Экс-любовники (СИ) - Салах Алайна

— Не из-за опозданий, Вася, а из-за того, что рядом с тобой я сам не веду себя профессионально. Будь на твоём месте кто-то другой, я бы не вмешивался в ваши разборки с су-шефом и не стал бы его увольнять перед самым открытием террасы. Будь на твоём месте кто-то другой, я бы не стал выгонять посетителей, какими бы скандалистами они ни были. Уметь работать с негативом — это прямая обязанность управляющего, и моёвмешательство точно было лишним. Но я не могу не вмешаться, когда речь идёт о тебе. Такая уж у меня реакция.

— Получается, ты с собой не справляешься, а уволиться нужно мне? — выдыхаю я, сжимая пальцы в кулаки. Голос пропал от шока. Карим, которого я люблю и который вроде как любит меня, лишает меня любимой работы.

— Так уж вышло, что я купил этот ресторан и владельцем быть не перестану, Вася.

Я мотаю головой, не в силах поверить в услышанное. Между мной и «Роденом» он выбирает не меня.

— А сейчас ты, очевидно, расставил приоритеты? Чтобы не страдал бизнес, потому что ты не можешь себя контролировать, ты убираешь меня с должности управляющей?

— Попробуй успокоиться и услышать то, что я говорю. — Нахмурившись, Карим закладывает ладони в карманы брюк — признак того, что он раздражается. — Не один я не умею себя контролировать и отделять личное от рабочего. Ты сама часто ведёшь себя непрофессионально и тяжело воспринимаешь критику. Поэтому я и сказал, что много думал и пришёл к выводу, что чем-то одним придётся пожертвовать.

— А меня ты спросил?! — взвизгиваю я, не сдержавшись. Слово «непрофессионально» больно по мне ударило.

— О чём, Вася? Хочешь ли ты уволиться? Знаю, что не хочешь. «Роден» — не последнее место, где ты сможешь работать на должности управляющей, если она так тебе нравится. Есть и другие рестораны.

— Тебе легко говорить! Я полтора месяца убила на подготовку террасы! Сидела с этими вышивками, пледами и меню… Душу вкладывала. А теперь ты мне говоришь: «Дуй вкладывать душу в другое место, потому что здесь тебе больше не рады».

Карим делает шаг ко мне, на что я машинально отступаю назад. Не хочу. Не хочу, чтобы он ко мне прикасался.

— Я ценю всё, что ты сделала, Вася. Уж поверь, у меня не было расчёта уволить тебя сразу после того, как открытие состоится. Был бы я настолько расчётливым — чёрта с два отпустил бы Анатолия. Делаю это сейчас, потому что дальше так продолжаться не может. Бизнес не должен страдать из-за наших отношений.

— Бизнес, бизнес… Ты удобно выбрал из двух зол меньшее. Вася переживёт, а бизнес не должен страдать.

Лицо Карима заметно ужесточается, в голосе режутся стальные ноты.

— Да, представь себе, бизнес страдать не может. Я купил этот ресторан не в шутку. В него вложены все мои деньги, и ещё часть я занял у отца. Нравится тебе это или нет, я сделаю всё, чтобы он исправно работал. И если бы ты могла абстрагироваться от обиды, то поняла бы, что я стараюсь в том числе и для нас.

— Ты стараешься только для себя, Исхаков. Ты только что лишил меня работы, которую я люблю и которую старалась делать хорошо, ради того чтобы наконец нанять на мою должность мужика и спокойно на него орать.

— Я принял решение о твоём увольнении в том числе и потому, что предположил, что ты способна увидеть больше себя. Отношения — это интересы двоих.

Опустив глаза, я в отчаянии мотаю головой. Представляю, как обрадуются на кухне. Её уволили! Уволили! Стерва допрыгалась!

— И где же здесь мои интересы? Ты спросил меня, нужно ли мне особое отношение? Для чего ты вообще вмешался сегодня? — От эмоций мой голос снова взвивается, звеня обвинением. — Для чего ты уволил Толика?! У меня всё было под контролем. Я готова быть рядовым сотрудником, что бы ты там себе ни придумал, и без всяких обид.

— То, что я услышал на террасе, не выглядело так, будто у тебя всё под контролем. Считаешь, что можешь быть рядовым сотрудником и не требовать к себе особого отношения? Хорошо. Два опоздания за месяц, умышленное злоупотребление должностными полномочиями с последующим нарушением трудового законодательства и ненадлежащее общение с посетителями. Ты уволена, Вася. Именно так бы я поступил с рядовым сотрудником.

Слёзы вытекают из глаз так неожиданно, что я даже не успеваю удивиться, грудь сжимает до невозможности дышать.

