Моя. Я так решил (СИ) - Зайцева Мария

Жаль, что не для меня.

И не для него.

Сейчас это ему ново, ему нравится, я ему нравлюсь. Он говорит искренне, он смотрит так честно, так правильно по-мужски, что поневоле таешь.

Я не могу ему сопротивляться. И не хочу. Пыталась сначала, честно пыталась. Не нужны такому, как он, веселому, сильному, правильному парню, мои проблемы. Которые случились исключительно по глупости. Моей.

Я — далеко не героиня сентиментальных романов, которые ждут принца, надеясь на спасение. Я никого не жду. И не ищу. По заслугам все. Не нужно быть дурой. Я — была. Вот и расплачиваюсь.

Но это мне расплачиваться, мне!

Не ему.

А он все лезет и лезет, все пытается на свои плечи бремя моих проблем переложить… Настойчивый такой, бешеный. Упрямый.

Честно, проявила слабость, дрогнула.

Позволила помочь с Валькой. Приняла его поддержку.

И, по правде говоря, даже не сомневаюсь, что, если узнает о беременности, то тоже спокойно примет это. И взвалит на себя ответственность еще и за эту мою глупость и недальновидность.

Нельзя. Хватит.

Решительно встаю, выхожу из поликлинники, прикидывая, что именно надо сделать в первую очередь.

Зная Бориса, можно понять, что один отсиживаться в лесном домике он не будет, приедет и примется меня искать опять. Неугомонный.

Значит, надо предупредить события. Надо забрать Вальку, хватит ей на чужих харчах прохлаждаться, и все же позвонить моему личному демону — папаше Игоря. Пусть подключает связи, спасает мою сестру. В конце концов, зря я его придурка, что ли, терплю?

А потом… Потом мне нужно потянуть время, чтоб придумать способ выйти из-под его влияния.

Это можно сделать. Есть кое-какие мысли.

Матвей, тот парнишка из внешней разведки, который помог с коридором для меня и сестры из Аргентины, намекал на возможное сотрудничество…

Если пойду работать в ту сферу, то никакой папаша Вотчинков меня не достанет. Кишка тонка.

Ребята из разведки прикрывают своих качественно. Попрошу помощи с сестрой, соглашусь на все, что они предложат. Конечно, работа опасная, неприятная. И не особо оплачиваемая, чего уж говорить…

Но зато возможность будет поменять и место жительтства, и, вероятно, имя.

Ощущаю внезапную дурноту, слабость даже.

Опять ты, Эвита, как зовет тебя почему-то один настойчивый парень, вляпываешься в дерьмо… Большое дерьмо. От одного мерзавца сразу к…

Но нет выбора. И выхода.

Инициативу Бориса выходом считать смешно.

Сейчас он помог, точечно. Но глобально… Он не сможет. Да и я не позволю вляпываться настолько глубоко.

Я, конечно, та еще тварь и дура, но все же границы есть какие-то…

Все решив для себя, поднимаю взгляд к голубому, но какому-то блеклому здесь, в Москве, небу, выдыхаю, ощущая легкое головокружение. Ребенок… Неизвестная переменная… Но еще есть время… Все решу. Главное, отшить Бориса. Жестко, а не как до этого…

Синеву неба заслоняет тень.

Опускаю взгляд и выдыхаю взволнованно.

Все же, похоже, недооцениваю я Бориса… Это хорошо? Нет?

Глава 36

— Привет, Эвита, — коротко здороваюсь я, еле удерживая себя от более личного, матерного привествия. Потом.

Бледная она что-то, да и поликлинника… Хотя, у гинеколога была, зачем? Зачем? Я уже знаю, зачем. Чувствую. И очень сильно надеюсь, что она никакой херни не придумала.

А то лишние заботы же прибавятся, помимо очевидных…

Смотрю на нее, отчетливо понимая, что, если это то, о чем думаю… То больше Эвита никуда одна не пойдет. От слова “абсолютно”.

И мне глубоко посрать в этот момент на ее мнение.

И, кстати, на мотивы поведения — тоже.

Беременные бабы имеют право вести себя немного неадекватно.

— Что ты здесь?..

— А ты что… — перебиваю, делаю паузу, — здесь? Что это?

Забираю у нее из рук документы, бегло проглядываю и рожа сама собой разъезжается в довольной улыбке.

