Дом на Уотч-Хилл (ЛП) - Монинг Карен Мари
Эсте за то недолгое время, что он провела здесь, обременила меня таким количеством информации, что можно было подумать, что я не стану активно искать ещё больше сведений. Я даже не рассказала ей, что пожар, спаливший наш дом, устроили намеренно, не поведала о мнимой попытке покушения на мою жизнь, о теле в амбаре или об исторической хижине и необъяснимой книге. Я была слишком занята попытками впитать всю информацию, которую она кидала в меня, и потому я не делилась своими новостями.
Но если честно, под всем этим маячила глубинная, непоколебимая настороженность, которая и связала мне язык. Я планировала рассказать Эсте всё до малейшей детали, когда она приедет, чтобы узнать её мнение. Я думала, что мы будем вместе изучать опасности моей новой жизни. Потом я обнаружила, что она знала, кем я была всю мою жизнь, и не говорила мне, и недоверие пустило корни в моём сердце. Я не могла отбросить чувство, что мне нужно узнать ещё что-то важное, что-то критичное. Моя лучшая подруга, которой я доверяла слепо и всецело, никогда не говорила мне, что я ведьма; что ещё она может утаивать? В данный момент я не доверяла никому и ничему, кроме самой себя. Возможно, даже тому, что Джунипер может раскрыть в своём письме. Да и как я могла доверять, узнав, что мои самые близкие люди врали мне всю мою жизнь? Разве незнакомцы не будут врать с ещё большей готовностью?
Возможно, книга знала что-то о моей матери. Эта мысль могла показаться абсурдной, но книга же писала сама себя, и это выходило далеко за пределы абсурда, так что абсурд вообще уже не применялся. Возможно, она содержала в себе родословную всех ведьм и могла сказать мне, кто я, или хотя бы предложить хорошую зацепку.
«Беги», — приказала книга. Но зачем? Изначально она, похоже, пыталась помочь мне понять, кто я. Затем противоборствующие силы сражались за контроль над её страницами и право общаться. Отчаянно желая узнать больше от любого из этих рассказчиков (которые почему-то казались мне более беспристрастными, чем люди вокруг), я просто была достаточно обезболена алкоголем и движима вскипающей злостью, чтобы чувствовать себя раздражённо беспечной, почти неукротимой.
Вооружившись двумя фонариками и светильником на батарейках, который я повесила на плечо, я сотворила достаточно яркий нимб света, чтобы испытывать обоснованную уверенность, что не впаду в полную панику, когда войду в чернильный коридор.
Но Боже, ночью поместье было почти угнетающе огромным! В темноте легко было вообразить, что дом, как сказала Эсте, простирается бесконечно. Что если я уйду слишком далеко или не буду уделять строгого внимания, то могу забрести в какие-то неведомые ведьмовские земли, из которых нельзя просто вернуться той же дорогой, и это будет стоить мне крови или частицы души. Серьёзно, тут была башня без входа, дверь в кабинете Джунипер, которая не открывалась, потайные панели в стенах, соединяющие части дома; поместье Кэмерон было далеко от предсказуемости.
А я была ведьмой. Насколько же это немыслимо?
Медля и набираясь решимости, я представляла себе чудовищную крепость снаружи, вспоминала своё инстинктивное впечатление о ней в день, когда увидела это место впервые, и рассмеялась вслух при мысли о том, что здесь и сейчас, посреди ночи я, с недавних пор неукротимая Зо Грей, стояла в чернейшей из дыр, собиралась войти в ещё более чернильную, сильно повреждённую пожаром, самую ужасающую часть дома.
Наглости мне в последнее время хватало, надо отдать должное. Либо же я страдала от опасного дефицита мозговых клеток.
Тогда я осознала, что смех перед битвой — это комплект брони. Настрой скис, я расправила плечи и уверенно пошагала к входу в пропитанный дымом ледяной коридор и тут же испугалась внезапному сгущению тьмы вокруг меня, загустению самого воздуха, словно начало коридора противилось моему входу. Мне пришлось протолкнуться внутрь, пробиться, и я едва не упала головой вперёд, когда зловещее сопротивление загадочным образом прекратилось.
