Любить всем сердцем (ЛП) - Солсбери Дж. Б.
Стоит попробовать.
Да, именно из-за этого дерьма я и оказался в таком положении, но то, чего Дэйв не знает, ему не повредит.
Убежденный, я открываю дверь и выскакиваю наружу. Горячий воздух бьет мне прямо в лицо и делает мою кожу влажной. Либо так, либо я страдаю от ломки. В любом случае, ничего такого, что не исправит холодный напиток.
— Мистер Ли.
Твою ж мать. Водитель лимузина стоит, прислонившись к капоту, с сигаретой между пальцами. Сужает глаза, как будто он может прочитать мои намерения. Не то, чтобы для этого требовались сверхъестественные способности — даже я чувствую безумие в своих глазах.
Поэтому стараюсь как можно меньше напрягать плечи и почесываю щетину, отросшую за несколько дней.
— Да, чувак.
— Все порядке?
— Все отлично. — Я засовываю трясущиеся руки в карманы джинсов. — Где мы? А где Дэйв?
Перевод: сколько времени у меня есть, чтобы достать выпивку?
Он мотает головой в сторону маленького домика с покосившейся крышей и рождественской гирляндой вокруг двери.
— Сигарету?
Водитель протягивает пачку, и я беру одну, затем прикуриваю от предложенной зажигалки.
Серьезно, что мы здесь делаем? Где бы это ни было. На подъездной дорожке стоит старый потрепанный микроавтобус, в доме горит свет, но все дешевые пластиковые мини-жалюзи закрыты. Если бы я не знал лучше, то подумал бы, что Дэйв покупает какую-то травку у бедного торговца кокаином посреди пустыни, что было бы чертовски круто.
Выкуриваю сигарету до фильтра в четыре затяжки, а потом стреляю еще одну у водителя. Я знаю его, он возил меня много раз, но никак не могу вспомнить его имя.
— Спасибо за сигареты.
Он хмыкает и кивает.
— Эй, эм... ты фанат моей музыки?
Водитель хихикает и делает длинную затяжку.
— А кто нет? — говорит он сквозь струйку дыма, выходящую из носа.
— Круто. — Я делаю еще одну затяжку. — Я достану тебе билеты на наше шоу в Лос-Анджелесе на следующий тур, если ты позволишь мне воспользоваться твоим телефоном.
Он приподнимает одну густую черную бровь, очевидно обдумывая это, затем пожимает плечами.
— Конечно.
Парень протягивает мне свой телефон, и я тороплюсь позвонить своему дилеру, прежде чем покажется Дэйв. Смотрю на цифровую клавиатуру, быстро понимая, что не знаю его номера телефона. На самом деле я не знаю ни одного номера телефона.
Как я могу не знать никаких телефонных номеров? Ни одного?
9-1-1. Это все, что я помню.
Черт бы его побрал!
Возвращаю телефон водителю, и он хихикает.
— Очень смешно.
Делаю последнюю затяжку и бросаю окурок в чей-то двор. Гадаю, была ли это не очень умная идея, учитывая, что мы находимся посреди очень сухой, очень огнеопасной пустыни. Или это гениально? Немного выжженной земли — верный способ вытащить меня отсюда к чертовой матери.
Дверь дерьмового домика открывается со звуком ржавого металла, трущегося о ржавый металл. Водитель лимузина и я оживляемся, когда выходят двое мужчин.
Одинокая рождественская гирлянда отбрасывает на них странный оранжевый свет, но я могу различить фигуру Дэйва и походку где-угодно — среднего роста, ходит так, словно ему в задницу засунули огромную палку. Парень рядом ростом выше меня. Что-то в нем знакомое, но я не слишком зацикливаюсь на этом, поскольку отвлекаюсь, ища в его руках большой гребаный мешок марихуаны. У меня практически слюнки текут.
— Ты проснулся. — Доносится из темноты голос Дэйва.
— Да.
А где травка?
— Хорошо. — Его лицо появляется в поле зрения, и когда он отступает в сторону, я смотрю на руки его друга. Пусто.
Стону и смотрю на своего менеджера.
— Какого хрена мы здесь делаем? — Мой пульс бьется сильнее, чем обычно, и заставляет меня нервничать. Мне нужна еще одна сигарета, если я не могу достать что-нибудь, чтобы они перестали трястись…
— Прошло много времени, Джесайя.
