Анатомия соблазна (СИ) - Десса Дарья

Встаю. Закрываю ноутбук и выхожу из конференц-зала. Знаю, что Артур пялится на мой обтянутый юбкой зад. Ничего, котяра. Облизывайся, пока последняя шерсть не вылезет. Делаю уверенный шаг к двери, и тут понимаю, что лечу, нелепо взмахивая руками. Но вместо того, чтобы влепиться накрашенной мордашкой в ковролин на полу, оказываюсь в объятиях Артура.

Увидев моё падение, он молниеносно вскочил и успел меня поймать в полёте. Наши лица оказываются так близко, что замираю. Невольно опускаю медленно, словно во сне, глаза и смотрю на его губы, ощущая приятное мятное дыхание. Они такие красивые, средние, с четко очерченным профилем, чуть приоткрытые. Понимаю вдруг где-то там, глубоко, как сильно хочу поцеловать их. Вот прямо набросилась бы, а потом… Но сжимаю рот, чтобы не совершить этот ужасно глупый поступок.

— Что с тобой, Анжелика? — насмешливо интересуется Артур. — Не успели познакомиться, а ты уже кидаешься на меня. Пожди, не так быстро.

— Пошёл ты! — вырывается у меня. Встаю, отталкивая держащие меня руки.

Артур отходит и тихонько смеется. Мне неловко до жути! Ощущаю, как покраснела вся. И ещё юбка задралась, чтоб её! Кажется, он видит, что на мне не колготки, а чулки. Спешно одергиваю подол. Смотрю на туфли. Блин! Зацепилась каблуком за затяжку на ковролине, чуть не сломала.

Хорошо, обошлось. Обувь-то у меня дорогая, и эта модель стоит треть зарплаты. Пришлось затянуть пояс, чтобы купить. Но я не могу себе отказать в удовольствии носить дорогую обувь из натуральной кожи. Это у меня пунктик такой. С детского дома ещё. Когда жила там, как я мечтала носить только свои туфли, ботинки, кроссовки и прочее! Чтобы оно не пахло чужими ногами, было чистеньким и новеньким, не больше или меньше размером.

Но все годы, что я провела в детдоме, у меня ни разу не было ни одной новой пары. Даже просить было бессмысленно: кто её купит? Нам приносили лишь пожертвования от сердобольных граждан. Мы разбирали, носили. Если разваливалось, то всё, что не смог зашить наш детдомовский портной, старичок с забавным прозвищем Суржик (он говорил на смеси русского и украинского языков), выбрасывалось. Если чинил — передавалось младшим.

Потому, когда появилась возможность, покупаю лишь то, что доставляет удовольствие красотой и удобством. Хотя второе, увы, не всегда. Красота требует жертв, в том числе

Возвращаюсь в кабинет. Снежик интересуется, как прошло. Пожимаю плечами. Ничего интересного.

— Скажи, а куда нас отправляют в командировку?

— Вы только не ругайтесь, ладно? — вдруг спрашивает помощница, жалобно улыбаясь.

— В смысле?

— Ну… там… это…

— Сколько просила: не мямли!

— Захолустинск.

— Чего-о-о?!

— Это такой городок на севере, почти у Полярного круга, — говорит Снежик, вжав голову в плечики. Вот трусиха! Но меня-то чего бояться! Хотя бываю в гневе страшна, конечно. Так не для неё же.

— Копать-колотить, — вырывается у меня. Устало плюхаюсь в кресло и снимаю наконец туфли. Ноги гудят. Ах, как бы мне сейчас хотелось массаж ступней. Но тот, кто его умело выполняет, отправился в пешее эротическое путешествие. — Рассказывай, что за место с таким жутким названием.

— Население около ста тысяч человек, основная промышленность — металлургия, химическая, есть краеведческий музей. Захолустинск — административный центр одноименного региона.

— Мать моя женщина, — продолжаю «восхищаться».

— Средняя температура летом плюс 10–15 градусов, зимой минус 35–45.

— Боже… — вырывается у меня.

— Я вам на почту справочку скинула, — завершает доклад Снежик. Видит, в каком я разгромленном состоянии, удаляется.

Ещё бы! Я терпеть не могу холод! Ненавижу зиму! Эти морозы, от которых не спрячешься даже под тремя одеялами, потому постоянно мёрзну. Этот снег, он всегда норовит засыпать машину, и каждое утро её надо очищать! Лёд, у меня из-за него все ноги в синяках, а попа так вообще фиолетовая до весны, я не понимаю, как по нему ходить! Сосульки, ищущие твою голову, чтобы расколотить, как орех! Ну почему не теплый юг, а? Мне хочется помчаться в кабинет к Жирафу и умолить его передумать.

