Жестокие наследники (ЛП) - Вильденштейн Оливия

— Я не знала.

Моя резкая интонация выдала то, что скрывал мой костюм.

— Я делю комнату с тремя другими лусионага в казармах охраны.

— Как это очень… мейнстримно с твоей стороны.

Он снова провёл пальцем вниз.

— Мы не можем все жить в плавучих морских дворцах.

Раздраженная его критическим тоном, я убрала руку с его тела и прижала её к своей груди.

— Потому что ты думаешь, у меня есть выбор?

Его брови опустились.

— Ты недовольна своими жилищными условиями?

Мне нравился мой дом, но хотелось бы, чтобы вокруг него были построены другие.

— Я живу под увеличительным стеклом, Римо, — я вздохнула. — Я всегда хотела жить в калимборе, или в одном из небольших пляжных домиков на сваях, или даже в Долине Пяти. Просто в более нормальном месте.

— Ты могла бы переехать в казарму. Уверен, мои соседи по комнате не будут возражать.

Улыбка тронула мои губы.

— Как великодушно с твоей стороны, но думаю, я обойдусь без проживания в одной комнате с четырьмя мужчинами.

— О, ты бы не стала делить её с нами четырьмя. Только со мной. Я бы вышвырнул остальных вон.

Моё сердце дрогнуло.

— Для того, кто не готов к отношениям, ты ужасно собственнический.

В течение нескольких секунд его челюсть двигалась, как будто его рот формировал множество слов, но затем стирал их.

— Мы связаны Котлом, — наконец, сказал он.

Он, очевидно, пропустил мимо ушей моё признание, произнесённое шепотом прошлой ночью, поэтому я повторила его громко:

— Пожалуйста, не чувствуй себя обязанным быть со мной из-за волшебного предмета, Римо.

Я села, затем спустила ноги с кровати и встала.

— Амара…

— Нам пора отправляться.

Моя коса не распустилась, что было приятно, так как у меня закончились резинки для волос.

Когда я направлялась в ванную, Римо снова окликнул меня по имени, но я закрыла дверь и опустилась на закрытую крышку унитаза, а затем закрыла лицо ладонями и закрыла глаза. Я ненавидела то, как внук Грегора мог расстроить меня в одну минуту и какой особенной он мог заставить меня чувствовать себя в следующую. Но особенно я ненавидела себя за то, что позволяла ему так сильно влиять на моё настроение.

Мне нужна была некоторая дистанция, но как, чёрт возьми, я должна была найти её в этой волшебной тюремной камере?

Помимо того, что я садилась в поезд одна…

Я уставилась на дверь и подумывала о том, чтобы уйти раньше него. Страх победил. Возможно, я была немного храбрая, но определенно недостаточно храбрая, чтобы встретиться лицом к лицу с этим миром в одиночку. Именно по этой причине я дождалась его, как только вышла из ванной, а он вошёл внутрь.

По этой единственной причине.

ГЛАВА 27. ВЗРЫВ

Когда мы направились к поезду, туман окутал калимборы, скрыв их макушки.

Римо взобрался на парящую платформу с лёгкостью гимнаста. Он протянул мне руку, но я не приняла её, притворившись, что не заметила. Мне надоело держать его за руку. С грацией стального стержня я подтянулась вверх и перемахнула через поручни.

Римо стал возиться с современным сенсорным экраном, а я устроилась на изогнутой скамье и смотрела в окно, пока внешний мир не исчез за непрозрачными барьерами. А потом я обхватила ладонями край своего сиденья и приготовилась к сокрушительному путешествию. Я задавалась вопросом, действительно ли мы путешествовали, или поезд стоял неподвижно, а мир вокруг нас перестраивался сам по себе. Если это было последнее, то сотрясение было неоправданно жестоким.

С другой стороны, это была тюрьма, а не какой-нибудь спа-салон с кокосовыми орехами, полосатыми соломинками и пушистыми радужными шезлонгами.

Римо повернулся и упёрся ладонями в потолок, чтобы не упасть. Я чувствовала на себе его взгляд, но по-прежнему отказывалась смотреть на него. Он поцеловал меня, признался, что я нравилась ему много лет, а потом взял и всё испортил, вспомнив про своё чувство долга перед Котлом. Но самое главное, почему я так обиделась? Не то, чтобы я питала какие-то чувства к внуку Грегора. Вероятно, мне было не всё равно, потому что я была истощена физически и умственно, а изнеможение делало меня слегка ворчливой.

