Спасительница Зейна (ЛП) - Фолсом Тина
- Мы можем еще раз повторить?
- Только укусы?
- Нет. И то, и другое.
- Заниматься любовью и питаться друг от друга?
Портия почувствовала, как внизу живота разлилось тепло.
- Я хочу и то, и другое.
- В любое время, крошка. Просто скажи, когда будешь готова.
Воодушевленная нежным голосом и теплом, исходившими от Зейна, Портия снова провела пальцами по его предплечью, задержавшись на татуировке. Она посмотрела на нее и почувствовала, как Зейн сдвинулся.
- Можешь не говорить, если не хочешь...
- Портия...
Его мышцы напряглись.
- Ты, должно быть, пережил ужасное время. - До этого она поняла, что все испытанное в лагерях смерти сформировало его представления о самом себе. И теперь, когда она познала страсть, которая была внутри Зейна, Портия хотела большего. Хотела понять, узнать, что еще у него внутри. Конечно, если он поделится.
- Лучше забыть об этом.
- Но ты не забыл.
Казалось, татуировка горела под ее пальцами.
Зейн закрыл глаза.
- Нет. И никогда не забуду.
Когда Портия коснулась рукой его щеки, Зейн на долю секунды дернулся, а затем накрыл ее руку своей.
- Почему ты хочешь знать? - Зейн открыл глаза и посмотрел на неё.
- Потому что хочу тебя понять. - Она собрала все мужество, чтобы произнести следующие слова. - Потому что я влюбляюсь в тебя.
В его глазах промелькнуло отчаяние.
- О Боже, Портия. Пожалуйста, не надо... ты молода. Это твой первый опыт. Ты не понимаешь, что именно чувствуешь.
Портия покачала головой. Ее чувства к нему были сильными, искренними и, самое главное, очень ясными: не просто желание удерживало ее в объятиях Зейна, а что-то более глубокое и мощное, такого она еще никогда не испытывала.
- Я знаю, что чувствую.
- Ты не знаешь меня.
- Так помоги узнать.
Стиснув зубы, он уставился на нее, его грудь вздымалась, словно ему было тяжело дышать.
- Прошу, - прошептала она. - Расскажи мне о себе.
Сдавшись, Зейн закрыл глаза.
- Пообещай мне кое-что.
- Что угодно.
- Не суди за то, что я сделал. - Прильнув к нему, Портия поцеловала его в губы в знак согласия. Когда он ответил ей поцелуем, Портии показалось, что Зейн был в отчаянии и не желал отпускать ее, поэтому она придвинулась ближе. - Я был человеком, когда вошел в Бухенвальд. А сбежал уже вампиром. Между этими двумя событиями пять лет страданий, боли и смерти. Первые два года в лагере я тяжело трудился, работал на оружейном заводе, защищая то, во что уже не верил. Мы жили в ужасных условиях, я думал, что попал в ад. Но потом меня и мою сестру выбрали для программы.
- Какой программы? - эхом отозвалась Портия.
- Они называли ее - медицинским исследованием, но за этим стояло нечто иное. Зло. Бараки ничем не отличались от других, в которых жило большинство заключенных, но внутри деревянного строения воссоздали ад. Внутри, вдоль одной стены здания, были отстроены комнаты, а точнее клетки. С другой стороны, лаборатории со зловещими стеклянными капсулами, внутри которых таинственное содержимое, блестели от стерильности и служили противовесом убогости лагеря.
- Наверное, это было ужасно, - перебила Портия.
Зейн кивнул.
- Невообразимо. Ты уверена, что хочешь знать?
- Да. Продолжай. Что случилось в тех бараках?
- Там пленных хорошо кормили. Люди ходили чистыми, и врачи следили за их здоровьем. На первый взгляд барак выглядел как современная больница со всем нужным медицинским оборудованием, имеющимся в начале 1940-х годов. Любой случайный посетитель ничего страшного не увидел бы, только две дюжины заключенных, одетых в больничные белые одежды, а не в полосатую тюремную униформу, которую носили их сокамерники в других бараках. Но эти мужчины и женщины не считали себя счастливчиками; каждый из них желал, чтобы их никогда не забирали из кишащих паразитами бараков, где содержались остальные евреи, цыгане, гомосексуалисты и политические заключенные. Если бы они знали, какая судьба их ждет, то с радостью вернулись бы к тяжелому труду, который ежедневно выполняли другие, более удачливые. - Зейн почувствовал, как Портия в ожидании затаила дыхание. - Но у них не было выбора. Они выбрали мою сестру Рейчел и меня в 1942 году, через два года после того, как мы вошли в лагерь. В тот день, когда нас привезли в исследовательские бараки, я в последний раз видел родителей. Не знаю, что с ними случилось после этого. - Успокаивая, Портия погладила Зейна по руке. - К тому времени мои волосы были не длиннее половины дюйма, но они сбрили и то, что осталось, чтобы крепить электроды, которые использовались для экспериментов. Главным врачом был доктор Франц Мюллер. Под его руководством работали еще четыре врача. Чтобы он не приказал, те исполняли. Никто не подвергал сомнению его методы. Даже комендант лагеря, полковник Герман Пистер, не вмешивался. У Мюллера была свобода действий. Его официальным приказом было проведение экспериментов, которые помогли бы немецким военным в лечении раненых солдат. И главным образом, этим занимались все врачи, не только в Бухенвальде, но и в других лагерях, таких как Освенцим и Маутхаузен. Мюллер оказался жестоким, как Менгеле, и безумным, как сам фюрер. Но хуже всего его одержимость двумя вещами: бессмертием и высшей расой.
