Экс-любовники (СИ) - Салах Алайна
— Я тебя совсем высосала или не очень? — шёпотом спрашиваю я.
Карим качает головой, ласково проводит по щеке пальцами.
— Ты как только первую слезу пустила, я уже сдался, Вася. С первого дня крутишь мной как хочешь, сама-то хоть понимаешь? Я и так всего себя тебе отдаю добровольно, неужели не видишь? Кому бы я ещё о каждом своём шаге отчитываться стал?
— Я вижу-вижу, — лепечу я, от радости и облегчения пряча лицо в подмышку, вкусно пахнущую гелем для душа. — Я буду стараться быть сдержаннее. Только имей в виду, что сразу, скорее всего, не получится. Чашку в раковину поставить у меня с первого раза, например, не получилось. Ну и вообще, просто знай, что в Таню я не превращусь, даже если очень сильно раскаюсь.
— Зачем мне Таня? Мне моя Вася нужна.
Разве не повод пустить ещё одну слезу? Моя Вася. Похоже, при правильном подходе я смогу крутить Каримом ещё очень долго. Какое же это счастье! Потому что у меня на него огромные планы, особенно теперь, когда я остаюсь без работы.
— Я тебя люблю, — выдыхаю, задрав голову. — Чуть с ума не сошла, когда увидела, как ты с трассы слетел. Ещё оператор камеры перевёл. Убить его хотелось. И козлину на пежо тоже.
Карим давится смехом, но, заметив, что я начинаю хмуриться, быстро запечатлевает на моих губах поцелуй.
— Люблю тебя, Вася. И даже готов смириться с твоей потребностью регулярно кого-то убивать. Просто исключи из этого списка меня.
Эти слова вдруг кажутся мне невероятно романтичными, и я, встав на цыпочки, ожесточенно впиваюсь в Карима поцелуем.
— На секс не рассчитывать, да? — уточняю между посасываниями и прикусываниями. — Больно будет, да?
— Как это не рассчитывать? — бормочет он, нащупывая молнию на моей юбке. — Будешь сверху.
Согласно киваю, позволяя Кариму подталкивать меня в спальню, и думаю, что если уж из-за нашей ссоры ему не удалось сегодня приехать в первой тройке, то можно расщедриться и на утешительный минет.
* * *— Мне так нравится эта люстра, — указываю я глазами на потолок. — Похожа на эклер.
— Проголодалась, Вася, — смеётся Карим, ощупывая ладонью мой голый живот. — Давай доставку закажем или съездим куда-нибудь.
— Теперь ты сможешь экономить, приглашая меня в «Роден», — ёрничаю я. — Очень удобно.
— Вася. — Карим приподнимается на локте и, поморщившись, трёт корсет. — Могу ещё раз перечислить причины, по которым мы не можем работать вместе.
— Не надо, — фыркаю, чувствуя, как щёки розовеют. Согласна я с ним или нет — обсуждать мой уход из «Родена» в любом случае сложно. — Я всё поняла. И кстати, даже если ты скажешь, что передумал, я всё равно откажусь возвращаться.
Карим оценивает моё лицо и, спрятав улыбку, с преувеличенной серьёзностью произносит:
— Очень жаль, Вася.
И пусть это просто постановка, меня почему-то отпускает. Будто меня не уволили, а я сама ушла.
— Вот и хорошо. И в честь неземного удовольствия, которое я тебе доставила, было бы неплохо озвучить это персоналу. Что типа тебе очень не хочется, чтобы Вася уходила, но она ни в какую не соглашается.
Карим начинает так громко ржать, что я почти слышу треск его рёбер.
— Ты сейчас надорвёшься, — рявкаю я и, надавив ему на плечи, пригвождаю к кровати. — А тебе ещё со мной сексом заниматься. Не рассчитывай, что я теперь постоянно буду сверху. На следующей неделе, кстати, поеду с тобой на гонки, и ты приедешь первым.
— Станешь моим талисманом? — улыбается он, придерживая меня за талию.
Ну разве объяснишь, как достигаются победы в спорте, тому, кто не смотрит мелодрамы? Слишком муторно и долго.
В желудке начинает требовательно урчать, когда люстра-эклер снова попадает в фокус.
— Приготовлю нам ужин, — торжественно объявляю я, соскакивая с кровати. — Я как раз у Марата на днях пару новых рецептов сфоткала. Сейчас проверю, что есть в холодильнике, и объявлю сегодняшнее меню.
Схватив из кресла футболку Карима, я просовываю в неё руки и слышу, как он меня окликает.
— А?
