Ты мой закат, ты мой рассвет (СИ) - Субботина Айя
Как ей не хватает их с мамой телефонных разговоров, как она корит себя за то, что и моя мать стала редким гостем моих звонков. Причины не знает - во всяком случае, тему мы никогда не поднимали - но точно видит, что что-то не так.
А у нее просто неуемная тяга все везде поправить и сгладить каждый острый угол.
Хороший противовес мне - известному любителю все везде обострять и сразу рвать.
— Уверена, что оно того стоит? - Вдруг передумает.
— Уверена, - без заминки, как пионер, отвечает жена. - И хочу шашлык твоего авторства, мужчина. Так что как хочешь.
Устраиваю голову поудобнее, делаю глоток прямо из термоса и жмурюсь, наслаждаясь тишиной и приятной прохладой вечера.
Свиную вырезку и пару говяжьих медальонов я замариновал еще вчера, когда заезжал сюда с вещами и минимальным набором посуды.
Так что не только Очкарик умеет «угадывать» мои мысли.
Конечно, мы остаемся ночевать в довольно спартанских условиях, и прежде чем сделать эту вылазку, хорошо взвесили все за и против. Посоветовались с врачом, который наблюдает нашу дочь, и когда получили его согласие и список рекомендаций в придачу, выдвинулись в путь.
Если быть совсем честным, то только с появлением жены и дочери - скорее уж последней - я по-настоящему осознал, что такое полная ответственность. Раньше был только я и только Очкарик. У нас многое не ладилось, многое проходило на «ура», хотя и не должно было, но всегда где-то сзади зудела мысль: мы оба -взрослые люди, мы в состоянии сами о себе позаботиться, как бы там ни было. Мы не должны носиться друг с другом. Мы вообще можем просто разойтись и снова стать двумя полностью автономными людьми, которые вскоре забудут о существовании друг друга и окунутся в мир новых отношений.
Конечно, я перестал так думать после того, как в тот ужасный день понял, что в любую минуту Очкарик может исчезнуть навсегда. Уйти туда, где не словит сигнал ни одного мобильного оператора, куда не приехать, не прилететь и не прибежать.
И даже сейчас, когда опасность миновала, у меня неприятно холодит в груди, стоит представить, что в тот день все могло... закончиться.
Ася - это совсем другое.
Это моя маленькая бесконечная ответственность.
Человек, который появился на свет, потому что однажды я позволил себе забыться.
Человек, которого я - буду честным - испугался получить, потому что он бы связал меня по рукам и ногам. Какой бы сволочь и гадом я ни был, я бы никогда не оставил своего ребенка без заботы и обеспечения. Даже если бы мы с его матерью расстались на ножах.
Но мы не расстались.
Мы склеились и стали семьей.
Мамой и папой, которым еще предстоит набить шишек, прежде чем стать идеальными родителям.
Да и стоит ли? Может лучше просто жить, учиться друг у друга и у нашей дочери тоже?
Идеальное - это ведь такая... лажа.
Когда посреди ночи я слышу сквозь сон знакомое ворчание. Йени первой поднимает голову с подушки. Кажется, даже на пару секунд раньше, чем Ася начала просыпаться.
Я бесконечно благодарен своей маленькой замороченной писательнице, что она хранит мой покой, когда возвращаюсь с работы злой и уставший, и сил хватает только на то, чтобы поужинать, принять душ и вырубиться, чтобы встать в шесть утра.
Но сегодня я задерживаю Очкарика в постели.
— Спи, малыш, - целую ее в щеку и повыше натягиваю край одеяла на тонкое плечо.
Ася спит в корзине для поездок.
В ворохе одеял и теплом комбинезоне мягкого желтого цвета выглядит, наверное, как Дюймовочка в день своего рождения: крохотная, теплая и с огромными темными глазами. У нее уже почти прошла желтуха, хоть эта дрянь и поморочила нам с Очкариком нервы, но все равно щеки еще не то, чтобы совсем приятно-розового цвета.
— Привет, плакса. - Осторожно беру сверток на руки, прижимаю к себе, как учила Йени: на сгиб локтя, где наша Мелкота помещается вся целиком, а второй рукой придерживаю край одеяла. - Ты в курсе, что маленьким девочкам в такое время нужно спать и видеть сладкие сны?
