницей кресле и наблюдает за нами, лениво перебирая пальцами между ног. Жаль, здесь нет ее подружки Снагглс! Как бы ей понравилось, невинной овечке! Бедняжка Снагглс, ничего-то в жизни не видела, кроме стручка у Питера… даже не представляет, как это на самом деле, когда мужчина трахает девушку.
Рот у Тани, похоже, не закрывается. Вот и сейчас… Джина уже спрашивает, правда ли то, что Таня ей рассказывала. Правда ли я трахаю ее мать?
— Конечно, он ее ебет, — с оттенком возмущения говорит Таня. — И маму Снагглс тоже! Да, да! Снагглс не хочет этому верить, но когда я приведу факты…
А ее брат, неженка… Правда ли, что когда их мать ложится с мужчиной, она берет с собой сына и заставляет его отсасывать у своего любовника? Ну и мир! Что за мир! Какая стебанутая семейка! Получается, что Питер отсасывал и у меня? Сосал тот самый хуй, который сейчас в ней? Вот так открытие!
— Я покажу тебе, что иногда делает Питер, — говорит Таня и, поднявшись из кресла, подходит к нам. — Я тоже изредка это делаю, когда он трахает мою маму.
Она кидается на нас, ужом проползает между рук, втискивается между нами… ее не остановить, не удержать… Лижет Джине груди, облизывает мой зад, покусывает попку Джины… В конце концов, пользуясь тем, что мы лежим на боку, пристраивается у нее за спиной и обнимает за талию.
Сжать бедра Джина не может, потому что я не могу остановиться, чтобы сбросить Таню, а та вьется над нами, как шмель, которого никто не удосужится если не прихлопнуть, то хотя бы отогнать… вьется и вылизывает все, что ни попадается на пути. Для этой дряни запретов не существует… чмокает Джину в задницу… смачно, взасос… вздыхает. Ее нос где-то под моими яйцами… трется о мой поршень… она умоляет нас остановиться… на один только миг.
