Потерянный рыбак (ЛП) - Энн Джуэл Э.

Я была так зла, что у меня задрожали руки, когда я схватила свой кофе. Сердце бешено колотилось. А моя челюсть работала сверхурочно, скрежеща зубами.

— Ты закончила? — спросил он, выглядя совершенно незатронутым моей длинной речью.

Я встала.

— Думаю, мы закончили.

Фишер перевел взгляд с меня на свою чашку с кофе, и через несколько секунд кивнул, натягивая куртку и натягивая перчатки на пальцы.

Я не хотела этого. Я просто была так зла и так обижена. И устала. Рори была права. Я была эмоционально истощена на ближайшие сто лет. Почему у него не было защиты? Ни одного оправдания или объяснения своим действиям? Почему он не мог хотя бы солгать мне, показать отчаяние, как будто мысль о том, что между нами все кончено, задела его? Это потому, что все, что я сказала, было правдой? Неужели у него не было защиты? Неужели он хотел, чтобы между нами все закончилось?

— Я отвезу тебя домой. — Он взял меня за руку, чтобы повести к двери, но я отдернула ее. Падение на заснеженной парковке было бы менее болезненным, чем еще одна секунда его прикосновений ко мне после ее прикосновений.

У Фишера хватило наглости слегка вздрогнуть, словно его задел мой жест. Я протиснулась мимо него к двери и потащилась по снегу к его машине.

Когда он заехал на мою подъездную дорожку и поставил машину на стоянку, он повернулся ко мне.

— Это я?

Я взялась за ручку двери и медленно посмотрела на него.

— Что ты имеешь в виду?

— Твоя первая любовь? Ты сказала мне, что он не готов к тому, чтобы его нашли. А ты называешь меня своим потерянным рыбаком. Я — это он? Ты влюбилась в меня? Я тот болван, который не захотел лишить тебя девственности даже после твоего предложения?

В тот момент я так и не рассказала ему о нас. Это было ужасное чувство — быть настолько эмоционально раскрытой без единой унции признания. Мне не нужны были вопросы «Ты меня любишь?». Мне нужно было «Я любил тебя, и я помню это. Каждое чувство. Каждый момент. Каждую эмоцию».

Я открыла дверь и сказала единственную правду, которую знала наверняка на данный момент.

— Я никогда не пожалею, что не отдала тебе свою девственность. — Я спрыгнула вниз и закрыла дверь, не оглядываясь ни на секунду.

Как только я открыла дверь, Рори и Роуз были уже там. Они наблюдали за происходящим из окна. И хотя они понятия не имели, что было сказано между нами, выражение моего лица должно было сказать все.

— Мне очень жаль, — наморщила лоб Рори, делая шаг вперед с распростертыми объятиями.

Я не могла сделать ни шагу. Все, что я могла — это разлететься на сотни кусочков и надеяться, что мама сможет их поймать.

Я думала, что мы достаточно сильны, чтобы пройти через это.

Я думала, что наконец-то пришло наше время.

Но я ошибалась.

Глава 32

Дети делали все лучше.

С одной стороны, они напоминали мне о жизни, которую я хотела для себя, о жизни, которую я представляла себе с Фишером. Но они также символизировали переход, трансформацию, движение вперед. Напоминание о том, что мы — такие крошечные частички чего-то гораздо большего.

Сколько детей родилось от любви, которая умерла? И все же они двигались вперед. Любовь может жить в малом даже после смерти. Фишер подтолкнул меня, он изменил мой жизненный путь. И хотя у нас не было крошечного человечка, чтобы показать нашу любовь, я стала медсестрой и акушеркой, потому что встретила Фишера Мэнна, и именно благодаря ему я уехала с Брендоном. Если бы именно он лишил меня девственности, у меня бы не хватило сил уйти.

Любовь Фишера привела меня к работе, которую я любила. К цели, которая для меня что-то значила. Чувство выполненного долга и непостижимого личного удовлетворения. Я могла ненавидеть его за многое, но я не могла сожалеть о нас и обо всех тех безрассудных моментах, которые заставили нас кружиться в вихре страсти и любви.

Любви. Это была любовь.

Я знала, что это всегда будет любовь. Трагическая любовь, но все же любовь.

— Ты замужем? — спросила меня Эбби, когда я взвешивала ее четырехнедельную дочь в клинике.

