Разъяренный (ЛП) - Эванс Кэти
Счастья.
— Да!
— Отлично, Пинк. Тогда выбирай. Джаз-бар, рок-бар…
— Рядом со мной рок-звезда, поэтому рок-бар, — говорю я.
Мы вступаем в другой мир. Гремит рок-музыка восьмидесятых. На стенах развешаны гитары. Повсюду изображения рок-кумиров.
Нам не удаётся продержаться и двух минут. Даже с его авиаторами люди начинают удивлённо переглядываться, и через сорок восемь секунд кто-то кричит:
— Это Маккенна Джонс из Crack Bikini!
Он стонет мне в ухо, но держит себя в руках и выпрямляется, поднимая ладони, чтобы остановить людей.
— Эй, ребята, я тут отдыхаю со своей девушкой.
— Не обращайте на его слова внимания, я не его девушка. Но мы действительно хотим тут отдохнуть, — говорю я.
— Спой что-нибудь для нас! — кричит один из них.
— Не сегодня. Мне нужен отдых для голосовых связок.
— Спой что-нибудь!
Вокруг нас собирается толпа, и люди подхватывают:
— Спой! Спой! Спой! СПОЙ!
Маккенна закатывает глаза, смеясь, и встаёт со своего места. Качает головой и поднимает руки, пытаясь всех успокоить.
— Хорошо, хорошо. Но если я поднимусь туда и спою, вы оставите меня в покое и дадите поприжиматься к Пандоре.
Когда он дёргает подбородком в мою сторону, на меня устремляются взгляды нескольких десятков глаз, и я бормочу:
— Спасибо, придурок.
Маккенна смеётся и наклоняется ко мне, чтобы прошептать на ухо:
— Это для того, чтобы они знали, как ты для меня важна.
— Так важна, что ты свалил после того, как переспал со мной.
Когда он встречается со мной взглядом, его улыбка даже не дрогнула.
— Настолько важна, что я пишу о тебе большинство своих песен.
Маккенна проталкивается сквозь толпу. Он выше большинства присутствующих здесь людей. С бритой головой выглядит сегодня так восхитительно. Я сижу за столиком и наблюдаю, как он выходит на сцену. Его магнетизм захватывает всё пространство, в котором мы находимся. Клянусь, он обманывал себя, думая, что его не узнают. Как и я.
Но лица людей? Их выражения? Они выглядят такими взволнованными — как будто это лучший день в их жизни. Каково это — иметь такое воздействие на других? Каково это — петь песни и изменять чью-то жизнь к лучшему? Чтобы люди чувствовали себя менее одинокими, чувствовали себя… понятыми.
Он стучит по микрофону и смеётся.
— Проверка, проверка, — говорит он. Толпа ревёт, а клоун снова смеётся. Ему это нравится, и, несмотря ни на что, я ухмыляюсь. Боже, он совершенно неисправим.
Маккенна начинает петь. Это песня не из репертуара группы Crack Bikini, это серенада, которую я слышала по радио.
— Ты действительно Пандора? — ко мне подсаживается парень и ставит передо мной напиток, кивая на него. — За мой счёт.
— Нет, спасибо, не надо.
— Правда? Я хотел угостить тебя выпивкой, — он смотрит на меня так, словно подсыпал что-то в напиток. Никогда нельзя быть слишком параноиком.
— Я с ним, — тычу большим пальцем в сторону Маккенны.
— Да, я слышал. Но на самом деле ты не с ним, не так ли? Ты правда Пандора?
— Чёрт возьми, она со мной.
Маккенна бросает петь и направляется к нам. Он нависает надо мной и тем парнем. Угрожающе кладёт руку на стол, затем наклоняется вперёд.
— Ты сидишь на моём месте, за моим столиком, рядом с моей девушкой, так что, как ты можешь себе представить, у меня с этим небольшая проблема.
— Эй, я просто хотел с ней поболтать. Остынь, Грю.
— Я даже не знаю, что, на хрен, это значит, — когда парень исчезает в толпе, Маккенна опускается рядом со мной и бросает на меня взгляд, полный одновременно веселья и недовольства. — Тебе обязательно каждую секунду, когда я тебя оставляю одну, разбивать сердца?
— Не обязательно, но это весело, — вру я.
— Не мне. Однажды ты заманишь к себе парня размером с грузовик, и мне придётся грязно драться, чтобы его отвадить.