— Да пошёл ты, Исхаков, — бормочу я и, развернувшись, налетаю грудью на дверь.

***********

Из-за того, что щёки стянуло слезами, лицо ощущается как кусок полиэтилена. Агрессивно отпихнув от себя рабочие туфли, я топаю в гостиную. Хорошо, что Таня ещё на работе и нет потребности раздражаться от вида еёокруглившихся глаз и от взволнованных расспросов. Мне нужно уединение, чтобы как следует зализать свои боль и позор. Плакать, к счастью, больше не хочется. Всё, что смогла — выплакала в такси.

Странно находиться дома, когда ещё светло. Так теперь всегда будет? Видимо, да. По крайней мере, до тех пор пока я не найду новую работу.

Несправедливо, что всё так происходит. Что Карим, который ещё утром обнимал меня и говорил, что любит, в обед может хладнокровно лишить меня важной части жизни. Моей работы в «Родене». Самой первой. Другой такой у меня не будет — сейчас я в этом уверена.

Полина дорогой звонила раз пять. Я не брала трубку, потому что не хотела ничего объяснять. Что может быть хуже признания в том, что тебя уволили? Ничего — в этом я тоже уверена. Больше не хочу появляться в «Родене», чтобы не встречать ничьих злорадно-сочувствующих взглядов. Слишком тяжело. Пусть Карим сам со всем разбирается.

И вообще, существует ли более изощрённая пытка, чем выслушивать от человека, с которым вы неоднократно обменивались слюной и признаниями в любви, слова о своей некомпетенции? Мне под пол захотелось провалиться. Прямиком к канализационным трубам, за которые нас, кстати, так и не оштрафовали. Да, может быть, в чём-то Карим прав. С Толиком, например… Но вину за тех двоих взять на себя не получается, потому что они вели себя слишком мерзко, и я рада, что Карим в конце концов их выставил. С опозданиями… Ну было, да. Но всё равно нечестно. Я пришла в «Роден» раньше Карима, а теперь он остаётся, а я должна уйти.

Слёзы исчезают, и вместо них появляется злость на него. Поэтому когда я слышу звонок в дверь, то пронзаю воздух средним пальцем. Карим мне звонил, но трубку я, естественно, тоже не взяла. Для чего? Чтобы он услышал, как я плачу? Хватит с меня унижений.

Звонок повторяется снова. Я ощупываю щёки и, убедившись, что они сухие, встаю. Пусть скажет, что хочет. И я в ответ тоже скажу.

Открываю дверь и, с вызовом поджав губы, смотрю на Карима.

— Ну чего ты трубку не берёшь, Вася? — с этими словами он мягко оттесняет меня в сторону и заходит в квартиру.

Я обнимаю себя руками и молчу. Пусть начинает говорить сам, раз приехал.

— Я же тебе вопрос задал.

— И что мне тебе ответить? — фыркаю я, отводя глаза. — Не беру трубку, потому что слышать тебя не хочу.

Карим горько усмехается, будто разочарован, встряхивает головой.

— И после этого ты будешь утверждать, что готова быть рядовым сотрудником? Рядовой сотрудник не стал бы сбегать с работы и игнорировать звонки работодателя.

— Что ещё? Две недели заставишь отрабатывать?

— Судя по твоему настрою, сделать это будет большой глупостью. И это лишнее подтверждение того, что моё решение было правильным.

— Конечно! — взрываюсь я, наконец получив повод для выплеска гнева. — Это ты ведь у нас всегда поступаешь правильно! А знаешь, что я поняла по дороге сюда? Мама была полностью права на твой счёт: ты деспот! Пытаешься выдрессировать меня в безмолвную татарскую жену! Вечно хочешь, чтобы всё было только по-твоему! И самое главное, что я начинаю на это вестись. Завтраки тебе — пожалуйста… Кариму не нравится, когда я обнимаюсь с его друзьями? Тогда я не буду. Ты говоришь помочь накрывать на стол — я иду! Ты ломаешь меня под себя! А что я получаю взамен? Увольнение!

— Это я-то тебя дрессирую, Вася? — Карим рявкает это так громко, что я невольно отшагиваю назад, прямиком к висящему на стене зеркалу. — Ломаю тебя и ничего не отдаю взамен? Да я себя в бараний рог ради тебя сворачиваю. Терплю все твои шутки на публику и не позволяю себе ни одной в ответ. Ты считаешь, что охренеть какой подвиг совершила, когда перестала у меня на глазах обниматься и флиртовать с моими друзьями? Упрекаешь меня в том, что решила готовить завтрак? Или в том, что помогла восьмидесятилетней женщине накрывать на стол?