Золотая клетка. Сад (СИ) - "Yueda"

— Ни слова про это, — предупреждаю я, заматываю шарф и шагаю к лестнице.

====== Глава 22 ======

Дверь яростно захлопывается с такой силой, что вздрагивает даже зеркало. Усмехаюсь и провожу языком по нижней губе, трогаю то место, куда впился маленький. Вот же кусачий какой. Больно, между прочим. Но ещё больше приятно. На губах ещё чувствуется его тепло и сладость. Какой же он всё-таки горячий и порывистый. Дразнить его — одно удовольствие. Моментально распаляется. Распаляется и показывает свои истинные чувства. А то сидел за завтраком тихий такой, глаза всё отводил, опять старался убежать, «не думать» о том, что я ему сказал.

Нет уж. «Не думать» у Ярика больше не получится. Не дам я ему такой роскоши как «не думать». По-хорошему не пускать бы его сегодня никуда, запереться с ним дома и устроить себе выходной. Просто обычный такой выходной с мирными беседами и прогулкой под вечер. Но в нём же трудоголик проснулся, на студию бежать нужно, работать, записываться. Усыпить бы этого трудоголика обратно, чтобы Яр не пропадал целыми днями в студии, и его можно было бы увидеть не только ночью.

Впрочем, это можно решить и позже, а сейчас нужно заняться другим. Чуйкиным я уже дал задание, осталось позвонить Андрею.

Захожу в зал и набираю его номер.

— Здорово! — слышу в трубке его бодрый голос. — Наконец-то ты соизволил позвонить. Ну, как всё прошло?

Вчера я говорил Андрею, что у меня намечается ужин с Яриком, и предупреждал, что могу сегодня появиться только к обеду, так что его вопрос не удивляет нисколько.

— Отлично прошло, — усмехаюсь я.

— Прямо-таки отлично-отлично?

— Даже лучше.

— Оу! — восклицает он. — Ну и как там мой племяш? Совсем укатал мальчишку? Спит небось без задних ног?

В последнее время Андрей частенько Ярика так называет: племяш, племянник, племянничек. Совсем во вкус вошёл. Видимо, с Надеждой дела налаживаются.

— Твоего племяша укатаешь, ага, — хмыкаю я. — В студию он уже умотал.

— Да ёб твою мать! — раздаётся ворчливая ругань. — Эти Птахи совсем полоумные, что ли? Вот что им спокойно не сидится? Что одна, что второй чуть что — на работу сразу рвутся. У них это точно семейное.

Пожалуй, и правда семейное.

— Кстати, насчёт работы, — вспоминаю я, устраиваясь на диване. — Что там с нашими «немцами»?

— Я тут любопытные документы раздобыл, отвечает Андрей, сразу посерьёзнев. — Придёшь — сам посмотришь. Но в общем, ты оказался прав: эти «немцы» — подсадная утка. Прижучить их, чтобы кололись?

— С «прижучить» подожди чуть-чуть. Я сначала посмотрю.

— Окей. И когда тебя ждать?

— Через час.

Хотя ехать никуда не хочется. После такой жаркой ночи и откровенного утра не хочется возвращаться в будничную повседневность. Продлить бы сказку хоть ещё немного, понежить маленькое солнышко в своих объятьях, купаясь в его тепле, или подразнить мальчишку, вызывая на откровенность. Но Ярика всё равно тут уже нет, он убежал, забрав с собой всю сказку. Так что смысла оставаться дома нет.

Но в следующий раз я его не пущу, спеленаю и не пущу, не дам ускользнуть. Устрою нам всё-таки настоящий выходной. Ну а сейчас нужно заняться делами.

— Андрей, — говорю я в трубку, — у меня для тебя есть задание…

* *

Стоя перед дверью в кабинет, медленно выдыхаю и пытаюсь собраться с мыслями.

Я всю дорогу эти мысли в башке собираю и всё никак собрать не могу. Разбегаются они, паразиты, из рук выскальзывают и то к прошедшей ночи возвращаются, прокручивая её в подробностях, о которых я знать ничего не хочу, то к утреннему разговору, то к прощальному, блядь, поцелую. Это вообще что такое было?! Ладно ещё ночью. На пьяную голову, да месяц без секса, да под давлением Дамира я вполне способен учудить подобное. И разговор этот идиотский тоже понять могу. Когда меня несёт, я ебать дурной. Но с поцелуем-то что за пиздец такой был? Как он вообще меня на него развёл? Чёртов Дамир! Падла крокодилья!

А-а-а!!! Всё! Хватит об этом думать. Соберись уже!

