Сопротивляйся мне (СИ) - Вечная Ольга

Муж резко оборачивается.

— Мимо, — приподнимает брови.

— Ты нарушил наш договор! — шиплю я ледяным тоном. — Ты сам его, блть, придумал. И сам же нарушил, опозорив меня! И у тебя не получится легко съехать, — я тыкаю в него пальцем. — Со мной. Так. Нельзя!

Я напрягаюсь и отставляю одну ногу чуть назад, чтобы принять более устойчивое положение. Как перед боем.

Мы смотрим друг на друга. Он напрягается тоже. Я чувствую, как сильно он злится.

— Еще какие-то претензии есть? Или дело только в Тане? Если в ней, то я повторяю в последний раз, — он говорит таким тихим спокойным голосом, что у меня волоски дыбом, — между нами ничего нет. И впредь я не допущу повторения ситуации.

— Да, претензии есть, — я расправляю плечи и говорю с вызовом. — В тот понедельник я проснулась с твоими пальцами у себя в трусах. И после этого ты ведешь себя, будто ничего не случилось. Словно так и надо. И да, Владимир, мы поговорим об этом сейчас, потому что такая штука в моей жизни произошла впервые. И для меня она значение имеет.

— Это бессознательно получилось. По привычке, я же извинился, — говорит он с улыбкой.

И меня взрывает! По привычке. Он сказал «по привычке»! Он специально так подбирает слова, что мне хочется выцарапать его глаза на хрен?!

Я чувствовала его стояк! Он меня и разбудил, в общем-то, врезаясь в мою ягодицу! Потом Владимир встал и ушел. О да, еще и извинился! А потом обнимал эту девушку в баре. И смеялся, пока она прижималась к нему!

— Я эти дни… Боже, да как ты так можешь?! Трогал меня между ног, я была для тебя влажной, потом встал и ушел. К другой?! А теперь ведешь себя так, словно я тебя раздражаю! Да что происходит вообще?! Ты надо мной издеваешься?

— Ты была влажной не для меня, а от страха, — говорит он.

— Что?

— Страх стимулирует нервную систему и выброс адреналина, — говорит он сухо. — Всё это возбуждает половые органы. Поэтому даже во время принуждения к сексу у женщин выделяется смазка. Это не признак желания. Просто физиология.

У меня открывается рот. Он произносит таким тоном, словно возражений вообще быть не может. Он явно цитирует какую-то умную книжку. Дал же бог в мужья начитанного юриста.

— Это неправда, — только и могу вымолвить. Слегка розовею. Надеюсь, он не заметит.

— Это правда. Ты, как приехала сюда, — держишься особняком. От меня шарахаешься. Если подойду — замираешь в ужасе, будто я тебя хоть раз ударил. С моими родными никак не общаешься. С родителями ни разу первой не заговорила. Лерку едва не посылаешь. Тебя вообще нельзя трогать. И мы не трогаем.

Но ведь это не так! Я замирала не от ужаса, а от удовольствия. Чтобы момент продлить и запомнить! От несправедливости слезы наворачиваются, но я понимаю, что, если разрыдаюсь, он вновь начнет меня жалеть и успокаивать.

Его жалость мне больше не нужна.

— Ты не прав. Я очень стараюсь. Да я… вот на тех выходных в баню спускалась!

— Один раз. А она каждую неделю. Господи, Анжелика, ты сказала моей матери, что не любишь меня.

— Она задала некорректный вопрос!

— Что в нем некорректного? Спросить после свадьбы у жены, любит ли она мужа.

— Мне надо было солгать? — парирую я.

Он с психу ударяет ладонью по косяку двери. Я вздрагиваю. Кажется, мне удалось его раздраконить! Ледяная маска слетает с его лица, и я понимаю, что Владимир не просто злится. Он в бешенстве.

— Так а какого хера ты еще от меня хочешь?! — срывается он. — Ты меня не любишь, я понял уже! Ты бы еще статус такой в социальных сетях выставила. Живи спокойно! Крыша над головой, учеба, машина, бабло — у тебя всё есть. Я, блть, со всеми переругался, чтобы тебя не вздумали обидеть или задеть. Посмотреть косо. Несмотря на твое наплевательское отношение. Что тебе еще от меня надо? Да, я тоже живой человек, я вкалываю с утра до ночи. Я зае*ался, и мне хочется немного нежности и ласки. Ну обняла меня Танька, поржали мы с ней. Ты считаешь, мы бы потом трахаться поехали?

Мне было это больно. Как ты не поймешь? Мне адски больно, что тебя обнимает другая и тебе приятно.

