Лимб (СИ) - "Ремаркова дочь"

И возрастала.

И возрастала.

Но он молчал. День выписки должен был стать для его отделения практически национальным праздником. Еще до прихода в Мунго Драко слышал, мол, «из Тики не выходят сами». Поэтому завтра, когда Грейнджер будет уходить, отделение станет светлее.

Для всех, кроме Драко, конечно. Потому что едва ли в его отделении найдется еще хоть один пациент, к которому Драко заходил бы наполниться теплом.

Локонс?

Драко усмехнулся про себя.

Ему надо с ней поговорить. Завтра её будут встречать и клан Уизли, и журналисты, с трепетом ожидающие кадров выздоровевшей героини, и, возможно, её родители, если Поттер этим озаботился. Все её друзья и близкие люди.

Ему там не было места. Ему нигде не было места в её жизни. Вот оно. Именно то, почему Драко не начинал разговор. В молчании сокрыта надежда. Правда же рубит её на корню. Поэтому хитрый слизеринец Драко Малфой в выборе «пан или пропал» предпочитал «или». Тем не менее, перспектива выписать Гермиону Грейнджер и видеть её только на обложках газет его не привлекала.

Ему нужно поговорить с ней. Он просто придет и будет вежлив с ней, тем самым показав, что они способны нормально общаться.

Драко набрал в грудь побольше воздуха и толкнул дверь в палату.

— Готова блистать на обложке Пророка, Золотая Девочка?

Идиот. Мерлин, он гребаный идиот.

Сидевшая на постели с книгой Грейнджер вначале нахмурилась, но затем её лицо разгладилось, и она улыбнулась.

— Даже удивительно, Драко Малфой, как при таких впечатляющих навыках легилимента и окклюмента, ты не перестаешь оставаться заносчивым мальчишкой подавляющее количество времени.

Её голос звучал так же, как звучал в Большом зале, когда она отчитывала тугодумную часть Трио; так же, как когда она оборонялась от нападок слизеринцев, — немного высокомерно, немного саркастически. Но было сейчас в её голосе и что-то еще. Что-то, чего раньше он не встречал.

Так что же?

— Не могу поверить. Сама Гермиона Грейнджер сделала мне такой впечатляющий комплимент. Я отмечу этот день красным в календаре и каждый год буду приходить к этой палате и гладить дверь, — Малфой опустился на стул рядом с ее кроватью и, заставив волшебный формуляр с показателями её состояния парить в воздухе, принялся диагностировать пациентку.

— На самом деле я преследовала две цели, — как-то слишком довольно произнесла Гермиона, но Драко видел, что она в волнении сжала пальцами простынь.

Неужели она тоже волнуется?

По правде говоря, неудивительно, ведь за все прошедшие недели с момента её первых слов они практически не разговаривали. Пара фраз о её здоровье или посетителях, и на этом всё.

А потом Малфой напивался в кабинете и порицал себя трусом. Но на следующий день снова молчал.

— Хитро, Грейнджер. Продолжай, — он не отводил взгляда от диаграммы, которая показывала, что Гермиона абсолютно здорова и готова к выписке.

Тем не менее, Драко накинул еще одно расширенное заклинание поверх основного. Более углубленное. Конечно, чтобы удостовериться, что она и правда в порядке и нет ни одной причины оставить её здесь еще ненадолго.

— Во-первых, это была своего рода благодарность. Я ведь… так и не сказала тебе спасибо. Спасибо, целитель Малфой.

Нога Драко дернулась. «Целитель Малфой». О, эта девочка не стала бы так искренне говорить ему это, если бы знала, какой калейдоскоп восхитительно горячих вещей мелькнул у него перед глазами. Наивная Грейнджер. Страстная.

Перед Драко ворохом воспоминаний проплыли их поцелуи, секс в этой палате. Всё это жаром заползало в нутро Малфоя, и единственное, о чем он молился, — чтобы Гермиона не заметила его реакцию на своё обращение к нему.

Пожалуйста, Грейнджер. Всегда пожалуйста.

— А во-вторых, я хотела подтвердить свою догадку о том, что ты окклюмент.

Драко удивленно моргнул. За своими фантазиями он упустил из виду одну важную деталь: Грейнджер была умна. Чертовски умна. Самая, мать его, выдающаяся ведьма столетия. Обвела его, как пуффендуйца. Наивный Драко.

