Генри Саттон - Эксгибиционистка. Любовь при свидетелях
Мелисса предложила Мередиту вернуться в Нью-Йорк чуть раньше обычного, может быть, даже в конце сентября.
— Дорогой, Нью-Йорк в это время еще безлюдный, весь город будет принадлежать нам, — уговаривала она.
— Нью-Йорк в сентябре? Безлюдный? Что-то не верится. Ты думаешь, он напоминает рыбацкую деревушку?
Мередит уверял, что даже в сентябре в Нью-Йорке полно народа. Но в конце концов он все же сказал «да» — они вернутся пораньше, и она убедится в его правоте.
* * *Скорее всего, ее ждет полное разочарование. Она убеждала себя, что Мерри наверняка окажется одной из тех скучнейших американских девочек, которые не признают ничего, кроме витаминизированной пищи и молочных коктейлей, и чей интеллект и эмоциональность находятся на зачаточной стадии. Она даже лелеяла надежду, что Мерри как раз и окажется такой девочкой — ведь тогда можно будет с легким сердцем выбросить ее из головы избавиться от нее. И вовсе не важно, какая у нее внешность, не важно, насколько она привлекательна и похожа на отца, если, конечно, она и в самом деле sympathique[23]. Но что может быть интересного и привлекательного в семнадцатилетней девчонке! Женщины куда более рассудительны, чем мужчины, и их не так-то легко увлечь изящно вылепленным лицом, тонко очерченными скулами или бездонными глазами. Все эти прелести, разумеется, нельзя игнорировать, но они ведь не столь уж существенны. Привыкнув разглядывать себя в зеркале, женщина постепенно понимает, сколь малое значение имеет внешность, сколь неверно глаза выдают душу.
Мередиту опять надо было ехать в Калифорнию. Намечалось какое-то грандиозное, чрезвычайно запутанное предприятие со съемками в Испании, чтобы разморозить какие-то вклады в песетах, — что может быть тоскливее! Но речь шла об очень больших деньгах и предстояли долгие переговоры и расчеты. Мередит был страшно занят. И Мелисса, у которой возник недвусмысленный план относительно Мерри, была этому даже рада. Ее план заключался в том, что Мередит останется на уик-энд в городе, а Мерри приедет их навестить. И познакомится со своей новой мачехой. А потом он уедет в Голливуд. Ей бы вряд ли удалось так все хорошо устроить, даже если бы она хорошенько постаралась. С другой стороны, она все ломала себе голову, думая, что же будет делать с Мерри, если та вдруг окажется заурядной занудой. Ходить по магазинам? По гостям? Но в Нью-Йорке в это время нет никого, кто не слишком ей противен…
Мерри пришлась ей по нраву. Сверх всех ее ожиданий и вопреки всем опасениям, Мерри оказалась прелестной, хрупко-красивой девушкой. Она и впрямь была очень похожа на отца, и во всем ее облике сквозила какая-то умиротворенность, спокойная уверенность, что было не столько проявлением заученной манеры поведения на людях, сколько особенностью ее натуры — сродни уверенному спокойствию оленя, который в минуту опасности замираек и целиком полагается на свою способность мгновенно слиться с лесным пейзажем. Она была такая милая, бесхитростная, совсем не жеманная и — без комплексов. Пока, во всяком случае. И еще было ясно, что она очень любит отца. Даже слишком. И она изо всех сил старалась внушить себе любовь к Мелиссе и заставить Мелиссу полюбить себя. Мелисса все это поняла уже через пять минут — видя, как ведет себя эта девочка, как она подалась вперед на стуле, как изящно выгнула шею и слушает внимательно, чуть приоткрыв губы.
— Ты теперь не выходишь из школы? — спросила Мелисса.
— Извините, что-то я не понимаю… — сказала Мерри.
— Тебя хоть иногда выпускают на волю? Как теперь? Или ты должна там находиться неотлучно?
— А… — сказала она. — Нам разрешают ездить домой на субботу и воскресенье. Старшеклассницам. Или гостить у родителей друзей, если есть письменное приглашение. Еще старшеклассницам разрешают ходить в колледж на свидания с ребятами, если собирается группа не меньше трех девочек.
— Но ты же можешь приезжать к нам на субботу и воскресенье, разве нет?
— Конечно, — сказала Мерри.
— Так давай, приезжай, для тебя это будет хоть какое-то разнообразие.
— С удовольствием, — сказала Мерри.
Как же просто! Могло показаться, что все это делалось специально для Мередита, и он, сидя напротив в кресле, одобрительно улыбался. А в результате Мелисса добилась даже больше, чем рассчитывала, ибо от внимания Мерри не ускользнуло, что мачеха пытается одновременно ублажить отца и извлечь выгоды для себя. И между ними сразу установилось тайное взаимопонимание. Однако обеих преследовало неотступное ощущение опасности — боязнь сделать неверный шаг: и та и другая чувствовали себя точно отпущенный на свободу под залог преступник. К тому же им обеим были пока совершенно неясны собственные тайные намерения. И все это привело к тому, что мачеха и падчерица внимательно и выжидательно присматривались друг к другу, чутко реагируя даже на малейшие нюансы интонации, когда обменивались самыми незначительными репликами.
— С большим удовольствием, — повторила Мерри так, словно оказывала Мелиссе любезность, помогая ей выкрутиться из затруднительного положения. Это тоже был удачный ход. Выказанное ею великодушие означало, что она благоволит к Мелиссе. Разве можно найти лучший способ обрести верного друга, чем позволить кому-то оказать тебе небольшую услугу.
Весь оставшийся вечер Мелисса старалась не вмешиваться в беседу отца и дочери. Она не надеялась составить здесь конкуренцию Мередиту, да и не пыталась. В половине двенадцатого она решила доставить всем последнее на сегодня удовольствие, приказав подать какао. И затем все трое отправились спать.
На следующее утро Мередиту предстояло ехать в аэропорт еще затемно. Мерри должна была возвращаться дневным поездом в школу сразу после обеда. Позавтракав, Мередит отправился в лимузине в аэропорт, а Мелисса с Мерри остались вдвоем.
Мелисса все никак не могла дождаться возможности поговорить с девочкой, порасспросить ее о том о сем и побольше узнать о ее жизни и о ней самой. Ей понравились ясные глаза Мерри и совсем еще юные, невинные черты лица, но ей было совсем недостаточно только любоваться ее внешним обликом. Она хотела поскорее выведать у нее, знаком ли ей уже иной; недетский опыт, потому что сама прекрасно помнила, как в детстве ухитрялась утаивать свои сокровенные мысли и чувства под маской нежной кожи и ясных глаз. Она все никак не могла забыть ту поразительную фотографию. Что это был за опыт — счастливый или несчастный, и оказался ли он полезным или вредным для Мерри и для ее, Мелиссы, собственных помыслов относительно Мерри. Она плохо себе это представляла и ей не терпелось это выяснить. Но она также понимала, что спешкой можно только испортить все дело. Необходимо завоевать доверие девочки. Мелисса предложила ей пойти в парк. Мерри согласилась, и они спустились вниз, пересекли Южную Сентрал-парк-стрит и двинулись по парку в северном направлении.