— Я не знаю.

Глава 42

Он смотрит на меня, потом берет себя в руки и произносит спокойнее:

— Я просто хотел напиться. И я это всё равно сделаю.

Делает шаг к двери.

— Но ты ведь… не просишь. Ласки, — я всплескиваю руками от растерянности. Он снова уходит! Что мне сделать? Чем еще в него запустить?

— Ты за кого меня, блть, держишь? Ты холодная и равнодушная, какая ласка? Вроде умная, а ведешь себя иной раз как идиотка. Иногда я хочу отвлечься от игры, в которую мы с тобой играем на людях, — он вновь поворачивается ко мне спиной.

Идиотка. Он назвал меня идиоткой.

Владимир берется за ручку двери. А я изо всех сил толкаю зеркало, оно падает на пол и разбивается.

Игра. Я давно уже в нее не играю.

Я смахиваю со стола учебники. Подбегаю к шкафу, раскрываю створки и начинаю вытаскивать из него рубашки и костюмы мужа, швырять их на пол. Ремни, галстуки, носки… всё в кучу.

— Значит, я идиотка! — повторяю я себе. — В задницу этот фиктивный брак! — Мне уже плевать, смотрит он на меня или нет. — Я не собираюсь пятьдесят лет своей жизни смотреть, как ты трахаешь других баб! Боже! Да ты сам мне эти годы покупаешь, чтобы издеваться, видимо! Я… влюбилась в тебя! Влюбилась так, что ни спать, ни есть не могу. Похудела на три килограмма за неделю, ты даже не заметил! Ты всё всегда замечаешь, везде успеваешь, а на меня даже не смотришь! Я и разделась перед тобой, и в кровать к тебе пришла. Сама! Тебе по хрену!

Наконец, дело сделано. Я замираю и вытираю пот со лба. Умаялась. Целый шкаф разобрала.

Тяжело дышу. Стало чуть легче. Я поднимаю глаза и вижу, что Владимир по-прежнему в комнате. Он смотрит на меня слегка ошарашенно. Я понимаю, что лямка моего платья спала, оголив грудь, быстро возвращаю ее обратно и воинственно сдуваю упавшую на лицо прядь.

— Что? — рявкаю я на него. — Вали отсюда! Бухай! Трахай своих посредственных баб, которых держишь в секрете. — Я пинаю его вещи на полу. Он это замечает, конечно. Хищно прищуривается, но на тормозах мне спускает. Я это отмечаю и действую еще смелее. — Обнимайся с одногруппницами, которые со мной и рядом не стояли! Что, ты думаешь, я не знаю, как хороша? — красиво поворачиваюсь вокруг оси. — Твои друзья едва слюной не захлебнулись! Эта Таня на меня пялилась, чуть не лопнула от зависти. Только тебе одному и не надо вот это вот! — я демонстративно трогаю себя. — И вообще, пока будешь опустошать бар Сергея Владимировича, подумай о том, что я кончила в то утро! Когда ты меня трогал. Ты ушел, я… мне немного было надо. Только потрогала себя, и накрыло сразу. От страха, видимо! Идиот! Настоящий идиот — это ты! А я просто влюбилась!

Он оглядывает комнату, и я делаю то же самое. Ох. Вот это бардак.

— Пошел вон, — я указываю ему на дверь. Больше мне и сказать нечего.

Он приподнимает брови. И идет на меня. Медленно. Прямо по осколкам. Я отступаю назад. Он идет. Выражение лица — ничего хорошего не предвещает. Гора одежды его тоже не останавливает. Прямо на свои белые рубашки наступает.

— Пошел на х*й из этой комнаты и из моей жизни! — говорю я, слегка стушевавшись.

Беру вазочку с подоконника и швыряю в него. Он уворачивается.

Делает рывок и хватает меня своими ручищами! Я тут же начинаю вырываться. Ну уж нет! Не после моего смелого признания!

— Отпусти меня! Всё, ты опоздал! — я начинаю его бить и царапать. — Я больше не хочу ничего! И тебя я больше не хочу! Отпусти, я кричать буду!

— Эй, — он сжимает мои руки. — Ты правда кончила тем утром? Серьезно? — его голос звучит совсем иначе. Как-то низко и одновременно с этим мягко. — Я тоже, — и улыбается. Легонечко так, едва заметно.

Эти его слова, тон, улыбка — всё вместе дезориентирует на целое мгновение! Я даже сама чуть не улыбаюсь в ответ на такое простодушное признание. Благо выручает многолетняя привычка держать непроницаемое лицо.