Легкие отношения (СИ) - Орлова Екатерина Марковна

− Шлюха! Какая же ты шлюха! Ты. Моя. Шлюха. Гребаная потаскуха. Блять! — рыкнул он в последний раз и я почувствовала, как он наполняет меня своим удовольствием.

Но это не принесло удовольствие мне. Мышцы живота сжались, почувствовав связь с гигантским комом в горле, который не имел ничего общего с кляпом. Я сжала зубы вокруг силикона, не давая волю рыданиям, разрывавшим грудь.

Меня часто называли в постели грязными словечками. Шлюхой я была раз пятнадцать. Но еще никогда это короткое слово так не ранило. Ни разу в своей жизни я не испытывала такой боли. И еще никогда сердце не ощущалось словно испещренная кратерами планета.

Я почувствовала, как Морган вышел из меня, произнес резкое «блять» и скрылся в ванной. Я на несколько секунд осталась замороженной в той же позе. Абсурдность ситуации проявила себя во всей красе, когда я слегка сдвинула коленку и задела вибратор, который переключился в более интенсивный режим. В комнате эхом раздавалось мерное жужжание. Я медленно со всхлипом вытянула анальную пробку и бросила ее на пол рядом с кроватью.

Я медленно села на кровати. Расстегнув ошейник, тихо всхлипнула. Я зажала рот рукой, чтобы не дать прорваться этому водопаду и не доставить мужу удовольствие от моего унижения. Кажется, этого эффекта он добивался. И ему это удалось, должна признать. Но я лучше сдохну, чем дам ему полюбоваться результатом своих долбанутых игр. С меня хватит. Я наигралась в семью и верную жену. К черту все.

На дрожащих ногах я встала с кровати и потянулась за своей одеждой. В этот момент в ванной включился душ. Поняв, что это мой шанс, но времени не так много, я набросила на себя платье. Открыв комод, я натянула трусики и вытянула еще несколько пар. Схватив из гардероба сумку, я суматошно заталкивала в нее самую необходимую одежду. За кружевную майку зацепился камень обручального кольца. Остановившись на мгновение, я внимательно посмотрела на свидетельство беспорядка, который устроила в наших жизнях. Я сняла кольцо и аккуратно положила его на прикроватную тумбочку, в тишине комнаты раздался едва слышимый стук металла о стеклянную поверхность. Как только сделала это, я бесшумно пробежала по лестнице вниз, где быстро обулась, схватила свою сумку, ключи от машины и выбежала в вечернюю прохладу.

Слезы жгли глаза, а в груди со скоростью ураганной воронки закручивались темные чувства, медленно оплетая кровоточащее сердце. Вот так все и закончилось. Это был последний шаг. Момент, когда Морган осознает, кем я была на самом деле и перестанет делать вид, что наша игра в семью — взаправду. Я гожусь только для приятного времяпровождения и не рождена стать матерью и женой.

Простояв на крыльце два удара сердца, когда очередная волна отчаяния отступила, я рванула к гаражу. Запрыгнув в машину, я с визгом шин вылетела из него и покинула дом Моргана. Его крепость и его жизнь заодно. Я не заезжала домой, не шла никуда и никому не звонила. Я просто поехала в аэропорт и взяла билет. В другую страну. В один конец.

− Милая, ты должна поесть.

Я почувствовала, как мама аккуратно прикоснулась к моей спине теплой ладонью. Уже четыре дня я вставала с постели только в туалет. Я не узнавала себя. Никогда еще Моника Грейнджер не лежала в кровати, жалея себя или отношения, которые закончились. Еще ни разу в жизни мое сердце не угрожало остановиться от одной только мысли о мужчине.

Он звонил. Много раз. Он писал сообщения и электронные письма. Он раздобыл номер телефона моей матери, но она сказала, что я к ней не приезжала и не звонила. Моей бедной матери пришлось крепко сцепить зубы, чтобы не высказать моему мужу то, что она на самом деле хотела. В ней умерла великая актриса, учитывая то, каким беззаботным тоном она произнесла слова о том, что ничего не слышала обо мне. Морган этим не удовлетворился. Мне писали все, кто только мог: мой редактор, Роуз, Джордж и даже этот слизняк Флинн. И все, как один, рассказывали о том, что муж меня разыскивает. Я не ответила никому. Мне было плевать, потеряю ли я работу, где я буду жить и отвернутся ли от меня друзья.

