Искушай меня в сумерках (новый перевод) (ЛП) - Клейпас Лиза
Потом вспомнил, как она прошлой ночью вскрикнула от боли, когда он вошел в нее и почувствовал холодную, тошнотворную тяжесть в желудке. Сегодня утром у нее все будет болеть. Ей может что-нибудь понадобиться.
Она, наверное, его ненавидит.
Изнывая от беспокойства, Гарри встал и направился в спальню. Открыл дверь и подождал, пока глаза его привыкнут к темноте.
Постель был пуста.
Гарри стоял на пороге, моргал, и его постепенно охватывали дурные предчувствия. Сам того не сознавая, он произнес ее имя.
Потом стремительно бросился к колокольчику, но звонить не пришлось. Как по волшебству, в дверях возник Валентайн с беспокойством в карих глазах на худом лице.
– Валентайн, – хрипло начал Гарри, – Где...
– Миссис Ратледж поехала к лорду Рэмси. Думаю, в настоящий момент они находятся на пути в Гемпшир.
Гарри сразу заговорил очень, очень спокойно, как всегда в критической ситуации.
– Когда она уехала?
– Прошлой ночью, пока вас не было.
Изо всех сил сопротивляясь горячему желанию убить слугу на месте, Гарри тихо спросил:
– И вы мне ничего не сообщили?
– Нет, сэр. Она просила этого не делать, – Валентайн остановился, казалось, его самого несказанно удивляет, что Гарри до сих пор его не прикончил. – У меня наготове карета и лошади, если вам угодно...
– Да, мне угодно, – голос у Гарри стал похож на скрип металла по стеклу. – Собери мои вещи. Я выезжаю через полчаса.
Вокруг Гарри клубилась ярость, настолько сильная, что он почти не верил, что она – его собственная. Но он задушил ее. Эмоции сейчас ни к чему не приведут. Сейчас его главная задача – помыться, побриться, переодеться и вплотную заняться возникшей ситуацией.
Беспокойство и раскаяние сгорели дотла. Стремление вести себя нежно и по-джентльменски испарились, как дым. Он не даст Поппи уйти, для этого все средства хороши. Плевать ему на законы, он сделает так, что Поппи никогда больше не посмеет его бросить.
Поппи очнулась от беспокойного сна, села и потерла глаза. Лео дремал на противоположном сидении, прислонившись к стенке кареты и закинув руку за голову.
Отодвинув занавеску, Поппи увидела свой обожаемый Гемпшир... зеленый, мирный, напоенный солнцем. Она слишком долго жила в Лондоне и забыла, каким прекрасным может быть этот мир. Карета ехала по полям, поросшим маками, поповником и яркими побегами лаванды. Пейзаж то и дело пересекали влажные низинки и быстрые ручейки. Ярко-синие зимородки и стрижи прорезали небо, а на деревьях неутомимо работали зеленые дятлы.
– Почти приехали, – прошептала она.
Потягиваясь и зевая, проснулся Лео. Он слегка отодвинул оконные занавески, бросил прищуренный взгляд на проплывающую мимо природу и с отвращением отвел глаза.
– Разве не замечательно? – улыбаясь, спросила Поппи. – Ты где-нибудь еще видел такие пейзажи?
Брат полностью открыл окно.
– Овцы. Трава. Обалдеть.
Вскоре карета достигла владений Рэмси и проехала мимо домика привратника, построенного из сине-серого и кремового камня. В имении постоянно что-то обновлялось, пейзаж и сам дом выглядели теперь несколько иначе, чем до их отъезда, но дом сохранил свою прелесть. Владение было небольшим, его даже и сравнить было нельзя с огромными угодьями соседа, лорда Уэстклиффа. Но поместье являлось настоящей жемчужиной, с разнообразной и плодородной почвой, с полями, орошаемыми каналами, прорытыми от ближайшей реки до самого верха владения.
До того, как Лео получил титул, в имении царило запустение, и арендаторы один за другим покидали его. Теперь же оно превратилось в процветающее, прогрессивное хозяйство – в основном, благодаря трудам Кева Меррипена. И Лео, хоть он и стеснялся это признать, но начал потихоньку проявлять интерес к поместью, заботиться о нем и пытался приобрести знания, необходимые для успешного ведения хозяйства.