Я думала о нашем поцелуе и желала, чтобы я ничего не почувствовала. Это сделало бы всё намного проще. Чувства не могут быть задеты, когда их нет. Поезд, наконец, перестал трястись, а вот мой череп — нет. Я взмахнула своим Инфинити, чтобы выпустить лекарство в кровь, когда вспомнила, что эта чертова штука не работает в этом чёртовом мире.

— Ты в порядке? — спросил Римо, когда окна и дверь открылись.

Я очень хотела, чтобы он снова стал ослом, потому что тогда было бы намного проще его не любить.

— Только голова болит, но это пройдёт.

Я встала. Поскольку купе было маленьким, а он — нет, мои стиснутые груди соприкоснулись с его упругой грудью. Я пожурила свою кожу за покалывание. Ей нужно было прекратить так реагировать.

— Я бы предпочел удар, чем твоё молчание, Амара.

Я уставилась на его подёргивающееся адамово яблоко, и не потому, что собиралась ударить по нему кулаком — на его шее было достаточно синяков, — а потому, что оно находилось прямо в поле моего зрения, а адамовы яблоки не пялились в ответ в надежде проникнуть в твою душу.

— Ты думаешь, мне всё это даётся легко? Я целую тебя, я признаюсь тебе в вещах, которые, как я предполагал, унесу в свою могилу на клумбе, а потом ты холодно относишься ко мне, потому что я напомнил тебе, что мы связаны Котлом…

Я подняла свой пристальный взгляд на него.

— Ты напомнил мне? Потому что ты думаешь, я забыла? — я попыталась отступить назад, но мои колени упёрлись в скамейку. — Я злюсь не из-за этого.

Его брови поползли вверх.

— Тогда почему ты злишься?

— Потому что, Римо, я в замешательстве. Ты сбиваешь с толку. Я тебе нравлюсь или нет? Я — обязанность или выбор?

— Ты была «о выборе и речи быть не может», пока Котёл не связал нас.

— Котёл не должен был ничего менять.

— Но это произошло. Точно так же, как это место. Точно так же, как я смотрел, как ты умираешь.

Он вскинул руки в воздух и убрал пряди вокруг моего лица, которые выпали из моей косы за ночь.

— Скажи мне кое-что… ты когда-нибудь думала о том, чтобы заняться со мной любовью до того, как нас вместе бросили в Плеть?

Мои щёки вспыхнули.

— Нет, но это потому, что ты был полон ненависти.

— И всё же ты поцеловала меня в ответ, Амара, так что признай, что это место изменило и тебя тоже.

Я вздернула подбородок чуть выше.

— Это место изменило то, как я видела тебя, а не то, чего я хочу. И чего я хочу, так это настоящих отношений, а не предопределённых, и уж точно не с истёкшим сроком годности, потому что другая сторона не сторонница длительной моногамии.

— Ты едва меня знаешь. Может быть, тебе бы не понравилось встречаться со мной.

— Может быть, мне бы это не понравилось.

Была ли я всё ещё розовой или мой цвет лица сразу стал фиолетовым?

— Но свидания даже невозможны, потому что свидания означают обязательства, а ты не хочешь обязательств, Римо, так почему мы вообще ссоримся из-за этого?

Его взгляд опустился на мои губы.

Я отступила в сторону, прежде чем он успел поцеловать меня. Я подозревала, что это была бы плохая идея, учитывая, насколько сильно это взбудоражило мой мозг там, на грязевом поле, и я хотела… нуждалась… сохранить хладнокровие.

— Не надо.

— Почему это должно быть всё или ничего? Почему это просто не может быть чем-то особенным?

— Потому что я хочу того, что есть у моих родителей. То, что есть у моих дяди и тёти.

— Что, если то, что у них у всех есть, происходит только благодаря их меткам? И Каджика, и твоя мать были отмечены своими партнёрами.

Мою грудь свело. Джия затронула ту же тему во время одной из наших многочисленных дискуссий о мальчиках и сердцах. Я ненавидела её намёки, потому что это означало, что к их любви примешивалась магия, а я не хотела, чтобы магия имела какое-либо отношение к этому чувству.