Я улыбнулась.

— Пока нет. Мне немного не повезло в этом плане. — Я вручила Эбби ее маленький арахис.

Эбби сидела с ней в кресле-качалке и кормила ее грудью, пока мы ждали, когда Холли присоединится к нам для проверки состояния здоровья ребенка.

— Я тебя понимаю. — Эбби хихикнула, с обожанием глядя на свою малышку. — Мы с Дрю вообще-то были женаты дважды.

Записав вес, я подняла глаза от стола.

— Серьезно?

Она кивнула.

— Мы поженились сразу после окончания школы, вопреки желанию родителей. Но мы были влюблены. Никто из нас не знал, чего хочет от жизни. Мы просто знали, что хотим быть вместе. Но за совместную жизнь не платили, как и за работу с минимальным заработком. Становилось все труднее выжимать счастье из любви, которую никто не поддерживал. Это привело к ссорам и обидам. Потом это привело к разводу меньше, чем через год. И мы больше не виделись десять лет. Безумие, правда?

— Он учился в колледже. Я училась в колледже. Дрю оказался в штате Мэн, а я вернулась сюда в поисках работы. У нас обоих было несколько серьезных отношений. И когда Дрю вернулся домой на Рождество, мы столкнулись на игре «Лавин». Это была мгновенная искра. В то время у него были отношения, и у меня тоже. Но это не имело значения. Клянусь, мы оба это знали. Я помню, как подумала: «Это будет грязно».

Грязно.

Конечно, она сказала «грязно».

— Значит, сердца были разбиты, а жизни снова нарушены, чтобы у вас появился второй шанс?

На секунду скривив губы, она кивнула.

— Очень даже. Но посмотри на эту маленькую принцессу. Я ни о чем не жалею.

Прежде чем я успела сказать что-то еще, задать хоть один из своих двадцати вопросов, в комнату вошла Холли.

Но история Эбби преследовала меня еще несколько дней.

***

В субботу утром я проснулась от голосов в другой комнате. Накинув халат, я приоткрыла дверь.

Энджи.

Что бы сделал Иисус?

Действительно, что бы он сделал?

Я была не в порядке. Прошло уже две недели после поездки в Коста-Рику. Я не разговаривала с Фишером с утра в Старбаксе, как и Рори или Роуз, насколько мне известно.

Была ли Энджи здесь, чтобы позлорадствовать? А разве это должно было иметь значение?

Иисус должен был сказать мне, что делать, потому что я хотела рассказать ей все. Женщина женщине. Если она собиралась выйти замуж за человека, которого я любила, ей нужно было идти к этому с широко открытыми глазами. Иисус сказал бы ей правду, верно?

Приоткрыв дверь чуть больше, я услышала их разговор.

— Он сказал, кто? — спросила Рори.

— Нет.

— Он сказал, как долго это продолжается? — осведомилась Роуз.

— Он сказал, что это неважно. Я задала ему кучу вопросов, но он сказал, что ответы не имеют значения. — В ее интонации было столько поражения, а голос был слабым и даже немного дрожал.

— А его семья знает?

— Нет. Я попросила его не говорить им, пока я не уеду. — Она всхлипнула. Да, она плакала.

— Уедешь? — Рори удивилась.

— Я возвращаюсь в Калифорнию. И когда у меня будет время разобраться во всем этом, понять, что сделала не так, я либо вернусь и встречусь с его семьей, либо хотя бы позвоню им. Они тоже моя семья, но они его настоящая семья. И я не хочу, чтобы они занимали чью-то сторону. Это нечестно.

— Это было неожиданно. Трагедия во многих смыслах. Он мог умереть. Он мог остаться калекой на всю жизнь, — говорит Роуз. — Но он выжил. И иногда, когда мы любим людей, мы должны дать им то, что им нужно, даже если это не мы. В жизни бывает так много неожиданных поворотов. Вечность редко бывает реальностью.

— Я уже скучаю по нему, — сказала Энджи.

И, черт возьми, я прослезилась. Я прослезилась, потому что она даже не подозревала, что все, что она сделала, причиняет мне боль. Я прослезилась, потому что она была просто женщиной, которая влюбилась в Фишера Мэнна. А не влюбиться в него было практически невозможно.