Не надо, дядя Андрей! (СИ) - Зверева Марта
Я выплескиваюсь в нее оставшейся во мне черной мутной темнотой.
Зная, что она выдержит, вытерпит, переработает своим чистейшим телом яд в эликсир.
Моя девочка спасет меня.
Она засыпает немедленно, вырубается даже раньше, чем я выхожу из ее тела.
Все вокруг запятнано кровью, моей и ее, и когда я выхожу из нее, вижу кровь и на члене. Неужели…
Нет, вряд ли она бы соврала. Или да? Или я что-то повредил ей?
Только усилием воли я подавляю панику, которая грозит разрастись до неприличных размеров.
Все-таки у меня в голове изрядный пиздец, раз меня так кроет.
Я встаю с кровати и иду на кухню.
Обхожу по дуге разгром на полу, достаю бутылку минералки и возвращаюсь к себе. В аптечке в гардеробной есть сорбенты, и я развожу их в воде и заглатываю сразу тройную порцию.
А потом иду в туалет блевать.
И повторяю.
Надо бы еще капельницу, но уж больно меня рубит.
Утром. Все утром.
Сворачиваюсь вокруг моей сияющей неземным светом Лизы, краем мозга отмечая, что меня еще не отпустило и вырубаюсь мгновенно.
2.Утром я проснулся с такой трещащей башкой, будто вчера саданул кокса с самогоном и заполировал какой-нибудь «ягой». Чего не делал с юности и непонятно, с хуя бы начал. Глаза было страшно открывать. Если там хоть лучик света, я ж сдохну. Наощупь определил, что лежу в постели, на нормальной подушке и рядом… женское тело. Мягкое, теплое, разморенное сном. В самый раз ебать. Хорошо помогает от похмелья.
Подгреб под себя пискнувшую девицу, перевернул на живот и вдавил в матрас, с наслаждением вгоняя в нее утренний стояк. Кровь зашипела, разбегаясь по венам и включая мышцы в работу. Муть и боль в голове отступали тем дальше, чем глубже я погружался в тесную влажную девочку подо мной. Двинулся вперед, еще, резко вогнал в нее звенящий от напряжения член, утыкаясь в чувствительную шейку матки с размаху, так что подо мной раскатился заглушенный подушкой стон.
И от этого мучительного, сладкого стона все во мне скрутилось таким узлом, что кончил я рекордно, сука, за десять фрикций, до боли выжимая яйца в нежную девочку… в… Лизу.
Теперь я вспомнил.
Блядь.
Блядь.
Блядь.
Сука.
Ааааааа!
Упал сверху, переворачивая мою девочку на себя, аккуратно снимая с члена и прижимая к себе. Закрыл ее сладкий ротик губами, сразу втолкнув язык в рот и скользил им внутри долго, медленно, одновременно выкручивая ее сосочек и теребя клитор, пока она не начала мелко подрагивать под моими ласками, а потом сжалась и выдохнула мне в рот тоненький стон.
И заплакала.
— Иди… в ванную, — прохрипел я, едва ворочая языком. Выпихнул ее с кровати и снабдил шлепком в нужном направлении, а сам встал и прошел на кухню.
Уборщица уже приходила. Осколков не было видно, пахло хлоркой и чем-то сладким.
Подхваченный по пути запасной телефон содержал только старые номера, но мне новые нужны и не были.
Я, блять, реально собирался вешаться? Резать вены?
Я?
Я?!
Это надо было разъяснить как можно быстрее.
Алина сука, Лизонька ангел, а что между ними я расскажу братану. Если он поднимет трубку.
Борисыч трубку поднял и первые десять минут покрывал меня таким отборным матом, что пару выражений я даже запомнил на будущее.
Когда он выдохся и замолчал, я спокойно спросил:
— Все? Можно к делу?
— Да ты… — задохнулся он и пошел по второму кругу.
Пока трубка бормотала мне варианты противоестественных соединений человеческих тел в условях Крайнего Севера, я нашарил в заначке сигареты и зажигалку. Сколько лет они там лежат… Прикурил, сощурился от дыма, полезшего в глаза.
Борисыч был прав. Мы с ним дружили с института, но потом разошлись в разные области. Я в стоматологию, он токсикологом, в судебку. Через несколько лет после института я чпокнул его сестренку и не забыл рассказать чувачкам, как задорно у нее трясутся сиськи, когда она сверху. Морду тогда набил ему я, потому что был сильнее и на том дружба наша встала на паузу. Сейчас же…
— Прости, чувак. Реально был неправ.