Мое дыхание застывает в легких.
Вы, должно быть, издеваетесь надо мной.
Все. Кончено.
Чудовище прыгает за моими ребрами, словно его током пробудил к жизни голос моего старшего брата, произносящего имя, которое не слышал с семнадцати лет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Я не смотрю на него. Не могу. Вместо этого смотрю на Дэйва, когда когти монстра впиваются мне в грудь, подталкивая выбить дерьмо из этого самонадеянного, назойливого мудака.
— Это что, какая-то шутка?
— Такова цена сделки. — В голосе Дэйва нет и намека на страх, который он должен был бы испытывать. — Бери или уходи.
Мой измученный мозг изо всех сил пытается понять, что он мне говорит. Сделка. Не реабилитация. Я все еще не могу смотреть на своего брата.
— Он и есть сделка?
Лицо Дэйва остается невозмутимым, но вспышка жалости в его глазах только выводит меня из себя.
— После всего, что я для тебя сделал. — Толкаю его в грудь сильнее, чем думал был способен в моем состоянии. Он отшатывается, но быстро восстанавливает равновесие, оказываясь нос к носу со мной. — Если бы не я, ты бы отсасывал уличным артистам за возможность представлять их интересы. — Снова толкаю Дейва. — Слышишь меня, ублюдок? Ты был бы никем! Никем, твою мать!
— Джесайя…
Поворачиваюсь к брату, впервые глядя ему в глаза. Прищуриваюсь, вызывая его произнести мое имя еще один гребаный раз. Я не видел его много лет, и, если не считать аккуратной стрижки и застегнутой на все пуговицы рубашки, он выглядит точно так же. Темные волосы, загорелая кожа, которую он унаследовал от итальянской стороны нашей мамы, и волевые черты лица, которые достались от нашего отца.
Всегда пацифист, он поднимает руки в знак капитуляции.
— У тебя есть выбор. — Голос Дэйва притягивает мое внимание обратно. Он выглядит немного бледным. — Ты можешь уехать отсюда, вернуться со мной в Лос-Анджелес и попрощаться со своей карьерой. Или…
Ему не нужно заканчивать эту мысль.
— Иисус.
Мой брат съеживается.
Я провожу языком по зубам, во рту сухо, кожа зудит, кровь вибрирует.
— Это чушь собачья.
Распахиваю дверцу лимузина и заползаю внутрь.
— Дерьмо, — бормочет Дэйв.
Я хочу назвать его засранцем за то, что он не знает меня так хорошо, как следовало бы.
Хватаю три пачки сигарет из лимузина и «Зиппо» Дэйва, который он оставил в подстаканнике, и выползаю обратно. Дэйв вздыхает с облегчением, и мой брат торжественно кивает.
Я смотрю на человека, который поощрял меня заниматься музыкой, когда все остальные говорили заняться чем-то более приемлемым. Человека, который сказал, что я могу изменить мир одной песней. Человека, который никогда, ни разу не отказывался от меня. Но в итоге отказался.
Киваю в сторону его дома.
— Ладно, давай, блядь, сделаем это, Бенджамин.
Глава 2.
БЕТАНИ
Есть что-то такое особенное в воскресном утре, да?
Последний день недели. День, когда я смогу смыть ошибки предыдущих семи дней и начать все заново. Именно этим я и занимаюсь каждое воскресенье. Знаю, что не могу рассчитывать на совершенство — в конце концов, я всего лишь человек — но действительно, насколько сложно прожить одну неделю, семь жалких дней, не потерпев полное моральное фиаско? Насколько сложно?
Я расправляю шнурок и удостоверяюсь, что мой бейджик с именем направлен наружу, прежде чем нацепить улыбку. (Это правило номер один из класса подготовки для встречающих в церкви.) Большая, широкая улыбка. Если я притворяюсь, что сосредоточена, безмятежна, мила, то это первый шаг к тому, чтобы быть сосредоточенной, безмятежной, милой. Притворяйся, пока не добьешься своего!
— Доброе утро, Мистер Джентри. Миссис Джентри. — Второе правило: важно поддерживать зрительный контакт, когда вручаешь каждому из них бюллетень. — Добро пожаловать в церковь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Миссис Джентри щурится сквозь бифокальные очки на мой бейджик.
— Спасибо, Бетани.
— Всегда пожалуйста.