Она моргает, как будто понимает, что говорю.
Похожа на мышь.
Только усов не хватает вокруг носа-пуговицы.
На улице моросит мелкий дождь, и его дробь приятно баюкает. Почему бы и нет, в конце концов?
На всякий случай, надеваю ей на голову поверх шапки еще и капюшон теплого комбинезона, заворачиваю еще в одно одеяло и беру приготовленную Очкариком сумку-термос, в котором она держит бутылочку со смесью. Эту тонкую науку я тоже как-нибудь освою, но точно не сегодня.
Накидываю толстовку, обуваюсь и выхожу на крыльцо.
Устраиваюсь в кресле.
Удобнее укладываю дочку.
Она ест как воробей - еле-еле, маленькими порциями. Но сегодня прямо с аппетитом.
Выдувает все, что есть в бутылочке, и недовольно морщит нос.
— Сразу видно, в кого ты такая вредная пошла, - не без гордости заявляю я. И в шутку грожу пальцем: - Только давай ты не будешь снова делать вот ту ерунду ртом и плеваться?
Снова моргает. Дважды. Ворочается в своем коконе.
Приподнимаю, прижимаю к плечу, растираю крохотную спинку.
Год назад, когда один мой приятель как-то приехал в гости с семьей и вот так же возился со своим новорожденным сыном, я смотрел на него как на придурка, у которого вот-вот отсохнет член и начнут расти сиськи.
А сейчас сам такой же.
Даже хуже, потому что пройдет еще порядочно времени, пока наша Дюймовочка наберет в весе и перестанет быть такой беззащитной.
— Ась, ты там спать не хочешь еще? - Заглядываю внутрь свертка.
Пока я делаю ей массаж, рассказывая, что и где планирует посадить ее неугомонная мама, дочь засыпает.
И это... так странно.
Как будто, если постараться и быть осторожным, можно потрогать тонкую ниточку особенной связи между нами. Только нашу. Особенную.
Я уже знаю, что всегда буду чувствовать, как она: все ли хорошо, никто ли не обижает, какому дуралею врезать по балде, если будет обижать мою принцессу.
Просто потому что мы связаны.
Дождь все идет и идет.
Воздух чистый, вкусный, хоть захлебнись.
Поэтому я удобнее устраиваюсь в кресле, укладываю дочь так, чтобы держать ее крепко-крепко, и прикрываю глаза.
Спокойной ночи, Ася.
Папа любит тебя очень сильно.
Глава пятьдесят четвертая: Йен
В том, что наше новоселье в кругу семьи пройдет как-то нетривиально, я даже не сомневалась.
Но мне и в голову не могло прийти, что первой к нашему дому приедет совсем не машина моего оцта или машина родителей Антона.
Первым приезжает грузовик в сопровождении легковушки.
И когда Антон дважды переспрашивает у мужчин, выпрыгивающих из салона, не ошиблись ли они адресом, они называют именно наш адрес. И не особо интересуясь, почему мы не в курсе, что происходит, начинают сгружать привезенное.
Кожаный гарнитур темно-вишневого цвета: два кресла и удобный мягкий диван из трех секций. Кофейный столик с прозрачной столешницей. Двуспальная кровать под балдахин. Холодильник - просто гигантский. Стиральная машина, посудомоечная машина.
— Очкарик, - Антон растерянно улыбается, - ты не в курсе, может Новый год перенесли?
Я пожимаю плечами, потому что точно так же не понимаю, что происходит.
Только когда из второй машины ко мне направляется мужчина средних лет, все становится на свои места.
— Владимир Юрьевич сказал, чтобы я снял все замеры кухни и комнат и показал вам образцы. Сделаем компьютерную модель, всю технику встроим как захотите. Шкафы, тумбы, крепления. Полный комплект.
Папа.
Я должна была догадаться, что он обязательно «внесет свою лепту».
Когда мы с Антоном только начали вместе жить, отец как-то спросил меня, чем может помочь. Он всегда оберегал свою маленькую дочку и старался, чтобы у меня было все по максимум. Насколько это возможно. А я всегда стеснялась получать какие-то вещи просто так, только потому, что мой отец много работает и спит, порой, раз в несколько суток.
