Порабощенная
Давид
Когда она вошла, замолчали все. Я видел много женщин, но такой ― никогда. Меня словно с головой погрузили в теплую воду: исчезли посторонние звуки, тело стало легким и точно не моим. Вспомнились вдруг истории про средневековых ведьм, покорявших мужиков одним взмахом длинных ресниц. Один взгляд в ее сторону — и я пропал, околдованный ею.
Невысокая, ладно скроенная, с копной темных волос, обрамлявших узкое бледное личико. Из-под рубашки, которая ей явно велика, видны острые коленки. Она застегнулась на все пуговицы, немного сутулилась, стараясь скрыть грудь. И все равно тонкая ткань отчетливо обрисовывала два манящих холмика, увенчанные темными кружочками сосков.
— Хорошенькая, — Лавр тоже отметил это.
Но дело даже не во внешности. Еще одна хорошенькая мордашка среди десятков таких же, других не брали. И все же эта отличалась, была непохожей на остальных. Ее, как тонкая вуаль, окружала особая атмосфера. Эта курносая девчонка с глазами раненой лани приворожила меня.
Я вызвался быть ее инквизитором. Решить ее дальнейшую судьбу.
Глупышка сопротивлялась, видно, не до конца понимая, где и с кем оказалась. Лавр не потерпит неподчинения, с живой шкуру сдерет, только попробуй она сопротивляться. Маленькая гордая колдунья. Такая теплая и мягкая внутри. Ее высокий лобок украшали мягкие кудряшки — тёмные, шелковистые.
И почему я так среагировал на нее?
Твою же мать, мне так долго удавалось быть бесстрастным, выполнять отведенную работу. Выполнять ее хорошо. Втереться в близкое окружение Лавра, стать нужным ему.
И теперь она.
Эта девчонка все испортит, я точно знал. Но не нашел сил оставить ее на растерзание Лавру и его головорезам. Он презирал женщин, относился к ним хуже, чем к животным. Обожал девственниц. И вытворял с ними такое, что у многих видавших виды головорезов волосы вставали дыбом на всех местах. После ночи с ним на девчонках живого места не оставалось. В ход шли наручники, удавки, плети, секс-игрушки и даже подручные средства.
Я не мог позволить, чтобы эта малышка досталась ему.
— Отправь ее к остальным, — скомандовал Лавр, — пусть с завтрашнего дня приобщается к делу. Отрабатывает билеты и проживание.
Он заржал, наблюдая за испуганной, сжавшейся в комок малышкой. Она прекрасно понимала, что ее ждет. Работа в борделе до полного изнеможения. От милой внешности вскоре останется лишь пепел. Чтобы заглушить внутреннюю боль, она начнет принимать алкоголь, потом наркотики. Некоторым даже нравится такая жизнь. Но эта не выдержит, сломается, как былинка на ветру.
Совесть грызла изнутри, как голодная крыса. А ведь мне начало казаться, что я привык, смирился со всем происходящим, очерствел душой. Но эта девчонка что-то пробудила во мне. В так долго и тщательно возводимой плотине образовалась брешь, стыд и ответственность за чужие жизни хлынули наружу.
— Пожалуй, выкуплю ее, пока свеженькая, — произнес я как можно небрежнее.
Люди Лавра часто забирали девчонок себе, в этом не было ничего особенного. Игрались в них, как в куклы, пока новые. А после, когда надоедят, отдавали обратно. Некоторые становились постоянными любовницами, случалось и такое.
Но домой не возвращался никто.
— Что я слышу?.. — тощее лицо Захара расплылось в саркастической улыбке. — Наш Чистюля решился приобщиться к общему делу? Не боишься подцепить что-нибудь от этой дряни? Ее еще не проверяли.
Из всего близкого окружения Лавра этого типа я презирал больше всех. Многим доставляла удовольствие эта непыльная работенка. Но этот длинноногий, тощий блондин буквально оргазмировал, наблюдая за чужими мучениями. Ему, пожалуй, можно и не платить за услуги — он и так получает удовольствий с лихвой. Не удивлюсь, если ссадина на скуле этой малышки — его рук дело.
— Не переживай из-за моего здоровья, лучше побереги свое, — бросил я с едкой усмешкой.
Захар сжал кулаки, но не рискнул ими воспользоваться. Я не баба, которой можно двинуть безнаказанно. Со мной он предпочитал собачиться, подлаивать исподтишка, но не кусать. Я заработал в группировке определенную репутацию, всегда работал чисто и точно. И если решу вырубить дохляка, то сделаю это с одного удара.
— Мальчики, не стоит цапаться из-за какой-то подержанной сучки, — добродушно пропел Лавр. — У нас такого добра сколько хочешь. Давид, друг мой, если хочешь отодрать эту мелкую чернавку, бери ее, дарю.
Какой роскошный подарок с барского плеча. Только мне этого не нужно. Достав кошелек, я отсчитал плотную пачку купюр и передал Лавру. Это — выручка за последнюю операцию, достаточная сумма, чтобы купить загородный дом или приличную тачку. Много больше, чем стоит подержанная красотка на черном рынке.
— Дар можно возвратить или потребовать назад, — проговорил я, глядя Лавру в глаза. Хоть он и не любил этого. — Потому плачу наличными. Этого достаточно?
Он хмыкнул, бегло глянув на сжавшуюся в кресле малышку. Да, детка, сейчас решается твоя судьба. И не надо смотреть на меня так осуждающе. Достанься не мне — и через неделю сломаешься, перестанешь быть гордой дикаркой. Станешь одной из многих и даже если дождешься свободы, уже не сможешь по-настоящему оценить ее вкус.
— Она слишком дорого тебе обошлась, — хмыкнул Лавр. Но деньги взял.