— Отдай! — она рвется за справками, но я уворачиваюсь, — ну же! Это — не твое дело! Уходи. Я разберусь без тебя, — Эвита тормозит, угрюмо смотрит своими чистыми, ангельскими глазами, и никогда не скажешь, какой дьяволенок скрывается за этими нежными озерами. Упертый дьяволенок.

— И с этим? — киваю на плоский живот, и Эва машинально прижимает руку к нему. А я сжимаю зубы, вспоминая точно такой же жест… Другой женщины. Маси. И свои мысли по этому поводу. Надо же, мечты сбываются… Причем, именно так, как тебе надо.

— И с этим.

Упрямая зараза. Я покажу тебе “разобраться”. Много на себя берешь! Не унесешь!

Я — унесу. Все.

И тебя — тоже.

— Нет. — Стараюсь говорить ровно, размеренно, так, чтоб сразу дошло. Беременная же. — Ты — моя. Он, — киваю на живот, — мой. Решать буду я.

— Да с чего ты взял, что я — твоя? — шипит она растерянно и разъяренно, показывая свою истинную натуру.

И это мне нравится больше невинной ангельской внешности. Торкает сильнее. Так, что хочется прямо сейчас ее взять и… Наказать.

За мои утренние нервы и ее дикий выбрык. Но нельзя, надо сдерживаться.

Потому и отвечаю коротко:

— Моя. Я так решил.

— Господи… — Эвита закатывает глаза, поражаясь моему тугоумию, — какой же ты…

— Такой, как есть, — прерываю ее, — весь твой. И ты — моя. Сама же говорила. Врала? А? Эвита? Врала?

— Нет, — бормочет она, сдаваясь уже. И правильно. Не надо нам бороться, не надо, моя хорошая… Мой сладкий дьяволенок.

— Ну вот и хорошо, — киваю, — поехали.

— Куда?

— Как куда? Тут написано, что можно узи. Хочешь узи?

— Не знаю… — растерянно пожимает она плечами, — наверно…

— Ну вот и поехали. Сделаем узи. Потом поедим. Ты в курсе, что беременных женщин надо кормить?

— Борь… — Она тормозит, смотрит на меня взволнованно и виновато, — ты ничего не обязан, понимаешь? Вообще. Это все… — узкая ладонь ложится на впалый пока что живот, — это — моя проблема.

— Ты — моя проблема. С тех пор, как увидел тебя в Аргентине, — опять перебиваю я ее, — все, забудь про всякие глупости. Поехали.

Она кивает, послушно идет к такси.

— А как ты меня нашел? — задает по пути вопрос.

— Если бы ты знала, какие связи есть у простого журналюги… — отвечаю я неопределенно, усаживаю ее на заднее сиденье и командую водителю двигаться.

В душе — спокойствие и кайф.

Нашел. Поймал. Все. Мое.

Моя. Я так решил.

После узи, на котором я, по правде сказать, не плакал, как требовалось по канону, а тупо пялился на свелую точку на черном экране, никак не понимая, не соотнося то, что вижу, с реальностью, которая скоро настанет, мы отправляемся есть.

Я смотрю на свою Эвиту, с аппетитом уплетающую омлет с беконом, и думаю о том, какой я чертов везунчик. Это же надо — вот так, на другом краю света, найти свое. То, что с первого взгляда — мое. И, главное, в этот раз не упустить!

Но тут уж фиг. Я ученый. Не упущу.

Пока ехал, пока напрягал на нервяке всех, до кого мог дотянуться, всех, кому когда-то делал хорошо, помогал, спасал даже, а таких, на удивление, набралось достаточно, все думал, что опаздываю. Что моя Эвита сейчас может запросто наделать хуйни, которую я потом не разгребу.

И хуйня эта сто процентов будет связана с папашей Вотчинковым и его мелким утырком… Или ее придурастой драконяшей.

План в голове выработался четкий.

Сначала решить с драконяшей, чтоб под ногами не путалась. В детский лагерь ее, что ли, отправить? Или, наоборот, в армию? Там мужиков полным полно, будем вышибать клин клином…

— Все нормально с ней, — голос Бура по телефону звучал на редкость странно. Так… Настораживающе решительно. — Она тут останется.

— Бур, ты охерел? — это не он охерел, это, блять, я охерел, слушая такое заявление, — как это останется? Она же… Не рабыня… Не вещь… Она живая там вообще? — испугался я окончательно, машинально прикидывая, что буду говорить Эвите, если Бур на нервяке пришиб-таки тупую драконяшу.