Рэмси-хаус представлял собой прелестное сочетание различных архитектурных течений. Изначально он был построен в стиле, характерном для времен королевы Елизаветы, но последующие поколения, не переставая, достраивали его, присоединяя к нему новые постройки и крылья. В результате получилось ассиметричное здание с частоколом дымоходов, рядами оплетенных свинцом окон и серой черепичной крышей с многочисленными коньками и эркерами. Внутри дом был полон всяческих закутков и укромных уголков, комнат весьма своеобразной формы, потайных дверей и лестниц. Все это создавало несколько эксцентричное очарование, идеально подходившее духу семьи Хатауэй.
По фасаду здание украшали цветущие розы. Белые гравийные дорожки позади дома вели к цветникам и фруктовым садам. С одной стороны находились конюшни и скотный двор, а с другой, на некотором расстоянии, неумолчно жужжала лесопилка.
Карета остановилась у парадного входа, прямо перед деревянной дверью со стеклянными окошками-вставками. Не успел лакей войти в дом и предупредить хозяев о прибытии гостей, не успел Лео помочь сестре выбраться из кареты, как Уин уже бежала им навстречу. Она бросилась в объятия Лео. Тот засмеялся, легко подхватил сестру на руки и закружил.
– Поппи, дорогая, – воскликнула Уин. – Как же я по тебе скучала!
– А по мне? – спросил Лео, все еще обнимая сестру. – Без меня ты вовсе не скучала?
– Ну, может, самую малость. – ответила Уин, подмигнула и поцеловала брата в щеку. Потом подошла и обняла Поппи. – Ты надолго?
– Не знаю, – ответила Поппи.
– А где все? – спросил Лео.
Не выпуская Поппи из объятий Уин обернулась:
– Кэм уехал к лорду Уэстклиффу в Стоун-Кросс парк, Амелия дома, с малышом, Беатрис болтается по лесу, а Меррипен читает каким-то арендаторам лекцию о шасталках.
Сказанное заинтересовало Лео.
– Об этом я знаю решительно все. Если почему-то не хочешь идти в бордель, то в некоторых районах Лондона шастают такие...
– Шасталки, Лео! – прервала Уин. – Это такая штука чтобы очищать зерна от шелухи.
– Ааа... Ладно, в этом я ничегошеньки не понимаю.
– Как только Меррипен узнает, что ты здесь, ты начнешь в этом разбираться, – Уин старалась говорить сурово, но глаза ее смеялись. – Надеюсь, ты будешь вести себя прилично.
– Конечно, буду! Мы же в провинции. Здесь больше просто нечем заняться, – Лео вздохнул, сунул руки в карманы и огляделся с таким видом, словно кругом не живописный пейзаж, а камера в Ньюгейте.
А потом с точно сыгранным безразличием осведомился:
– А где Маркс? Ты ничего о ней не сказала.
– С ней все в порядке, но... – Уин остановилась в нерешительности, явно подыскивая слова. – У нее сегодня легкие неприятности, и она несколько не в настроении. Конечно, любая женщина от такого расстроится. И кстати, Лео, я просто требую, не смей ее дразнить. А то Меррипен уже пообещал задать тебе такую трепку...
– Ой, ладно. Можно подумать, что мне есть какое-то дело до проблем этой Маркс... – он помолчал. – А что с ней?
Уин нахмурилась.
– Я бы тебе ни за что не сказала, но проблема все равно бросается в глаза, и ты сам сразу все увидишь. Понимаешь, мисс Маркс красит волосы, я об этом понятия не имела, и похоже...
– Красит волосы? – удивленно повторила Поппи. – Зачем? Она же не старая!
– Не знаю. Она не хочет объяснять. Ну, есть же среди женщин несчастные, которые начинают седеть уже в двадцать... возможно, ей тоже не повезло.
– Бедняжка, – вздохнула Поппи. – Ее это наверняка жутко смущает. И она, безусловно, очень старалась держать все в секрете.
– Да, бедняжка, – повторил Лео, голосом в котором не было ни капли сочувствия. На самом деле, глаза его просто светились ликованием. – Так что же случилось, Уин?
– Мы считаем, что лондонский аптекарь, который обычно смешивал для нее красители, ошибся в пропорциях. Сегодня, когда она наложила краску на волосы, результат получился... огорчительный.
– У нее выпали волосы? – спросил Лео. – Она облысела?
– Нет. Просто волосы у нее теперь... зеленые.
По лицу Лео было похоже, что вдруг наступило рождественское утро.
