Тиамат - Врата Славы. История Ашурран-воительницы
Она посадила барда к себе на колени и принялась ласкать его и целовать, и он отвечал ей с притворной пылкостью, ибо большой был мастер изображать горячую страсть.
На деле, конечно, суровые смуглые аррианки, покрытые боевыми шрамами, совсем ему не нравились. Любил он белолицых аристократок, утонченных и нежных. Не раз он последними словами проклинал злую шутку вельможи из Канбарса и его самого до десятого колена.
Немного прошло времени, и упал взгляд Эльтиу на Ашурран. Нельзя было сказать, что она хороша собой, но была в ней дикая прелесть, какая бывает в необъезженной кобылице, или в земле, нетронутой плугом пахаря, или в скалистой вершине, на которую не ступала нога человека. Ашурран в ту пору исполнилось пятнадцать лет, но она все еще была девственна. Никак не могла подобрать ей мать достойного мужчину, ибо верили аррианки, что первый мужчина оказывает влияние на всю последующую жизнь. Впрочем, не была Ашурран невинна, потому что случалось ей забавляться с подругами во время купания или ночного отдыха, как это принято в Арриане. Однако хотелось ей большего, и вздыхала она украдкой, глядя на статных рабов своей матери или на пригожих купцов с Севера.
Эльтиу был красив и в любовной науке искушен. Нетрудно сказать, что легко добился он своего. Тайно сошлись они с Ашурран, разделили ложе, и раскрыл он перед ней мир неведомых доселе наслаждений. Но пуще всего она полюбила его не за красоту и не за любовное искусство, а за сладкие речи и голос нежный, нашептывающий о сказочных городах и странах, волшебных приключениях и великих битвах. Поведал он ей о роскоши Ланкмара, о каменных домах, о шелках и золоте, о развлечениях вельмож и князей, о чудесах Иршавана. Слушала эти рассказы Ашурран, и тоска завладевала ее сердцем. И немилы ей казались холмы родного Арриана, и шатры из бычьих шкур, и привычные воинские забавы. Дошло до того, что скучна и пресна стала казаться ей жизнь в степи, и всей душой устремилась она в мечты о дальних странах, желая увидеть наяву все те чудеса, о которых поведал Эльтиу. А лукавый бард продолжал по капле вливать свою отраву ей в уши. Субхадра же не подозревала, какая змея свила гнездо под пологом ее шатра.
Однажды ночью Ашурран с Эльтиу взяли лошадей, припасы для дальней дороги, драгоценности и оружие и покинули Племя Барса, держа курс на далекий и манящий Ланкмар.
Как самка барса над мертвым детенышем, выла субхадра Аргамайда, когда обнаружилось, что сманил лукавый раб ее единственную дочь и наследницу, и что не могут их найти, ибо не меньше прочих была сведуща Ашурран в искусстве заметать следы и уходить от погони.
—Видно, проклял меня из могилы любимый и ненавистный Эмрис! Плоть от плоти его вернулась в Ланкмар, и чую я материнским сердцем, больше не ступит ее нога на землю Арриана! — в безутешном горе восклицала она. И все Племя Барса вместе с ней предавалось скорби.
С тех пор навсегда пролегла вражда между Племенем Барса и Змеиными Языками, и Аргамайда поклялась, что не успокоится, пока не вырежет их до последнего человека. Лишь только смерть субхадры прекратила вражду — пала она от руки Александры–воительницы, объединившей Арриан.
О Ланкмаре
Что касается Ашурран, то быстро она узнала подлую натуру барда, и цену его сладким речам. Когда достигли они Ланкмара, сбежал он, прихватив золото, коней и оружие. Остались Ашурран только меч и седло, потому что по старой степной привычке клала она седло под голову, а меч под правую руку. И на кожаный панцирь ее бард не позарился, потому что был он потертый и старый, не украшенный ни золотом, ни серебром.
Так впервые в жизни Ашурран познала обман, и горек был ее урок. Первое время немало она тосковала по объятиям Эльтиу и по его сладким речам. Удивительное дело: не питала она к нему ненависти и гнева, ибо понимала, что следовал он своей природе, желая стать свободным.
Но разочарование ее было сильно, ибо не похож был Ланкмар на то, что в мечтах ей представлялось. Грязны были улицы ланкмарских городов, текли в них по канавам нечистоты, и в каналах вода была такой мутной, что нельзя было ее пить. В каменных домах гуляли сквозняки; чтобы спастись от холода, постоянно топились печи, дым и чад наполняли комнаты, вместе с запахами прокисшего супа и щелока, употребляемого для стирки белья и мытья полов. Считали ланкмарцы аррианок дикарками, однако на взгляд Ашурран истинными дикарями были сами они. Неделями горожане не мылись и отхожие места устраивали прямо в домах или рядом, в то время как аррианки совершали омовение каждый вечер, если не препятствовала тому битва или рана, и устраивали отхожие места далеко за лагерем, заливая их известью. Из–за грязи и тесноты ланкмарцы часто болели и умирали, особенно младенцы, и нередко бывало, что из десятка детей выживал один или двое. Остальные же вырастали хилыми от недоедания и болезней, никакого сравнения с сильными детьми аррианок, с малолетства привычными к суровой степной жизни.
Нетрудно сказать, что вельможи ланкмарские жили намного лучше простого народа, и было у них в изобилии все то, о чем рассказывал бард Эльтиу: золото и шелка, пиры и охота. Но вельможи Ланкмара были надменны и жадны, золото было им дороже воинских подвигов, и жен своих они держали взаперти, как рабынь, хоть на словах относились к ним с благоговением. Великолепие Ланкмара подобно было красивому фасаду, за которым прячется пыль и мерзость запустения.
Глядя на все это, преисполнилась Ашурран презрения и уверилась, что судьбой предназначено Ланкмару пасть под копыта аррианских коней. Когда случится сие, только богам известно. Но давно уже прошли героические времена первых правителей Ланкмара, и мечи заржавели в ножнах, и кони разучились носить всадников в тяжелых доспехах.
Было, однако, прибежище для тех, кто мечтал о бранной славе — войско Ланкмара, усмиряющее диких горцев и лихих пиратов, отражающее набеги степных воительниц. Решила Ашурран, что будет ей по чести пойти в войско, коль скоро не придется драться с соплеменниками. Попыталась она добиться своего, но подняли ее вербовщики на смех — из–за юности ее, но еще больше из–за принадлежности к женскому полу. Ашурран рассердилась и отходила их плашмя своей саблей; однако пришлось ей после такого распрощаться с возможностью попасть в ряды королевских воинов.
Странствовала она по Ланкмару, и нелегко порой ей приходилось, поскольку плохо знала она язык и обычаи. Большей частью выдавала она себя за девушку из Хирменда, ибо свойственны тамошним жителям черные волосы и смуглая кожа; а свой меч и панцирь скрывала она под горской длинной накидкой, и волосы заплетала в одну косу, а не в четыре или восемь, как принято в степи.