— Без работы ты не останешься, Вася, — негромко говорит Карим, глядя мне в глаза. — Если тебе нравится работать в ресторане, поищем аналогичную должность. Завтра я с Маратом встречаюсь — скажу, чтобы у своих поспрашивал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Я возмущённо мотаю головой. Завтра я, скорее всего, об этом пожалею, но сейчас, на фоне примирения и оргазма, слишком подобрела и размякла.
— Не надо никого просить. Если ты за меня поручишься, будешь чувствовать ответственность, если я вдруг накосячу. А я хочу косячить без чувства вины. Так что я сама. — Немного подумав, добавляю: — Но если уж меня совсем никто не будет брать, то, конечно, приползу к тебе.
Карим усмехается и кивает, дескать, ладно, понял тебя. Я щурюсь с подозрением: на секунду показалось, что увидела в его глазах облегчение.
— И вообще, с чего ты взял, что я сразу побегу искать работу? Я вот, например, подумала, что неплохо бы освоить готовку. И если я это сделаю, тебе, как порядочному мужчине, придётся на мне жениться, потому что ты заберёшь мою кулинарную девственность.
Карим над моей остроумной шуткой не смеётся, наоборот, становится предельно серьёзным.
— Иди сюда, Вася.
Я инстинктивно чувствую, что сейчас меня ждут обнимашки, поэтому без раздумий запрыгиваю на него и, мурча от удовольствия, зарываюсь лицом в шею.
— Хорошая такая, — ласково бормочет Карим, покачивая меня в руках. — Не оторваться.
А я от этих незамысловатых слов неожиданно во второй раз за вечер пускаю слезу. Просто хорошо так. Я какую-нибудь глупость ляпну, а Кариму удаётся увидеть в этом что-то особенное. Вот так сильно он меня любит.
Эпилог
Четыре месяца спустя
— Ой, ну ты натуральная Василя, — хихикает Мила, подкравшаяся сзади. — Ну-как скажи: «Кыстыбый, эчпочмак, исенмесез».
— Пошла ты! — беззлобно рявкаю я и, повернувшись к зеркалу, в последний раз оглядываю себя. Отлично выгляжу, кстати. Кто бы мог подумать, что мне так пойдёт платок.
— Да ладно, это я от зависти. У меня даже одной свадьбы не было, а у младшей сестрёнки целых две.
— Надо было за татарина замуж выходить, — иронизирую я. — Было бы тебе две.
Через полчаса у нас с Каримом состоится никах — это свадьба по традициям ислама. Мама, как узнала, глаза выпучила: испугалась, что деспот Карим меня решил навсегда в платок обрядить. Я ей пояснила, что это только на один день, в знак уважения к его семье и татарским обычаям, и что через неделю у нас обычная свадьба будет. Сразу после никаха мы распишемся в загсе, а официальную церемонию для гостей уже в ресторане проведём.
— Давай помогу, — предлагает Мила, глядя как я пытаюсь застегнуть серёжку. — Эти тебе Карим подарил?
— Ага, — мурлычу я, любовно поглаживая гранёную поверхность бриллианта. — Красивые, да? Балует свою ненаглядную. Ты тоже платок не забудь повязать, кстати.
— Да повяжу, повяжу. Там папе и Сене, кстати, тюбетейки выдали. Надо будет фотку не забыть сделать. Ты нервничаешь походу, да?
— С чего бы? Мы с Каримом три месяца вместе живём. Никах — просто формальность.
— Какая разница, сколько вы живёте вместе, — серьёзно говорит Мила. — Ты сегодня за него замуж выходишь.
— Всё равно не нервничаю, — фыркаю я. — Наоборот, хочу, чтобы и никах, и свадьба наконец прошли, и мы улетели на Маврикий. Буду там голой по вилле бегать, объедаться папайей и из бассейна не вылезать.
Про спокойствие я лихо преувеличила, потому что стоит мне увидеть накрытый стол, во главе которого восседает седовласый мулла-хазрат в расшитой бисером тюбетейке, спина под шёлковым платьем начинает нещадно потеть. Ещё и пятки в подоле путаются. Я таких длинных нарядов в жизни не носила.
За одной половиной стола семья Исхаковых сидит, включая Эльсину и Радика, за другой — мама с папой и Сеня. Мужа Милы пришлось взять свидетелем — оказывается, так заведено. Родителям я, кстати, предлагала никах пропустить, на случай если не хотят в чужих обычаях участвовать, но мама возмутилась: мол, ты чего мелешь? И даже платок надеть согласилась. Хорошо, что наша семья не религиозная: нам хоть мечеть, хоть синагога. Не воспламенимся.