— Снежик! — кричу помощнице. — Скажи, переиграть нельзя?

— Нет, это придумали в корпорации Tes Kott! — отвечает из приёмной.

Ладно. Набираю воздух, медленно выдыхаю.

— Когда вылет?

— Сегодня, в два часа ночи, — отвечает Снежик.

«Пип-пип-пи-и-и-и-и-п!» — вот что могу сказать об этом. Ну почему не днем, а?

— И сколько лететь?

— Десять часов.

«Пип-пи-и-и-и-ип!»

— Ладно, я таком случае я пошла домой. Мне перед поездкой нужно отдохнуть как следует, выспаться. Билеты где?

— Квитанции у вас на почте, — сообщает Снежик. — Приказ о командировке подписан, копия у вас на столе. Командировочное удостоверение тоже. Деньги перечислила вам на карточку.

— Спасибо, умница ты моя, — ласково говорю помощнице. — Ну, будем на связи.

— До свидания, Анжелика Дмитриевна!

Покидаю офис. Да, коротеньким, но очень (даже слишком) насыщенным вышел рабочий день. А столько было радости, когда шла утром в «Проспект»! Думала вечером напиться шампанского с Маришкой, вместо этого придётся чемодан собирать.

Приезжаю домой, но не успеваю раздеться. Звонок. Смотрю на смартфон:

— О, тебя только не хватало! — вырывается прямо из моего сердца. Высветился номер бывшего. Да, так и написала, когда бросила этого кобеля — «бывший». С маленькой буквы. Ну, так-то он Леонид Иванович, и я всегда смеюсь над этим сочетанием. Папаша его, видать, с претензией был человек. Сам в люди не выбился, так решил сыночка солидно и красиво назвать. А получилась помесь бобика с ёжиком.

Теперь смеюсь, а ещё совсем недавно страдала из-за этого чувырлы. Какое там! Замуж за него собиралась, мы даже помолвлены были!

— Чего тебе? — отвечаю, потому что не отвяжется. Прилипчивый, как банный лист. Хотя нет, хуже. Как жвачка в волосах, фу!

— Привет, — голосишко тоскливенький, плаксивенький. Аж тошнить начинает. Но верить Леониду Ивановичу нельзя. Он очень хитрый и скользкий тип, жаль сразу не поняла. Недаром артист. Да, самый настоящий. После окончания театрального вуза трудится в местном ТЮЗе. Играет разных зверушек в основном, недавно на повышение пошёл. Исполнил роль Митрофанушки Простакова из «Недоросля».

Потом бахвалился: «Я выучил свой текст, и произнес, легкотня!» Спросила: «Как? А остальное?» «На фиг надо мозги засорять, — искренне удивился Леонид. — Такой ерундой не страдаю». Вот тебе и погружение в роль. Вот тебе и русская театральная школа. Я была в шоке. Теперь просто неприятно его слышать. Ни слову не верю.

— Любимая…

— Не называй меня так!

— Прости, милая…

— Что тебе надо? — голос у меня грубый, но уж что заслужил.

— Я так сильно скучаю по тебе…

— Подрочи, пройдет, — бросаю и выключаю телефон.

С чего я должна с ним церемониться? После помолвки проходит месяц. Прихожу домой (к себе, между прочим, у этого актера больших и малых театров своего угла нет), и вижу, как мой Леонид лежит на нашей постели, раскинув руки и ноги, закатив глаза, а на нем верхом скачет какая-то шмара, чьи сиськи тяжело подлетают и шлепают по её раздобревшему телу. При этом она стонет во весь голос, приговаривая, как ей хорошо.

У меня от такого зрелища дар речи пропал. Но как я потом вышвыривала обоих из своей квартиры! Это было то ещё представление. В фильмах такое не покажут. До сих пор не пойму, откуда у меня взялись силы, поскольку я вообще-то девушка хрупкая, схватить ту пышнотелую полюбовницу за волосы, стянуть с Леонида, протащить до прихожей и выпихнуть на лестничную площадку. В этой кобылке килограммов 80! Она была в таком шоке, что даже сообразить ничего не успела.

Настал черед суженого с торчащим обелиском, который мне захотелось сломать, уж очень раздражал в те минуты. Но, видя мою ярость, восставшая плоть мгновенно сдулась, превратившись в морщинистый стручок. И тут настал черёд Леонида врубить свой артистизм на полную.