— Я думала, тебе нравится всё грязное. У тебя грязный рот, грязные мысли, ты любишь грязный секс…
— Господи. — Он притягивает меня к себе и говорит: — Скажи «грязно» ещё раз, и я высосу из тебя это слово.
— Грязно.
Мы целуемся. Поцелуй смачный, дикий и восхитительный, и длится он целую напряженную минуту.
Когда мы отстраняемся, Маккенна улыбается и убирает розовую прядь с моего лица.
— Что означает этот розовый цвет на твоих волосах?
— Это Мелани. Она думает, что я озлоблена, и предположила, что немного цвета могло бы поднять мне настроение.
— Помогло?
— Нет, но она бросила мне вызов, и теперь я на некоторое время вынуждена с этим мириться.
— А мне нравится. Это делает тебя похожей на девушку.
— Это должно означать, что в остальном я выгляжу как мужчина?
Он хватает мою руку и кладёт на свою эрекцию.
— Неужели ты думаешь, что я мог бы испытывать подобные чувства к мужчине?
— Кто знает, какие извращения ты в себе таишь.
— Я буду рад поэкспериментировать с тобой сколько захочешь.
Когда я вспоминаю, как раздвинула ноги и позволила ему сбрить маленькую полоску, которая обычно присутствует у меня на киске, щёки моментально вспыхивают. Это заводило его, и это заводило меня, и даже воспоминание о чём-то столь интимном заставляет меня покраснеть как помидор.
— Ты полна контрастов, не так ли? — с благоговением произносит Маккенна, запуская пальцы в мои волосы. Мы находимся в нашем собственном маленьком мире. На заднем плане играет рок-музыка. Мы можем находиться в отдельной кабинке в центре бара, но прямо здесь и сейчас нет никого, кроме нас. — Розовые волосы на чёрном. Невинная плохая девочка. Язвительная, но милая. Стоит ли удивляться, что я так и не смог тебя забыть?
Сердце замирает, и я отворачиваюсь, чувствуя, как вверх по шее поднимается неловкий румянец.
— Кенна… не надо.
Он поворачивает ладонью мою голову к себе, как будто мы пара, и этот жест заставляет почувствовать слабость в коленях.
— Это правда, Пандора, — повторяет он.
Тело в ответ трепещет, и мне очень не нравится, что он может услышать хрипотцу в моём голосе, когда я говорю:
— Давай не будем придавать слишком большое значение тому, что мы здесь делаем.
Он смеётся и откидывается на спинку сиденья, изучая меня.
— А что мы здесь делаем?
Я делаю глубокий медленный вдох, чтобы успокоиться.
— Развлекаемся. Мы… выводим друг друга из себя. Делаем то, что, возможно, делали бы подростками, если бы ты не ушёл.
— Я бы сделал с тобой гораздо больше, женщина. — Он подаёт знак принести выпивку и ставит напиток, купленный другим парнем, на поднос проходящего мимо официанта. — Я не могу трахнуть тебя так быстро и жёстко, чтобы наверстать все те дни, когда я трахал тебя в своей голове или когда в моей постели была другая женщина.
Я отворачиваюсь, краснея как свёкла.
— Кенна.
Он поворачивает меня обратно к себе.
— Это правда. Были и другие — десятки, сотни, даже не знаю сколько.
— Прекрати, — начинаю я злиться и отталкиваю его.
— Не надо, — говорит он, крепче прижимая меня к себе. — Я лишь пытаюсь быть с тобой честным.
— Я не хочу этого. Уже слишком поздно.
— С какого хрена ты решила, что уже слишком поздно?
— Я не хочу, чтобы ты откровенничал со мной, потому что это заставляет меня чувствовать, что я тоже должна, но я не могу, — пристально смотрю на него, — и не буду.
Он глядит на меня, борясь с чем-то в своей голове.
Затем прижимается губами к изгибу моей шеи.
— Ты такая милая, — шепчет Маккенна. — Даже когда не улыбаешься, ты такая чертовски милая, Пинк, — и этот шёпот звучит почти как песня. Я никогда не слышала этого раньше, но ощущение его дыхания, когда он шепчет что-то мне в кожу, возбуждает так, как ничто никогда не возбуждало. — Впусти меня. Скажи мне, что сделать, чтобы ты могла меня впустить…
— Ты мне солгал, — говорю я.
— Это не было ложью. Я никогда не лгал тебе. Я могу лгать о тебе — ты научила меня лгать о себе, когда никому не позволяла знать, что мы вместе, — но я никогда не лгал тебе, Пинк.
