Феликс Аксельруд - Испанский сон
Через час я была у него, и он подробно объяснил мне, что нужно сделать, с кем встретиться, что сказать и так далее. Потом он устроил мне экзамен, и я сдала его.
«Да-а, — сказал он тогда, — учились бы вы у меня на потоке, я бы вас не отпустил. Что ж. Лучше поздно, чем… Уверен, вы достойно представите наше банковское учреждение».
Он смотрел на меня с довольной ухмылкой, и я увидела, что никуда он не собирался лететь вообще. Все это было — так, проверкой. Мне вдруг стало легко и свободно с ним в его кабинете; я подмигнула ему и засмеялась от удовольствия.
Он достал коньяк и две рюмки из бара.
«На посошок?»
Мы выпили.
«Мне нравится ваш муж, — проговорил он слегка мечтательно. — Бешеный Фил!.. — забавно… Когда-то и я…»
«Откуда вы знаете?» — удивилась я.
«Про Бешеного Фила? Я обязан знать… Неужели вы думаете, что мы доверили бы такие работы кому попало?»
«Да, конечно… Простите, я вас перебила…»
«Нет, что вы… может быть, я просто немного завидую…»
Я не стала уточнять, чему. Но он и сам уже завершил эту неформальную паузу, сделался официальным, проводил меня до дверей. Интересно, думала я, делая эти три шага в его сопровождении, руку — просто пожмет или все-таки поцелует?
Не поцеловал.
Ну, про сам по себе Цюрих ты помнишь — фотографии и прочее; что же касается моей миссии, то это был первый и, наверно, последний в жизни международный симпозиум, на котором мне довелось побывать. Я поняла, что это такое. Никому особенно не нужен был мой доклад, но меня запомнили. Зачем? ну, возможно, чтобы где-нибудь в том же Цюрихе, но на совсем другом форуме, рейтинг банка Владимира Эдуардовича — а с ним и шансы получить крупный кредит — пусть на самую малость, но выросли. Владимир Эдуардович, при всех его прочих достоинствах, оказался хитрым политиканом. Он узнал или рассчитал, кто будет представлять другие русские банки; в основном это был тот еще контингент — ушлые ворюги, которых за версту видать, да жуткие золотозубые тетки из прежней госбанковской системы, еще более жуткие от их фирменных нарядов и косметики; вдобавок ни те, ни другие двух слов связать не могли. На их фоне я была этакий невинный цветочек, что-то свеженькое. Сразу же после доклада ко мне прицепились какие-то аккуратные швейцарские старики, финансисты-пенсионеры; пригласили на обед — я была в тот день страшно голодна, нервничала, курила, до самого доклада кусок в горло не лез; конечно, я согласилась; мы пообедали дорого, медленно, церемонно; за мной ухаживали, мне говорили комплименты; а один из стариков, очень милый, по имени Отто Гласснер, доктор Гласснер, представлял какой-то серьезный фонд по развитию экономической науки, то есть он курировал ход международных программ, финансируемых этим фондом; вот он-то и предложил мне провести годовой — точнее, десятимесячный — цикл лекций и исследований, как он выразился, «в одной из европейских стран».
«Не в Швейцарии?» — уточнила я.
Он слегка замялся и объяснил: можно и в Швейцарии, если это так важно, но тогда только в следующем году… Помнишь такое понятие — «горящая путевка»? У них случилось что-то вроде того: конкретный проект в барселонском институте нуждался в иностранном специалисте; цикл начинался в сентябре, а они еще никого не нашли… да кого бы они уже нашли в конце июня.
«Видите ли, — смущенно пояснил доктор Гласснер, — проект рассчитан на добровольцев, потому что оплачены будут только лекции; на исследования же выделяется сравнительно небольшой грант. Мы рассчитывали на пенсионеров или, наоборот, на честолюбивых выпускников… конечно, я поступаю не вполне корректно, предлагая проект практикующему специалисту, тем более такому компетентному, как вы… но, с другой стороны, новые контакты… новые впечатления… Барселона — прекрасный город. Вы бывали в Испании?»
«Пока нет», — честно призналась я.
Он обрадовался.
«О, такая страна! Вы получили бы замечательные, незабываемые впечатления…»
Спокойно, Зайка, сказала я себе, это мы уже месяц назад проходили. Я задумалась. Старичок лукаво улыбался. Я пожелала ознакомиться с условиями проекта более детально. Не будет ли доктор Гласснер так любезен прислать мне письменные материалы в Москву? Старичок перестал улыбаться. Впрочем, сказала я (чувствуя досаду от своей неопытности и пытаясь отработать назад так, чтобы он этого не заметил), — впрочем, если эти материалы у него с собой здесь, в Цюрихе, я бы постаралась успеть ознакомиться с ними и даже, может быть, дать ответ, однако этот ответ будет в любом случае предварительный… доктор Гласснер понимает, что его предложение для меня несколько неожиданно и я должна, как минимум, обсудить это в своем банке, а также с семьей.
«У вас большая семья?» — спросил доктор Гласснер.
«Нет — муж и сын…»
«Вы могли бы поехать вместе с ними…»
«Что вы. Мой сын учится в школе, а муж — страшно занятый бизнесмен…»
«Ну, каждая семья решает эти вопросы по-своему».
Уж конечно, подумала я, выпускникам или пенсионерам почему бы такие вопросы не решить.
«Что же касается банка, то мы направим туда официальное письмо… Мы приятно удивлены, что из русских финансовых институтов начали приезжать такие специалисты… — Он уже как бы цитировал будущий текст этого дипломатического послания. — Я уверен, что ваш уважаемый банк только выиграет от личного участия в проекте одного из его должностных лиц…»
«О, спасибо, это совсем не обязательно. Обычно я сама решаю свои проблемы».
Отто посмотрел на меня примерно так, как за неделю до того смотрел Владимир Эдуардович. Я на секунду даже забыла, что передо мной старичок лет семидесяти. Приятно, когда так смотрят мужики, кем бы они ни были.
Ну неужели…
неужели они…
…и впрямь до такой степени все одинаковые?
* * *Они посетили средоточие власти — Алькасар. Трудновато было поверить, что один и тот же народ в одном и том же маленьком городе создал и прихотливый, воздушный, кружевной кафедраль, и суровый, аскетически рубленый параллелепипед Алькасара.
Внутри здания, среди прочего, обнаружился стенд с душераздирающей историей, изложенной на многих языках (в том числе и на русском, благодаря чему ее удалось понять — ведь никто из них по-испански тогда не говорил). Сына коменданта-франкиста захватили республиканцы. Угрожая его убить, они потребовали впустить их в Алькасар, на что комендант, ставя долг перед родиной выше отцовского чувства, ответил гордым отказом.
Судьба сына не сообщалась.
* * *Менструация кончилась быстро. Что значит настроиться! Обычно у меня три дня. Но я очень-очень хотела, и вот — за один день все почти сухо. Осталась ерунда какая-то, она не помешает нам делать то, что мы хотим.
