Феникс - Полевка
Накануне поминального дня собрались близкие люди, а утром присоединились и остальные друзья. Альби впервые за этот год надел украшения. Не потому, что хотел выглядеть красиво, а, потому, чтобы люди видели, что Альби отличает будние дни от дня поминовения его мужа. Служба в мечети была торжественной. После выступления муллы выступил Алишер, как сын своего отца, как эмир ад Сафи. Альби слушал голос сына и слышал в нем гормональную ломку, когда вместо детского голоса слышится подросток. Все же, он альфа Сабаха. Вот и ростом вымахал, и в десять лет уже пытается говорить басом. Наверное, для солидности…
А потом было застолье и много разговоров о Тигране. Какой он был маленький и бесстрашный, настоящий Тигренок. А Альби слушал и тихо плакал. Его никто не заставлял говорить, рядом сидел Ясмин и тоже время от времени утирал щеки. А потом они вдвоем поднялись и пошли в город. Айдан пристально посмотрел им в спины, но отпустил «прогуляться». Конечно, они были в окружении альф, но их никто даже не думал останавливать.
В городе столы накрывали прямо на улице, люди выставляли сладости, чтобы порадовать детей. Ведь их эмир, Страж пустыни, был очень щедрым человеком. Накормил и приютил столько народа. В его эмирате было жить хорошо и спокойно. Работа была у всех, да и еды было в достатке, даже с излишком. Люди забыли, что такое голод, а врачи показали, как жить не только сытыми, но и здоровыми. Простые люди говорили Альби и Ясмину, как они благодарны эмиру Тиграну, каким он был мудрым. Как организовывал новое поселение, не забывая при этом о нуждах маленьких людей. Каким он был щедрым. Как хорошо им живется в таком прекрасном эмирате, и это заслуга их первого эмира и его хасеки. Альби слушал разговоры на улицах, как люди поют песни про благородного человека, который был отцом для всех, какой красивый и щедрый эмират остался после его правления. И Альби постепенно становилось легче на душе. Действительно, дело Рана живет, а его сыновья продолжат его род.
Они уже возвращались домой, когда альфы вдруг напряглись, а потом стали делать вид, что все хорошо. Но Альби шикнул на охрану, и Заки, нырнув под стену возле ворот во внутренний город, принес выбеленный на солнце череп. От вопля горя Альби удержался, только заметив блеснувшие стержни титановых протезов. Это был череп кого-то из старших альф. У Рана при жизни все зубы были целые, а значит, это было явное предупреждение. Альби велел не портить праздник поминовения людям и сообщить об этой страшной находке только семье альфы. От них скрывать такое было, по меньшей мере, нечестно.
В итоге, на вечеринке остались одни омеги и Львенок, который, наевшись сладостей, уснул на коленях Айдана. Альби улегся за спиной сына и, прижав его к себе, как зайца, опустил свою голову на бедро Айдану и сразу заснул. Проснулся он там же, укрытый пледом и с валиком под головой. А в свете утренней зари альфы пили кофе и рассказывали Айдану с Ясмином, что обнаружили. Череп действительно принадлежал одному из альф Тигриной сотни. От черепа пахло шерстью и куртом. Охрана вместе с гостями-альфами нашли его среди вещей торговца, который накануне приехал в ад Сафи. Он уже и раньше здесь бывал, и глава каравана, с которым тот прибыл, плакал, стоя на коленях, клялся своими детьми, что не знает, откуда у того был этот череп и кто его на это подтолкнул. Самого виновника допросить не удалось, потому что его зарезали, как барана, и сунули его труп в щель между домами в надежде, что в праздник туда никто не заглянет, а завтра лишние свидетели только добавят шума всей истории.
На следующий год накануне поминального дня альфы специально перерыли товар всех прибывших торговцев в поиске страшной находки, но череп, явно выброшенный кем-то второпях, нашелся под пальмой, растущей вдоль караванной дороги. Альфы попытались вычислить, какие караваны и когда здесь проходили, но Альби только поморщился и махнул рукой, он был уверен, что череп Рана так просто не подкинут, а обязательно попытаются покуражиться. И ко второму поминальному празднику Альби уже и сам мог рассказывать истории про мужа, и слушать воспоминания других. Он вдруг понял, что ему действительно стало легче. И стеклянные осколки, хоть и остались внутри, но уже перетерлись в мелкую крошку.
Тем временем Мацик закончил школу с отличием, и весь эмират гордился его успехами. Альби, как и обещал, отпустил своего ребенка учиться в институт на Землю. Марципанчику дали имя Амаль (надежда, стремление) и, оформив документы, отправили в общину на Земле.
Мацик без проблем поступил в институт, где в свое время учился его отец, но, уехав из кагала, перебрался в кампус, в омежью его половину. Он прислал пухлое письмо, чтобы ответить на все незаданные родней вопросы, и прислал несколько фото, на одном из которых он обнимал за шею зайца. Точную копию того, что жил в спальне оми, но только не персикового, а нежно-василькового цвета. Дитятко с той фотографии зловредно щурилось и показывало тонкий и вредный кончик языка.
Мацик, вернее Амаль, произвел фурор на кафедре иммунологии, и после недолгих споров ему зачли экстерном три года обучения. И все из-за того, что студент шпарил на латыни, как на родном языке, разбирался в болезнях и методах лечения лучше, чем некоторая часть студентов-выпускников, и, не стесняясь, спорил с уважаемыми профессорами, отстаивая свою точку зрения на некоторые вопросы. И еще… так, безделица, привез с собой собственное четырехлетнее исследование шур-шура, после прочтения результатов которого, все профессора встали в охотничью стойку, как сеттеры, учуявшие уток. И само исследование, а, главное, выводы кардинально отличались от недоуменного попискивания дипломированных коллег, работающих на орбите Сабаха за приличные гранты от различных организаций.
Альби отслеживал все это через главу кагала, почтенного бету, который сменил на этом посту Рафика. Сам Рафик вернулся в свой дом на Сабахе и рассказывал своим многочисленным правнукам истории про омег, которые в его исполнении выглядели, как красивые сказки. Айдан одно время увлекся разбором споров умников от науки, а потом взял и подбросил вверх стопку исписанной бумаги. Он заявил, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на подобные