Ей не стоило знать… Она ведь не могла знать, так?

Знали только он, Нарцисса и Блейз.

Драко судорожно перебирал список её посетителей в голове, с облегчением понимая, что её не посещал никто, кроме Уизли и Поттера, а значит, это всего лишь совпадение.

— Как по-слизерински, Грейнджер. Я впечатлен, — Драко специально не отводил взгляда от диаграммы, стараясь сконцентрироваться на показателях, чтобы не дать пронырливой ведьме заподозрить хоть что-то.

Несколько лет вдали от неё поистрепали его хватку — он её недооценил. Он бы не удивился, узнав, что Грейнджер специально ввернула «целитель Малфой», дабы утянуть его мысли подальше, а затем выведать всю нужную ей информацию.

Хороша. Он чувствовал себя жучихой Скитер в банке.

— Благодарю за комплимент. Теперь настала моя очередь греться в лучах твоего восторга?

Она что, флиртует с ним? Салазар, да что не так с этим миром?

Драко наконец оторвал взгляд от диаграммы и посмотрел на Грейнджер. Она выглядела бы как самое хрупкое и невинное создание, если бы не её глаза. Сверкающие каким-то манящим светом с искрами веселья и легким прищуром, они явно выдавали в хозяйке манипуляторшу и интриганку.

То, что ему нужно. Он хотел её себе.

— Определенно, да, — и, Мерлин, он не врал. Она вызывала в нем совершенно противоречивые эмоции: восхищение и волнение, желание наорать на нее и поцеловать.

— Ты поэтому меня спас в Мэноре?

Что?..

Блять.

Блять. Блять. Блять.

Она знает.

Откуда она узнала? Блейз ведь не мог?..

Ну нет, друг бы никогда с ним так не поступил. Но он мог рассказать Пэнси, которая… Нет. Пэнси — маленькая сука, ей дела нет до чужого счастья, только до несчастья.

Формуляр с громким стуком упал на пол, стоило Драко потерять концентрацию. Диаграмма замелькала, но осталась висеть над Грейнджер. Маленькая синяя линия дрожала, показывая, как возрастает волнение.

Драко лихорадочно думал. Он понятия не имел, откуда она узнала и насколько о многом. Если предположить, что обо всём…

Малфой почувствовал, как заледенели пальцы.

«Скажи ей» — вспомнились слова Блейза. «Я должен поговорить с ней» — обещал он тогда себе.

Вероятно, она уже догадалась почему. Она ведь даже намекнула ему, так какой смысл молчать?

— Да.

Казалось, Грейнджер даже не рассчитывала на его ответ, так она растерялась.

— Как ты это сделал? Окклюменция?

Малфой меньше всего хотел возвращаться в тот день, но понимал, что этот разговор должен случиться, а иначе он всегда будет рядом с ними, словно хвосторога в чайной.

— Да, окклюменция. Я не знал, что еще сделать. Я не мог сказать, что это были не вы, Поттера хоть и раздуло, но ты и Уизли были сами собой и не узнать вас я не мог, но и сказать, что это вы… — Малфой замолчал, переживая собственный страх перед выбором из прошлого.

Внезапно он почувствовал её руку у себя на предплечье. В первую минуту Малфой напрягся, решив, что Гермиона потянулась к его татуировке, однако уже через секунду он увидел в её глазах спокойствие и благодарность.

Она поддерживала его. Словно это не её пытали.

— Ты не выдал, я знаю.

— Не выдал, но потом Белла… — Малфой внимательно всматривался в её глаза, пытаясь заметить признаки наступающей паники, но их не было. И взгляд Гермионы, и диаграмма говорили ему о том, что всё оставалось в норме.

— Она будто обезумела… и эти заклятия… Я знал, каково это, видел, что ещё немного, и от тебя ничего не останется. Либо безумие, либо… смерть.

Драко замолчал. Было ли целительство его искуплением? И если да, то искупил ли он вину перед другими? Перед собой?

— И тогда ты проник в мое сознание… — подтолкнула его Гермиона. Она, казалось, уже всё знала.

— Да, я проник в твое сознание и наскоро построил окклюменционные стены. Они не то чтобы были способны отразить Круциатус, но обычно им удавалось защитить хотя бы отдельные части мозга… Я делал так сам.