Моя уверенность быстро угасала. Чем дальше я шла, тем более ледяным и странно узким становился коридор, он начинал ощущаться странно перекошенным, опасно отклонялся от формы квадрата. Задрожав, я чувствовала себя так, будто стены сдвинулись сокрушительно близко, пол уходил под углом. Раз или два я останавливалась, чтобы вытянуть руки в стороны и измерить ширину, обнаруживая, что коридор не изменился; изменилось лишь моё восприятие его. Каким-то образом дом заставлял меня испытывать клаустрофобию, чувствовать себя выбитой из равновесия, когда для этого не было причин. Спустя время я обернулась назад, но вообще ничего не могла увидеть. Позади не было даже слабейшего проблеска света. Как будто я стояла лицом к сплошной чёрной стене. Я на мгновение подумала вернуться в свою комнату, но вид позади каким-то образом казался более устрашающим, чем вид впереди, так что я продолжила идти.
И идти. Я понятия не имела, как коридор вообще мог тянуться так далеко, но северо-западное крыло, похоже, страдало от какой-то пространственной аномалии, которая не повлияла на остальное поместье. Несколько раз, проходя мимо бесчисленного множества закрытых дверей, я могла бы поклясться, что слышала… шуршащее скольжение.
И всё же я не чувствовала смертельной угрозы и вполне могла представить, что, возможно, в этом заброшенном крыле обосновались крысы, которые и создавали такие звуки. Поскольку моя жизнь в любом случае была такой сюрреалистичной, я отказывалась отвлекаться от своей миссии. В конце концов, двери оставались закрытыми. Ничего ужасающего не выбредало и не вырывалось из них, а я не собиралась поворачивать дверную ручку, чтобы заглянуть в одну из этих комнат. Думаю, часть меня практически надеялась, что что-то выскочит и нападёт на меня, чтобы в моей жизни наконец-то появилась осязаемая, опознаваемая угроза, которой можно противостоять.
Наконец, я дошла до бледно-серого камня башни. Я находилась в узком тёмном коридоре, шла как будто час, и наконец, добралась до двери хижины.
На сей раз я остановилась, чтобы изучить вырезанные символы, запомнить и найти их позднее.
Затем я толкнула дверь, посветила фонариком высоко вверх и вниз, оценивая опутанную паутиной кухню. Обнаружив, что в ней ничего не изменилось, я решительно пошагала через неё к аптеке/библиотеке, не глядя ни влево, ни вправо.
Древний гримуар лежал открытым на пьедестале, источая слабое зеленоватое свечение.
— Здравствуй, — сказала я, чувствуя себя глупо, но что-то здесь было разумным, и я подумала, что не помешает поприветствовать это.
Когда я шагнула вперёд, предложение само проступило на странице.
«Приветствую, та, что с тайной и магией в её крови. Зачем ты пришла?»
— У меня есть вопросы.
«Что ты?»
— Я… — я умолкла, готовая сказать «ведьма», и инстинктивно переключилась на: — Кайлех.
«Да».
— Ты знаешь, кто я?
«Ты только что мне сказала. Помимо этого, всё — выбор».
— Я имею в виду, какой дом — светлый или тёмный?
«Всё — выбор».
— Я Кэмерон?
Слова оставались на прежнем месте. Ничего нового не было написано. Я ещё тремя разными способами задавала вопросы о своём наследии, но слова просто оставались.
Наконец, я раздражённо потребовала:
— Кем была моя мать? Каким было настоящее имя Джоанны Грей?
Внезапно страницы заполнились словами, и подойдя ближе, я начала читать.
Существует бесчисленное множество неверных представлений о связывании силы ведьмы. Это можно сделать, но это несёт в себе чрезвычайно высокую силу. Если ведьма связывает силу другой ведьмы — гнусный поступок, совершаемый лишь в тяжелейших обстоятельствах — обе умрут. На эту пару быстро обрушится несчастный случай, и их кончина будет ужасающей и болезненной. Часто ведьма лишает себя жизни, лишь бы не пассивно поддаваться той кошмарной судьбе, что уготовила ей вселенная.
Если тринадцать ведьм работают сообща, чтобы связать силу ведьмы, умирает лишь связанная ведьма, но каждая из тринадцати вскоре пострадает от вопиющих травм и потерь. Разделённая на тринадцать кусков пирога, расплата становится более удобоваримым десертом правосудия, но заставить тринадцать ведьм согласиться в чём-либо практически невозможно: ингредиенты простого зелья, округлость полной луны, даже цвет совершенно чёрной кошки может привести к распалённым дебатам.