- Боже мой, я всегда думала, что многие из этих историй - просто слухи.
Зейн покачал головой.
- Заключенные были его подопытными кроликами, на которых он мог экспериментировать. Жестокость была частью программы. Вначале он испытывал порог боли, которую мог вынести человек, нанося травмы, порезы, ожоги и побои, чтобы определить, на что способно человеческое тело. Затем эксперименты стали более жестокими - пересадка костей, мышц и нервов от одного заключенного другому... без использования анестезии; эксперименты с переохлаждением, чтобы выяснить, когда наступит гипотермия, и при какой температуре тела она станет необратимой. - Зейн почувствовал, как Портия вздрогнула, будто физически почувствовала холод, о котором он говорил. - А эксперименты с травмами головы были одними из самых жестоких: заключенных привязывали к стулу и наносили неоднократные удары молотком по голове. Кровь стыла в жилах от тех криков, а итог эксперимента оставался неизбежным: необратимое повреждение мозга и последующая смерть. Мюллер прошелся по сотням заключенным. Они для него были одноразовыми. Когда он переходил все возможные границы и убивал подопытного, просил охранников привести ему еще из других бараков. Запасы были безграничны. С каждым днем на поездах приезжало все больше пленных, становившихся скотом. Бухенвальд не был лагерем смерти, но заключенные за пределами исследовательских бараков умирали так же быстро, как и те, над кем ставились эксперименты, и те, кто работал на оружейных заводах, от полного истощения и недоедания. В конце концов, Мюллер получил достаточно данных, чтобы продолжить испытания. Он знал пределы того, как далеко может зайти человеческое тело, прежде чем оно сломается и погибнет. Но хотел большего. Он вводил заключенным разные препараты, проверяя, что именно поможет подопытным терпеть больше боли, продержаться дольше или сделает их сильнее. Все для того, чтобы продвигать идеологию Рейха: создать высшую расу людей, которые превосходили других, чтобы она могла править миром. От уколов умерло столько же, сколько от побоев и других травм.
Портия вздохнула.
- Как эти бедные люди так долго продержались?
Зейн взглянул на нее.
- Я столько раз желал умереть. Но мне не настолько повезло. - Как и его сестре. - Они делали то же самое с женщинами. Даже сейчас я не могу выбросить крики из головы. Крики Рейчел. Ей тогда было шестнадцать, и ее жизнь закончилась, не успев начаться. Знание того, через что она прошла, ранило меня больше, чем то, что они сделали со мной. И я был бессилен остановить это, бессилен помочь моей сестренке. - Он выдохнул, пытаясь придать своему голосу силу, которую всегда терял, когда думал о сестре. - Эксперименты, конечно, ни к чему не привели. Вся программа провалилась, но Мюллер не сдавался. С каждым месяцем его отчаяние в достижении цели проявлялось все в большей жестокости... Мюллер выглядел безумцем с глазами полными одержимостью, взлохмаченными волосами, потому что он не переставал проводить по ним руками, пока обдумывал следующий шаг и изобретал новые способы продвижения своего, так называемого, исследования. И вот однажды зимой 1944 года решение попало ему в руки. Подобно тому, как Гитлер был одержим оккультизмом, Мюллер тоже верил в сверхъестественное, как и люди, которые работали на него. Однажды ночью в лагере произошло странное происшествие, и стража начала расследование. Они нашли человека, питающегося пленными. Он пил кровь. Позже я узнал от местного заключенного, который был со мной в казарме, что в этом регионе ходили слухи о вампирах, но они лишь были городской легендой, чтобы пугать непослушных детей. Им удалось поймать и заточить вампира. Когда его привезли в медицинский барак, обвязанного цепями толщиной с мое запястье, Мюллер был в полном восторге.