Даю себе мысленного пинка, ещё раз выдыхаю и, чтобы хоть как-то сосредоточится, прислушиваюсь к тому, что за дверью.

Жанна Даниловна не одна и кому-то довольно ехидно отвечает:

— А ты с какой целью интересуешься? Жалеешь, что не взял?

— Просто интересуюсь, — слышу оскорблённое хмыканье. — Вот уже делами коллеги поинтересоваться нельзя.

О! Это Виталий Борисович, ещё один продюсер, с очень говорящей фамилией — Шумейко. Он реально очень громкий и шумный мужик. Хоть я с ним и не работаю, но слышу его постоянно.

— Да и вообще, Жанна, при чём здесь «не взялся»? Его тебе поручили вести.

— Прежде, чем мне его поручили, ты довольно ясно дал понять, что вслепую никого брать не будешь. Вот мне его и «поручили».

Это они про кого? Про меня, что ли? Бля. Как-то так себе звучит.

— Но знаешь, что я тебе скажу? — продолжает Жанна Даниловна. — Таких, как Ярослав, я ещё не встречала. Он — живой огонь, чистая плазма, солнце. Он в прямом смысле слова горит. Это тебе не блескушки из фольги, коих полно на нашей сцене.

— Что ж, — хмыкает Шумейко, — рад, что тебе попался такой алмаз. Это и правда редкость.

— Не алмаз, Виталий, а солнце. Алмаз, чтобы он заблестел, нужно огранить, в оправу вставить, свет под нужным углом направить — вот тогда он засияет. Но это сияние отражённое. Яру же этого не нужно. Он и без того горит. У него огонь внутри. Он и без сцены звезда. Звезда, которую ни ветром не задуть, ни грязью не заляпать.

Шумейко что-то отвечает, а я расплываюсь в совершенно идиотской и счастливой улыбке.

Вот это да! Вот это слова! Услышать такое от Жанны Даниловны это… Охуе-еть! Она реально про меня так думает? С ума сойти! Ну теперь мне вообще ничего не страшно. Ух!

Из обалделого состояния эйфории меня вышибает Шумейко. В прямом смысле вышибает — чуть в лоб мне дверь не впечатывает. Едва успеваю отшатнуться.

— Здравствуйте! — выпаливаю я и брякаю: — Жанна Даниловна у себя?

Фигню спросил. Он же из её кабинета выходит, так что, ясен пень, она у себя.

— Здравствуй, — по-царски кивает Шумейко.

Его горделивая осанка, немалый рост и шкафообразные габариты непроизвольно внушают уважение. Впечатление портит лысина, в которой смешно отражается свет ламп, да пухлые губы. Совсем они не царские.

— У себя, у себя, — степенно кивает он. — Проходи.

Говорить-то говорит, а вот с прохода уйти или хотя бы отодвинуться не спешит.

Ну ок. Подвинем. Я и не такие шкафы тягал. Извини мужиг. Нехуй тормозить.

С этими мыслями я немножко так отодвигаю Шумейко в сторонку и врываюсь в кабинет.

— Доброе утро! — громогласно здороваюсь я.

— День уже, Ярослав. День, — поправляет Жанна Даниловна. — Явился он, не запылился.

И хоть она и отчитывает, но по голосу слышу — улыбается. И глаза улыбкой блестят, задорной такой, молодой. Не сердится, значит. Можно дальше наглеть.

— Извините за такое кошмарное опоздание! Я косячник. Вчера с друзьями загулял, и… ну… проспал немного, — на ходу сочиняю я.

— Немного, — хмыкает Жанна Даниловна. — Ты хоть предупреждай в следующий раз. Тебя ж люди ждут.

Ох-ё! Об этом я как-то подзабыл. Артём там, наверное, на говно весь изошёл, на пару с Вадимом.

— Об этом я и хотел поговорить. Я вчера много думал, и…

Выдаю ей всё без утайки. Рассказываю про вчерашнюю репетицию, про то, как она не клеилась, про свои требования и заоблачные планки. Мне нужно, чтобы она поняла, прониклась. В общем, рассказываю всё. Кроме подслушанного разговора. Скорее всего, она и без меня в курсе этих слухов. А если и не в курсе, то и хуй бы с ними. Не в них дело, не в грязных сплетнях и пересудах, а в том, что я хочу идеально и знаю, как это сделать.

Заканчиваю говорить и замолкаю. Жанна Даниловна тоже молчит, смотрит на меня. И фиг поймёшь, что в её взгляде. Я вот понять не могу и уже начинаю нервничать.

— Луп-студия, значит? — наконец переспрашивает она. — Не так я себе представляла твои выступления, совсем не так.