Леопольд Захер-Мазох - Сочинения
— Готовы ли вы, барышня? — спросила еврейка, отворяя дверь в смежную комнату.
— Готова.
— Вы видели, как ловко я все исполнила? Теперь настала ваша очередь.
— Вы увидите, как я исполняю возложенные на меня обязанности.
— Нет, не увижу… Я не могу хладнокровно смотреть на кровопролитие…
Пожалуйте… Юрий проводит вас в рощу.
Эмма поспешно надела шляпу и перчатки, взяла в руки хлыст и вышла из шинка. Юрий помог ей сесть на лошадь, и вдвоем они поскакали к лесу, где их ожидали сообщники и жертва. Пиктурно был привязан к дереву, остальные лежали вокруг пылающего костра.
Черты лица девушки показались студенту знакомыми, но наряд ее сбил его с толку.
— Мы находимся здесь в полной безопасности, не правда ли? — спросила она, обращаясь к Табичу, старику огромного роста, который утвердительно кивнул ей головой.
— Для начала, я попробую уговорить его, — продолжала Эмма, — Джика останется здесь со мною, а Табич и Юрий будут стоять на карауле и, в случае опасности, дадут мне знать с помощью свистка.
Джика была плотная, проворная женщина среднего роста, с загорелым лицом и гордой, презрительной усмешкой на толстых губах. На ней был надет овчинный полушубок, из-под которого виднелась короткая красная юбка. На ногах — мужские сапоги, голова повязана желтым платком.
— Вынь кляп у него изо рта, — приказала ей Эмма.
— Что значит вся эта комедия? — спросил Пиктурно. — Теперь я узнал вас… Мы встречались с вами в Красном кабачке; но мужчина вы или женщина, я не знаю…
— Я девушка.
— Объясните же мне эту глупую шутку. По вашей милости мы все заработаем как минимум сильный насморк.
— Тут нет никакой шутки, — отвечала ему Эмма, — вы находитесь во власти сострадательных людей, которые желают спасти вашу душу, предав вас смерти.
— Да вы с ума сошли!!!
— Вы умрете… Никто не придет вам на помощь… Покайтесь в ваших грехах и умрите добровольно, или…
— Добровольно?! — перебил ее Пиктурно. — Боже меня сохрани! Мне жизнь еще не надоела. Убирайтесь вы к черту с вашей философией… Развяжите меня сию же минуту, иначе я закричу и позову на помощь!
— Никто вас не услышит.
— Караул! Режут! — закричал Пиктурно.
— Решайтесь же, — прибавила Эмма, вынимая револьвер.
— Я не хочу умирать! — стонал несчастный.
— Кайтесь.
— Не хочу!!!
— Молитесь.
— Нет! Нет!
— В таком случае, я приношу вас в жертву во имя Отца и Сына, и Святого Духа, аминь!
Раздался выстрел. Пуля засела в правой руке. Алая кровь брызнула из раны и обагрила снег.
— Покайтесь в грехах, пока еще есть время.
— Караул! Караул!
Вторая пуля попала в левое плечо… Студент упал на колени.
— Сжальтесь!.. Пощадите… — как стон вырвалось из его груди.
— Господь милосерден, — отвечала Эмма, хладнокровно продолжая стрелять, словно в мишень: еще две пули попали в живот и, наконец, пятая — в грудь.
— Так убейте ж меня поскорее! — взмолился Пиктурно.
Грянул выстрел… голова несчастного юноши склонилась на грудь… и его не стало…
— Умер, — проворчала Джика, приложив ухо к его сердцу, затем пронзительным свистом дала знать сообщникам, что жертвоприношение совершилось.
Табич и Юрий вернулись на место преступления и начали копать могилу, а Эмма отправилась обратно в Киев.
На следующий день она проспала до полудня.
Когда она, сидя перед зеркалом, расчесывала волосы, в уборную ее без доклада вошел Бедросов и вскричал:
— Знаете ли вы, какое таинственное происшествие встревожило сегодня весь город?
— Нет, я ничего не слышала.
— Вчера пропал студент здешнего университета по фамилии Пиктурно. Вероятно, его убили. Он был любовником еврейки, содержательницы Красного кабачка. Я сделал там обыск, но к сожалению ничего не нашел.
— Это естественно.
— Почему?
— Недаром же я предлагала вам свои услуги в качестве полицейского агента.
— Вы можете навести нас на след?
— Нет, но я могу дать вам дружеский совет: оставьте это дело… в нем замешаны высокопоставленные личности… Это была американская дуэль.
— С кем же?
— Полагают, что с графом Солтыком… Пиктурно уехал за границу, где он должен застрелиться.
— Благодарю вас за совет, милая барышня, и непременно им воспользуюсь.
XVII. Прекрасная мечта
Анюта сидела за роялем и разыгрывала ноктюрн Шопена, когда Генриетта вошла в залу. Подруги обнялись и поцеловались.
— Тебя можно поздравить? — спросила гостья.
— С чем это?
— Ты выходишь замуж.
— За кого же?
— К чему скрывать то, о чем говорит весь город. Если бы ты знала, как тебе завидуют! Ты будешь графинею Солтык!
— Но ведь это не может случиться без моего согласия… Я не кукла, которую можно подарить кому угодно.
— Говорят, что ты уже дала слово графу.
— Боже меня сохрани!
— Анюта, да ты с ума сошла! Он такой красавец, такой богач!
— Может быть, но я его не люблю и никогда любить не буду.
— Устарелые понятия о браке, душа моя! Сердце тут не при чем. Благодаря графу ты займешь блистательное положение в обществе, он окружит тебя роскошью, будет исполнять все твои желания, — да ведь это блаженство, милая моя, а все остальное пустяки! Скучать тебе не придется, у тебя будут толпы поклонников, ведь ты такая хорошенькая!
Анюта не без удивления посмотрела на подругу.
— Я не узнаю тебя, Генриетта, — сказала она. — Куда же девались твои мечты, твои идеалы?
— Это принадлежности любви, но только не супружества.
— Я серьезно смотрю на брак…
— Перестань… Над тобою будут смеяться! Ты только послушай, о чем разговаривают между собою молодые замужние женщины, так ты ахнешь!
— Пусть надо мною смеются сколько угодно, но я выйду замуж не иначе, как по любви.
Пока девушки разговаривали в зале, в будуар хозяйки дома вошел иезуит с многозначительной торжественной улыбкой на губах.
— Ну, что новенького, достопочтенный патер? — спросила Огинская, пожимая ему руку. — Вы сияете от радости.
— Как же мне не радоваться, когда моя заветная мечта вскоре должна осуществиться… Мой граф решил жениться!
— На ком же?
— И вы еще спрашиваете!.. На нашей милой Анюте!
— Какая честь для нас…
— Оба они для меня как родные, — продолжал езуит. — Я давно уже мечтаю об их браке. Анюта умная, добрая девушка, она сумеет обуздать дикий нрав своего будущего супруга, который может быть так полезен своей угнетенной родине!
