Будь моей нежностью
Никогда прежде я не посещала таких дорогих магазинов. От ценников на платьях, которые консультант несёт в отдельный кабинет, у меня глаза лезут на лоб. Бельё, которое выкладывают перед Тихоновым, пока он увлечённо разговаривает с кем-то по телефону, мне даже видеть страшно, но он выбирает несколько комплектов, бросая на меня быстрый взгляд.
Безмолвный приказ. Он хочет видеть это на мне. Всё, включая изысканное бельё.
Я отключаю чувства и поочерёдно показываю на себе выбранные модели. Сначала нижнее бельё, потом платья с платками в тон. Тихонов лишь кивает или качает головой.
Он и бровью не ведёт на сумму в чеке. Мы с бабушкой могли бы прожить на такие деньги целый год. А то и дольше. Но он отвалил это за десяток платьев и несколько комплектов белья.
Он покупает мне несколько пар обуви, несколько кофт различной плотности, плащ, пальто и даже шубу. Зачем она мне летом – загадка.
– Я не люблю тратить время в магазинах, – поясняет он на мой удивлённый взгляд. – Поэтому купи по максимуму всё необходимое сразу.
Я иду в магазин с комфортной одеждой для дома, выбираю пару пижам, сорочек и два халата – тонкий и тёплый, выбираю спортивный костюм и кроссовки в спортивном магазине, две сумки – небольшую через плечо и побольше. Больше ничего не приходит в голову, и я говорю ему, что готова.
Богдан сгребает все покупки на заднее сидение, помогает мне забраться и устраивается за рулём. Только здесь, в закрытом пространстве салона, я слышу обрывки его разговора.
– Да, конфетка, я хочу, чтобы ты ждала меня в спальне. Трусики оставь. Я сниму их сам. – он смеётся и смотрит мне прямо в глаза. – А ещё теперь тебе придётся быть очень-очень тихой. Я везу домой невесту.
Кажется, меня тошнит. А нет. Не кажется. Надеюсь, мудак отвалит кругленькую сумму за химчистку испачканного салона, потому что я едва ли успеваю сместиться в сторону, прежде чем мой обед с шумом покидает моё тело.
– Твою мать! – кричит он и с силой ударяет по рулю, останавливаясь прямо посреди дороги.
– Извините, Богдан Давыдович, – мне ничуть не жаль, и он это прекрасно читает в моём взгляде. – Меня укачивает, если я перенервничаю.
Думаю, он хочет меня придушить, но сдерживается. Выводит меня на улицу подышать свежим воздухом и вычищает влажными салфетками коврик и обивку сиденья. Его весёлое настроение улетучилось, и я тихо радуюсь этому.
Он морщится, оглядываясь на меня, и хмуро кивает, чтобы я возвращалась. Подсаживает меня, ждёт, пока я пристегнусь, и суёт в руки пакет.
– На тот случай, если тебя снова укачает, – как для идиотки поясняет он.
И стоит ему только тронуться с места, я закрываю глаза и не открываю их всю дорогу.
Когда Тихонов останавливается, я не спешу открывать глаза. Мне интересно, как он поступит. И он не разочаровывает меня. Легко подхватывает на руки и заносит в дом.
Меня мучает любопытство. Хочу осмотреться, но не решаюсь. Мучительно жду следующих действий мужчины.
А он с лёгкостью взбегает по лестнице, открывает дверь и внезапно замирает. Пронзительная тишина почти заставляет меня распахнуть глаза. Я чувствую, как усиливается хватка его рук. На одно крошечное мгновение он напрягается всем телом, выпускает со свистом воздух сквозь сжатые зубы и снова расслабляется.
– Скрылась, – тихо говорит он, и я слышу шорохи со стороны. – Поживее.
В следующее мгновение моя голова касается мягкой подушки, огромные пальцы возятся с замочками босоножек, а потом поверх моего тела ложится пушистый плед.
С сожалением выдыхаю, когда дверь закрывается с тихим скрипом за его спиной, и открываю глаза, осматриваясь.
Очевидно, это хозяйская спальня. Его. Богдана. Сдержанная и холодная. Словно и нежилая вовсе.
Огромная кровать с замысловатыми коваными изголовьем и изножьем по центру комнаты. Зеркальный потолок. Как и две зеркальных противоположных стены. Оставшиеся две выкрашены красивым стильным градиентом: от белого у потолка до чёрного у пола. Большое панорамное окно и дверь, ведущая на балкон. Межкомнатная дверь, за которой скрылся сам хозяин, и ещё две.
Я тихо встаю и на цыпочках подкрадываюсь к первой. За ней – большая полупустая гардеробная. Заглядываю за другую дверь и, ожидаемо, обнаруживаю там уборную.
Я не решаюсь выйти из спальни. Во-первых, мне страшно в чужом доме. Во-вторых, я не хочу видеть его с той «конфеткой», которая должна была ждать этого верзилу в одних трусах. И, в-третьих, я не понимаю, как должна себя вести. То, что у него много пунктиков, я уже поняла. Но он же не ожидает от меня послушания на самом деле?
Проходит примерно час лежания под пледом, когда дверь открывается, и я устремляю глаза на Тихонова. Он одаривает меня тяжёлым взглядом. Удивительно, но там нет злости. Что-то проскакивает. Быстро и неуловимо. Сомнения? Жалость? Но я не успеваю разобрать, а он проходит в комнату и садится рядом.
– Ася, – моё имя раскатывается на его языке, – сегодня был тяжёлый день. Ты отдохнула?
– Да, спасибо, Богдан Давыдович.
– Хорошо, – кивает он. – Пойдём я покажу тебе твою комнату. Сможешь привести себя в порядок перед тем, как спуститься к ужину. Пора представить хозяйку домочадцам.