Шахразада - Грешник Шимас
При каждом намеке на звук юноша стремительно оборачивался, руки его были готовы к объятиям, губы к поцелуям, но только листья шелестели, только листья потирали свои бледно-зеленые ладони, шевелили своими бледными губами.
«Я глупец! Она не придет. Зачем ей приходить ко мне? Она — дочь царского рода! А кто я? Некоторые зовут меня ученым, но лишь мне ведомы истинные глубины моего невежества. Я — лекарь, фигляр, купец, бродяга… бездомный, безземельный человечек с мечом…»
О, сколькими словами может пожалеть себя тот, кто не готов сражаться за любовь! Или тот, кто понимает, что в этом сражении лишь сложит голову, но счастья не найдет…
«Кто я таков, чтобы надеяться, что она полюбит меня мгновенно, как я полюбил ее? Я — дурак, ничтожный дурак, несчастный дурак, дурак, бегущий на звук пустого бубна, который он зовет судьбой…»
Звук?! Дальний звук… дверь закрылась? Или что-то упало с дерева в дальнем углу сада? Один, в тени, затаив дыхание, Шимас ждал.
«Придет ли она? Или где-то в своих покоях готовится ко сну, смеясь при мысли обо мне, ожидающем в саду? Действительно ли обещали ее глаза то, что боялось выдать ее сердце? Или обещание, которое я прочел в этих глазах, порождено лишь моим безумным воображением?»
Бросился с небес вниз козодой, где-то в саду упало с дерева яблоко. Шимас раздраженно вышагивал взад-вперед. Он чувствовал, что девушка не придет.
«Может быть, она забыла обо мне через минуту. Или, если и хочет прийти, пытается и не может ускользнуть от своих стражей?»
Тихий ветер зашевелил тени среди листвы. Ночь читала молитвы по четкам звезд.
«Сколько я уже жду? Не пора ли мне уйти — сейчас же? Не сказать ли своей мечте „прощай“? Да что я, мальчишка, влюбившийся впервые?»
Луна спускалась, дорожки в саду уже не белели в ее свете. Темнота окутывала сад, которому так и не повезло стать садом наслаждений.
«Довольно! Хватит!»
Однако он все не уходил. Все медлил, прислушиваясь к шорохам ночи, ждал… и тут она пришла.
«Она пришла!» — Сердце Шимаса запело.
В черном плаще, словно плывущая тень, тьма, появившаяся из еще более глубокой тьмы, шагала по опавшим листьям Парвати.
— О! Ты здесь! Я боялась… Я так!..
Шимас раскрыл объятия, и она упала в них, как бросаются в омут. Юноша держал ее, нежно целуя в губы, чувствуя, как она была испугана, испугана тем, что совершила.
— Ты должна выйти за него?
— Да… — она подняла на Шимаса глаза, — я должна. Если я не стану его женой, он придет к нам со своим войском, и отца моего убьют, а царство его захватят. Он хочет получить не только меня, ему нужно и все, что у нас есть. Он думает получить все это после того, как получит меня.
— Ты его знаешь?
— Я видела его. Он стоит по правую руку правителя Каннауджа.
Что мог сказать на это Шимас? Что предложить? Он любил ее, но может ли найти царство, дабы сложить к ее ногам? Может ли дать ей богатство, чтобы откупиться от магараджи? Или привести войска, чтобы спасти ее отца?
Нет, увы. И Шимас понимал, что у них есть только эта лунная ночь — и что отдать он может лишь свое пылкое сердце.
Свиток девятнадцатый
— Я велела страже проверить первые шесть лиг пути к дому… Ибо великий Ибн Ибрагим сказал мне, что где-то там мой караван будут ждать враги…
Парвати подавила смешок, они с Шимасом стали пробираться среди цветочных клумб под деревьями к тыльной части постоялого двора. Девушка чувствовала себя восхитительно порочной, сбежавшей от пристального взгляда к пылкому любовнику. С удивлением она поняла, что не находит в душе ни капли раскаяния. Благоразумие покинуло ее, все чувства возродились к жизни. Ночь была чудесной, посеребренной лунным светом и свежей от волшебных запахов. А молодой мужчина, крепко державший ее за руку, вызывал в Парвати сладкое предвкушение, волнение и болезненное желание.
Наконец они достигли места, куда не падал даже слабый лунный луч. Шимас прижал девушку к себе и прошептал в самое ухо:
— Я горю так, как не горел никогда, будто никогда не любил и никогда не вожделел.
Парвати смогла ответить на это лишь прикосновением — ибо она горела точно так же.
— Поцелуй меня, любимая, покажи, чего ты хочешь.
Это дерзкое требование застало девушку врасплох. Парвати замерла от ужаса, когда Шимас склонил голову и поймал губами ее губы.
То был потрясающий поцелуй. Неожиданный, коварный, сотворивший какое-то непостижимое волшебство с телом девушки. Шимас ласкал ее губы, проводя сладострастную разведку, нежную, возбуждающую и дико будоражащую кровь. Парвати целовали и раньше, но она никогда не испытывала ничего подобного. Кожа внезапно запылала, словно она стояла слишком близко к костру.
Сердце глухо стучало в груди, когда юноша, наконец, оставил ее губы. Легко коснувшись щеки Парвати, Шимас устремился к ее уху, где его губы задержались на какое-то время.
— Твои губы невинны на вкус, — прошептал он неожиданно хриплым голосом. — Это прелестная, но абсолютно ненужная игра.
— Это не игра, — срывающимся голосом ответила Парвати. — Я действительно неопытна.
Шимас немного отстранился и окинул красавицу скептическим взглядом.
— Не люблю, когда говорят неправду. Парвати почувствовала себя оскорбленной.
— Ты мне не веришь? — спросила она с невольной угрозой.
Шимас провел кончиками пальцев по ее губам.
— Переубеди меня. Иди ко мне, моя мечта…
Он снова склонил голову и поцеловал ее, на этот раз еще более страстно. Встревоженная собственными желаниями, Парвати сделала попытку отшатнуться, но Шимас крепко прижал ее к себе, к своему мускулистому горячему телу.
Потрясенная неукротимой чувственностью юноши, Парвати всхлипнула. Ей не верилось, что объятия мужчины могут так возбуждать. Когда Шимас, наконец, прервал поцелуй и поднял голову, она ответила на его взгляд своим затуманенным взглядом.
Улыбка юноши была печальной.
— Клянусь… ни одна женщина еще не доставляла мне столь сладких чувств. Ты тоже почувствовала это, красавица, признайся.
Он был прав. Парвати никогда в жизни не испытывала ничего подобного — такого молниеносного и ослепительного притяжения, вспыхнувшего между ними. Такого опустошительного жара и желания. Такого вожделения. Но ему она в этом ни за что не признается.
Силясь вернуть некое подобие спокойствия, Парвати прочистила горло.
— Неужели? — весело рассмеявшись, сказала она. — Твоя самонадеянность делает тебе честь.
