Телохранитель. Моя чужая женщина
Катерина
Очень страшно слышать фразу: «У неё мало шансов».
Врачи пообещали сделать всё возможное, чтобы Марина пережила эту операцию. О большем мы пока не говорили.
Тот врач, которого нашёл для нас генерал, сделал невозможное. Он вытащил к нам трансплантолога из Израиля. Из тех, кто наблюдал Малинку здесь, никого не осталось. Сняты с должностей, арестованы. Ведётся экстренная замена медицинского состава клиники. Назначен новый заведующий. Женщина. В прошлом хороший хирург. Сейчас только консультирует. Она тоже в операционной, как и целая делегация других специалистов.
Маму накачали успокоительным и положили спать в палате. Это была моя личная просьба. Пусть потом кричит на меня сколько влезет, но я не хочу её потерять, а мы были близки к этому. Так что пусть лучше спит.
Рома со мной. Никита сидит напротив на кушетке, играет с любимой машинкой. Ему всего пять, но даже он волнуется за свою новую подружку.
Чтобы хоть как-то отвлечься, думаю о прошлой ночи. Изучаю свои новые чувства, ощущения, реакции тела. У моего Суворова не только глаза стихийные. Он сам весь стихийный.
Поначалу моё тело на уровне инстинктов ожидало боли. Но мой мужчина явно не зря служил в спецотряде. Он нашёл какие-то скрытые рычажки и кнопки. Сделал меня открытой, податливой, и это не принуждение. Рома чутко прислушивался к каждому шороху, к выдоху, вдоху и превратил нашу ночь в нечто невероятное.
Сейчас сидит рядом, переплёл наши пальцы и смотрит на получившийся замок.
— Ром, — переворачиваю наши руки, притягиваю к себе и прижимаюсь губами к грубым, явно не раз сбитым костяшкам. — Ром, а расскажи мне про свою бывшую жену.
— Что ты хочешь знать? — теперь он переворачивает наши руки и прижимается губами к тыльной стороне моей ладони.
Садится полубоком. Касается пальцами моего подбородка.
— Почему она так поступила с вами? С тобой, с Никитой.
— Не любила, испугалась. А я не мог дать ей того, что она хотела.
Выжидательно смотрю на него. Не тороплю. Роме неприятна эта тема, но мне для себя хочется понять. У меня ведь не было нормальных отношений. Я хочу их с ним, а значит надо в этом тоже разобраться и закрыть тему.
— Знаешь, девчонкам нравятся парни в форме. Вся вот эта военная романтика и прочая хрень. Да и кто не мечтает выйти замуж за лейтенанта, который обязательно станет генералом? — посмеивается он, выводя круги пальцем на моей ладони. — А реальность оказалась совсем другой. Длительные командировки, ранение, госпиталь, снова командировки. Платили хорошо, но от претензий это не спасало. Всё началось с банального: «Ты почти не бываешь дома». Она даже придумала, что у меня есть другая. Или кто-то наплел из подружек. Хер сейчас разберёшь. А я всегда домой рвался. Потому что набегаешься там. Нажрёшься пыли и чужой крови. Взорвёшь себе мозг до бессонницы на несколько ночей и мечтаешь только о том, чтобы вернуться, упасть в объятия своей женщины и не шевелиться. Постепенно градус предъяв рос. Денег становилось мало. На Мальдивы с подружками не полетела. Платье новое не купил. И к моменту, когда родился Никита всё уже было сложно. Я тоже виноват. Знаешь, в отношениях иначе не бывает. Да, не давал столько внимания, сколько она хотела. У меня не хватало сил. Выбрать между женщиной и службой тоже было невозможно. Но я её любил. Думал, у нас семья и всё наладится. Не наладилось. Никите около полутора лет было. Меня посадили. Тогда я узнал, что у неё давно есть другой, а семьи у нас нет. Меня ломало дико, но со временем я принял её решение. А потом мне сказали, что сын в детском доме. Нас с ней развели. Так как я сижу, ребёнок автоматом остаётся с матерью. А мать отвезла его в ближайший приют, написала отказ и дала мои координаты. Мол, папа выйдет, заберёт. У неё новая жизнь. Никита ей там оказался не нужен. Я сначала пытался понять, как-то разобраться, какого хера она так поступила? Позже понял, что это просто не моя женщина. Я благодарен ей за то, что у нас было что-то хорошее. В этом хорошем родился Ник. Всё. Далее нам лучше никак не пересекаться. Для её же блага.
К нам подбегает Никита и забирается к отцу на колено. Рома целует сына в макушку, и его взгляд теплеет. Мне тоже достаётся легкий поцелуй.
Немного посидев, Суворов уходит за двумя стаканчиками кофе и соком для Ника.
Мимо нас в сторону операционной проходят врачи. Каждый раз, когда открываются двустворчатые двери, мне в вены будто впрыскивают кипяток. От страха за сестру до тошноты сводит желудок. Тошнит сильно. Приходится часто дышать носом, пережидая приступ.
Если бы не Никитка, я бы разревелась на плече у Ромы. Но улыбчивый, добрый мальчуган здорово помогает нам всем держаться.
— В вашей семье все женщины очень сильные. Твоя мама тут столько времени одна справлялась. Ты невероятная у меня. И Маришка сможет, — подбадривает Рома.
— А если нет? — мой голос всё же дрожит.
Проклятые двери снова открываются, и к нам выходит тот самый израильский врач. Уставший, потный.
Мы тут же подскакиваем с кушетки. И Никита подбегает к нам.
— Вы полечили Марину? — спрашивает звонким голосом.
Врач взъерошивает его волосики и кивает.
— Всё, что от меня зависело, я сделал, — говорит на ломаном русском. — Останусь здесь наблюдать. Девочка слабая. Мы едва не потеряли её во время операции, — у меня подкашиваются ноги. Рома ловит, помогает сесть. — Простите. Я должен объяснить правду близким. Теперь наш враг и союзник — время.
— Какие шансы? Какие у неё шансы, доктор?! — впиваюсь пальцами в его ладонь.
— Если бы девочка сразу получала правильное лечение. Если бы не затянули с операцией, я бы с уверенностью мог сказать, что они высокие. Но это не ваш случай. Знаете, я бы таким врачам отрубал руки на главной городской площади. Девочку фактически искусственно довели до критического состояния. Ждём, Екатерина. Два-три дня. И я смогу дать прогноз. А сейчас простите. Мне нужно отдохнуть.