Значение имело только одно: огромная дыра в моем сердце. Пока летела в Париж к маме, я успела изрядно пожевать свою самооценку. Я пришла к выводу, что не гожусь ни для чего толкового. Никакие отношения не созданы для меня. У меня был острый ум для работы и идеальное тело для траха. Это все. Оболочка и приобретенные навыки. Еще было место, в котором должно быть расположено сердце, но на его месте бушевал пожар, сжигая дотла остатки чувств. Я поняла, что ненависть стала моей любимой эмоцией. Ненависть к тому, кого я из себя теперь представляла.

Я вспоминала все почти-отношения, которые были у меня за всю жизнь. Вспоминала парней, которые просили — а иногда и умоляли — о большем, но получали отказ от ледяной королевы. Я вспомнила наши отношения с Морганом. Как все начиналось, как трепетно он ко мне относился, как нежно любил. Его прикосновения, нежный шепот и признания в любви. А потом мой разум заполонили картинки того, как жестоко он со мной поступал, как унижал меня и оскорблял. И я снова убеждалась в своей непригодности к отношениям. Ведь кто, как не я, довел такого чувственного, любящего и спокойного мужчину до состояния жестокого тирана.

Я пыталась стать сама себе психологом и понять, почему я такая. Пришла к выводу, что это все тянется из детства, когда мой отец ставил всех членов семьи в жесткие рамки, уверенный в том, что наставляет нас, непутевых, на путь истинный. Я смотрела на маму, которая вырвалась из этого плена сразу, как только я покинула отчий дом. То, как она расцвела после развода, и какой свободной стала, лишь подтверждало мои подозрения.

У меня был брат Райан. Но он был точной копией нашего отца. Он так же фанатично верил в церковь и ее каноны. Его жена, по слухам, сбежала от него на второй год после свадьбы и не возвращалась. Я не общалась с мужчинами нашей семьи вот уже несколько нет. Я сама себе ухмыльнулась, представляя, как бы отец назвал меня, узнай, что у него такая испорченная распутная дочь. Если он маму, которая никогда ему не изменяла и тщательно следовала всем проповедуемым им канонам, называл распутницей, то что уж говорить обо мне.

Из мыслей меня вырвал нежный голос мамы.

− Милая, ты слышишь меня? Ты должна поесть.

Я видела, когда она подошла. Я чувствовала запах куриного бульона, но из-за тошноты не могла проглотить и грамма еды. Прекратившиеся день назад рыдания оставили после себя першение в горле и комок, вызывающий тошноту.

− Мо, детка, − со вздохом произнесла мама. — Нам нужно что-то с этим делать. Давай выйдем прогуляемся.

Внезапно меня осенило и я села на кровати. Тихим скрипучим голосом я заговорила больше сама с собой.

− Если я буду так продолжать, то просто сойду с ума и покончу с собой. — Мама ахнула и я успокаивающе сжала ее ладонь. — Но это не выход. Поэтому мне что-то нужно делать со своим дерьмом. Ни один гребаный мужик не заставит меня сойти с ума. — Я услышала облегченный выдох мамы и ее плечи опустились расслабленно. — Но, мама, я все буду делать постепенно. Мне нужно время, чтобы прийти в себя и понять, что делать дальше со своей жизнью.

Мама кивнула и погладила меня по руке.

− Возьми столько времени, сколько нужно. А пока поживи со мной. Если хочешь, перебирайся насовсем. Моих денег хватит для нас обеих.

Я обняла маму и поняла, что, несмотря на наши странные с ней отношения раньше, она всегда была моей крепостью, человеком, который станет мне опорой.

Час спустя мы сидели в гостиной ее шикарной квартиры и смотрели комедии. Я не смеялась. Ну почти. Иногда улыбка все же трогала мое окаменевшее от долгих истерик лицо. Я едва ли поела, но мама была довольна уже и тем, что я смогла затолкать в себя несколько ложек супа. Она сходила в магазин и принесла нежнейшие круассаны, кофе и ведерко мороженого. Вот сладкое мне не пришлось в себя заталкивать. Такое впечатление, что желудок только и ждал, пока я заброшу в него сахар.