Не надо, дядя Андрей! (СИ) - Зверева Марта

Когда меня заебывало, я прыгал в тачку и ездил к дому Лизы.

Теперь я бы тем более не стал ее возвращать. Просто некуда.

Так что все было к лучшему. Постоять под окнами, покурить, да и вернуться в свою разваливающуюся жизнь. Иногда мне казалось, что только после этих поездок я могу дышать. Но после них меня отпускал туман, роившийся в голове и снова включалась адовая боль.

Поэтому я сразу шел туда, где мне давали лекарство от этой боли.

Ненавидел себя, мудака и слабака, но… похуй.

Особенно стало похуй после того, как я приехал к Лизиному дому и увидел, как после полуночи она выходит из дорогой тачки с каким-то качком. Тот не добрался даже до дома, стал ее мять и засасывать прямо у подъезда.

Больше я туда не возвращался.

Туман в голове рассеивать стало некому.

— Три близняшки, — усмехается чудовище с лицом Олега.

— Если они тебя не спасут, я уж и не знаю, какой наркотой тебя убивать, — скалится черт, обратившийся Глебом.

В моем мире больше не осталось людей.

Остались монстры с клыками и когтями, которые иногда говорят голосами бывших друзей, ледяная густая тьма и влажные дырки, вокруг которых обернуты более-менее различающиеся шкуры.

Я бы сказал, что человек тут только я, но и в этом я уже не уверен.

Я бы сказал, что так это и должно было закончиться, но где-то в глубине монстра, в которого я превратился, тлеет огонек ярости и жизни.

Он почти гаснет, когда три розоволосые шлюхи находят меня в комнате Лизы, где я теперь живу. Не потому, что в спальне меня бесят вечно упоротые отморозки, там же и бахающиеся чем придется, там же и ебущие девок. И не потому, что скучаю по ней так отчаянно, что это чувство пропитало меня насквозь как яд, как ледяная вода и теперь, замерзая, разрывает нахер плоть.

Иногда, вот как сейчас, боль настолько сильна, что онемевшее тело не чувствует ничего другого. Но они возятся там, внизу, значит вместе со всем телом одеревенел и хуй. Ну и пусть радуются.

А у меня тут глюки. В густой влажной тьме вдруг загорается яркий свет. И из него выходит… ну да, обычная девчонка. Хера ли я так по ней убиваюсь-то? Спасибо, что вытащила из задницы, когда сука-Алинка меня траванула. Ну и до свидания. Живи дальше, Лиза, как можешь. Как умеешь. Уж точно лучше, чем со мной.

Зачем ты приходишь ко мне во снах? Почему обнаглела до такой степени, что явилась уже и наяву? Я что, вконец отъехал уже?

Но она до ужаса реальна. Это не может быть она. Моя Лиза не решилась бы явиться сюда. Лиза, которая сбежала от меня, да так, что я нашел ее просто чудом, случайно. Моя Лиза, которая так просила меня дрожащим голосом ее отпустить, пока мне нравилось глумиться над ней.

Моя Лиза целуется со своими мальчишками и даже не думает о дяде Андрее.

Уйди, морок. Не пачкай ее образ тем, что творится вокруг меня.

Не показывай мне этот взгляд, скользящий по крашеным головкам шлюх, вылизывающих мой член. В нем слишком много боли. Не той сладкой боли и унижения, что она давала мне так щедро, что я забыл остальных. А горькой, отчаянной боли.

Боли, что хуже предательства.

Она ведь отдала меня себе целиком, разрешив делать с собой что угодно, лишь бы быть единственной на моем члене. И я принял это.

А теперь сам разорвал тот договор, променял мою сладкую, чистую, настоящую девочку на проходных шлюх, от которых мне не достается даже удовольствия.

Ее глаза останавливаются на моей руке, и я сам слежу за ее взглядом, с некоторым удивлением отмечая, что третья близняшка, на самом деле совсем не похожая на тех двух, извивается на моих пальцах как своенравная ручная кукла.

Я брезгливо стряхиваю ее с руки и разгоняю пинками тех двух. Но они не уходят. Выстроились в рядочек втроем и с любопытством смотрят на Лизу, которая стоит, закусив губу и смотрит мне в лицо.

Если они ее тоже видят, значит, это реальность.

Бляяяяяяя.

— Лиза… — хриплю.