— Хуясе… — обалдел Борисыч. — Ты что, от рака подыхаешь наконец, скотина?
— Почти… — я выдохнул дым и врубил вытяжку. — Скажи мне, есть такие вещества, которые тянут тебя в петлю?
— Есть. Алкоголь, например, депрессант.
— Бля, нет, — я поморщился. — Серьезное что-то. Такое, знаешь, что накрывает чернотой и мутью и все, что хочешь, это сдохнуть.
— Ну… — Борисыч скрипел мозгами так, что было слышно. — А причины для этого есть? Чувство вины там, стыда, совесть… хотя бля какая у тебя совесть, Андрюха.
— Есть, — коротко отозвался я. — По полной.
— Тогда знаю такое… — и он начал сыпать формулами и периодами полувыведения так что у меня снова разболелась башка. Я даже трубку подальше отвел. — …но главное, не догоняйся бухлом, оно усиливает эту херню в несколько раз!
— Пиздец, — снова резюмировал я. — Слуш, а много этой дряни надо?
— Буквально пару капель… — он вдруг забеспокоился. — Эй, слышь, ты что, попал на это? Давай дуй ко мне, я адрес скину, тебя прокапать надо и еще…
— Я уже в норме, — заверил я его. — Просто надо кое-кого убить.
Мою бывшую любовь. Суку.
Которая знала, на что давить.
И если бы не Лиза, я бы уже болтался в подвале на балке с вываленным языком и обосравшийся.
— Ну это ты легко… — хохотнул Борисыч.
— Как там… Надя? — осторожно спросил я.
Сомнительно, что она сильно плакала после случившегося, она была той еще шлюхой, но как-то хотелось в последнее время облегчить свою совесть. Даже не знаю, с чего бы.
— Третьего родила, — хохотнул Борисыч. — Все норм с ней.
Я выдохнул с облегчением.
— Слышь, друже, ты заезжай как-нибудь… — неловко сказал я, будто прося прощения. — Серьезно.
— Раз серьезно, то заеду…
Следующим я позвонил Моисею и попросил ускорить проверку завещания как только можно. Но сдается мне, они легко обнаружат подделку. Сомневаюсь, что Алина встречалась с Виталькой на каком-то там корабле. Ему-то за что мстить? А вот как повод добраться до меня, завещание хорошая игра.
Напоследок набрал своих в МВД и описал ее внешность, нисколько не сомневаясь, что в лучшем случае они сообщат, что она покинула страну, пока я ползал в слюнях и соплях по каким-то бомжатникам.
И повернулся как раз когда Лиза, робко кутаясь в покрывало, вошла на кухню.
— Лиза, Лиза… — я шагнул к ней, с болью отмечая, как она шарахнулась от меня. Прижал ее к себе, трепля волосы. — Дурочка ты моя, малышка моя. Как я тебе благодарен! Ты же спасла меня, кроха, ты же меня спасла…
И я поймал ее дрожащие от слез губы, высасывая идущий от нее небесный свет.
3.— Андрей… — начала она.
— Дядя Андрей! — поправил я, смеясь.
Теперь это не звучало так темно и мрачно как раньше. Мне казалось, ее порочность у нее в крови и хотелось вытащить ее наружу, а теперь я видел, что Лиза чиста настолько, что никакая грязь к ней просто не может пристать. Именно такие женщины спасают нас, мужиков, от самой тьмы этого мира. Мадонны, которых можно опустить до шлюх, но все равно не запачкать.
Настроение взлетело до небес, я чувствовал себя охеренно юным и всемогущим.
Как заново родился. Так и было.
Как я ни тряс головой, я видел исходящее от Лизы сияние.
Моя божественная нежная девочка, самая чистая и светлая.
С трудом я заставил оторваться от нее, от ее губ, от сияющего тела. Иначе это грозило уже сумасшествием. Снова хотелось с ней в постель: ублажать ее, погружаться в чистоту и свет.
Надо было держать себя в руках. Второй шанс был дан мне не для того, чтобы я провел ее между ее стройных ножек.
— Что будешь на завтрак? Сделать тебе кофе?
Она смотрела на меня широко распахнутыми глазами, удивленными, как у куклы. Да, я нечасто делал кофе своим бабам, но ей-то откуда это знать? Ради нее я был готов на все.