— Андрей… — она подходит ко мне, становится на колени у кровати и вдруг кладет голову на мою руку. Прижимает мою ладонь к своей щеке и я чувствую что-то мокрое. — Я так скучала.

Меня буквально парализует от ее этой невозможной, нереальной, запредельной нежности. Прощения через боль.

Откуда она такая на мою голову?

Бывают ли еще такие же дуры в мире или мне достался единственный экземпляр чистого ангела?

— Что ты тут делаешь? — глупее вопроса не придумать.

— Я больше не могу без тебя… — шепчет она, едва задевая мою кожу губами. — Я пыталась, но больше не могу. Прости. Накажи. Убей. Только не прогоняй.

Господи, ну вот и за что мне эта идиотка?

За все сотворенное мной в жизни мне полагается тварь Алина, а не это чудесное создание.

Хватит. Хватит терзать моего ангела.

Я уже прошел половину пути по аду. Осталась вторая половина. Ни за что не буду возвращаться, чтобы забрать ее с собой.

Она должна иметь нормальную жизнь.

— А мне какое дело? — я выдергиваю у нее руку. — С чего ты решила, что твои проблемы мне интересны?

— Андрей, прошу… — слезы льются по ее лицу потоком, она их не вытирает. Сидит на коленях и смотрит на меня чистыми глазами. — Оставь меня себе. Что угодно буду делать, в любые дырки, в любых позах. Хочешь — отдай друзьям. Только не гони.

— Ты ебанулась, девочка? — Я нахожу в себе силы сесть прямо. Три розовые шлюхи с интересом смотрят спектакль. — Тут элитные шалавы с идеальной подготовкой. Совать в тебя хер, все равно что совать его в замороженную курицу. Кстати, курицы у нас тоже есть. Так что иди домой, покупай себе платица и хорошо учись. А дядюшка тебе деньжат подкинет, если мало.

Бля, вот кстати надо бы один из зарубежных счетов перевести на Лизку, пока не раскопали. Это я молодец, что вспомнил.

— Андрей… — она наклоняется и я теряю из виду ее глаза. Словно отнимают маску с кислородом, нечем дышать. Посмотри на меня, Лизонька! — Андрей, я же люблю тебя!

Черт, как больно-то, пиздец.

Какая смелая и сильная девочка у меня. Отважная, гордая, но покорная. Так тянет согласиться на все и утянуть ее с собой. Прожить остаток жизни коротко, но ярко.

Но я не буду последним человеком среди монстров, если не скажу ей:

— Да кого интересует, что ты там любишь? Кто ты вообще такая? Хочешь продать пизду подороже, ищи дураков в другом месте.

— Нет… — она мотает головой и снова ловит мою ладонь, покрывая ее поцелуями. — Я тебе не верю. Ты… даже в начале не так ко мне относился.

— Во что ты не веришь?! — Начинаю беситься я. Как же тяжело и самому отталкивать, и ее убеждать! — Что ты обычная дырка без претензий? Да, я с тобой поиграл, пока была свеженькой, но больше мне неинтересно.

Я ловлю любопытный взгляд одной из розовеньких и киваю ей.

Она с готовностью выгибает спину и по-кошачьи ползет ко мне по постели.

Маню ее к себе, сжимаю розовые волосы в кулаке и надеваю ее ртом на свой член.

Она тут же расслабляет горло и берет его до самых яиц, а я поддаю еще снизу. С удовольствием шиплю, хотя не чувствую ничего, будто парализованный:

— Вот смотри, как это делают умелые девочки? А ты что?

Вторая розовенькая не заставляет себя ждать. Она добирается до моего лица, и я помогаю ей перекинуть ногу через мою грудь и приближаю к себе за зад. Широким языком провожу между раздвинутых ног и слышу, как охает Лиза.

И отпускает мою ладонь, мокрую от ее слез.

Я лижу еще раз и еще, и еще, языком тереблю клитор напряженно стонущей розовенькой близняшки, пока не чувствую, как в сердце возвращается острая боль.

Которая отступила, а я и сам не заметил когда.

Спихиваю шлюху на пол и смотрю на аккуратно притворенную дверь, а потом забиваю вкус блядской пизды, слизывая слезы со своей руки.

Горькие, соленые.

ЛИЗА

Я придумала себе надежду, и она чуть не убила меня.