Во власти Дьявола
— Не нужно так на меня смотреть, — прервавшись и оторвав смычок от струн, Дарина опустила скрипку, чувствуя, как горят щеки от пристального, прожигающего насквозь, взгляда Демьяна.
Разве можно? Разве был у нее хотя бы шанс сосредоточиться на игре, когда он смотрел на нее так, будто вот-вот набросится, словно хищный, дикий, оголодавший зверь, наконец загнавший в угол свою глупую, несчастную добычу.
И не отпустит теперь, не даст и малейшего, крохотного шанса на спасение.
— Как? — наклонив голову на бок, Демьян сверкнул хищной, ослепляющей улыбкой, и медленно встав с дивана, направился к девушке.
И с каждым шагом, с каждым движением парня Дарина все сильнее чувствовала невыносимый жар, зарождающийся где-то глубоко внутри девушки, разливающийся по венам, проникающий в каждый орган, каждую клеточку женского тела.
— Ты не даешь даже шанса на то, чтобы я могла сосредоточиться, — наиграно посетовала девушка, откладывая в сторону, от греха подальше, весьма дорогую и не менее ценную ее сердцу скрипку.
Вчера, когда после их маленькой, порочной, но такой бесконечно сладкой шалости, Демьян положил перед Дариной подарок, девушка едва не лишилась чувств. Острая боль, прострелившая глубоко внутри, остановившая дыхание, сковала тело, окутала разум. Горестные, мучительные просто воспоминания, огненным вихрем закружились в сознании, картины из прошлого сменялись перед глазами серыми пятнами.
Стоя посреди кухни и глядя на чертову скрипку в руках Демьяна, Дарина едва ли могла здраво реагировать на ситуацию. Она помнила, как на следующий же день после его отъезда, придя в себя на несколько коротких минут, уничтожила подаренный братом инструмент, с садистским, просто каким-то совершенно нездоровым удовольствием швырнув его в стену, да с такой силой, что тот просто разбился вдребезги. А после Дарина еще долго крошила остатки ногами, изливая злость на ни в чем неповинную, любимую в прошлом скрипку.
Больше она не играла, мечта учиться в консерватории разбилась о болезненную, жестокую реальность. Реальность, в которой самый нужный, самый любимый ее человек, просто бросил, оставил девушку с ее мучительной, разрушительной болью.
И эта боль вернулась в троекратном размере, стоило Дарине только взглянуть на новый, покрытый лаком инструмент.
Скрипку, которую три года назад Дарина зареклась брать в руки. Дав обещание самой себе не прикасаться к инструменту.
Вчера она так и не смогла, так и не согласилась, несмотря на все уговоры Демьяна, глупо сбежала в комнату, сунувшись под импровизированный панцирь, роль которого так удачно сыграло большое покрывало.
Демьян больше не настаивал, даже догонять не стал, дав Дарине возможность принять и осознать новую реальность.
Уснула Даря одна, так и не дождавшись Демьяна, а проснувшись, не обнаружила последнего в постели. И испугалась, так сильно испугалась, что сердце зашлось в бешенном ритме, грозя выскочить наружу. Уже знакомый страх окутал девушку своей мерзкой, тонкой, но такой прочной паутиной, стягивающейся вокруг горла девушки, нарушая дыхание.
Как же она боялась, как боялась вновь ошибиться. И мысли о том, что он вновь мог исчезнуть, бросить ее, роем кружились в голове, затуманивая разум. И лишь услышав грохот, донёсшийся откуда-то снизу, Дарина поняла, какое облегчение вдруг испытала.
Он ведь обещал, что больше не уйдет, что больше не бросит. Но так страшно было, так сложно было поверить.
С трудом заставив себя подняться с кровати, девушка наспех приняла душ, также спешно почистила зубы и буквально со всех ног рванула вниз, все еще страшась не увидеть там Демьяна, и практически влетела в его объятия, вдыхая родной, любимый запах и успокаиваясь, понимая, что Дема никуда не делся, что он все еще здесь, рядом с ней.
Ее Дема.
А потом они завтракали, Дарина тараторила без умолку, слова сами рвались наружу, а Дема слушал, молча и не перебивая, лишь смотрел на девушку с отблеском дичайшего восторга в глубине голубых глаз.
И лишь спустя час, вдоволь наговорившись, Дарина наконец решилась исполнить его желание, переступить через себя, нарушить данное самой себе слово и сыграть, сыграть для него.
Для одного единственного.
Не существовало слов, чтобы передать весь спектр эмоций, что испытала девушка, взяв в руки инструмент. Подушечками пальцев Дарина пробежалась по темному грифу, едва задевая туго натянутые струны, цепляя кончиком пальца одну из них, извлекая звук.
Она не помнила, как брала смычок, как настраивала инструмент, воспроизводя в памяти чистое звучание и перенося его на инструмент. Было сложно, чертовски сложно, и признаться честно, Дарине бы совсем не помешал рояль, просто чтобы убедиться, чтобы сравнить звуки, но пришлось довольствоваться малым.
А потом она заиграла, сначала тихо, почти неслышно, едва нажимая на смычок.
Как же давно она не играла, как давно не занималась любимым делом.
С каждой секундой движения становились увереннее, звук громче, а давление на смычок сильнее.
Дарина и сама была удивлена легкостью, с которой ее пальцы бегали по струнам, как мягко и плавно двигалась кисть, каким чистым был извлекаемый из скрипки звук. Даря наслаждалась, по-настоящему получая удовольствие от давно забытого занятия, а ведь раньше она могла играть часами. И сейчас бы смогла, если бы не Демьян, если бы не плотоядный, полный обещания чего-то совершенно порочного, запретного, взгляд.
— Ты мне не помогаешь, улыбнулась девушка, обняв мужчину и потянувшись к его губам.
Не бывает, ведь так просто не бывает, чтобы потребность в ком-то была так велика, так необходима.
— Я переоценил свой самоконтроль, — прошептал Демьян. — Или недооценил тебя.
— Скорее второе, — произнесла Дарина у самых его губ.
— Дарька, я ведь совсем не железный, малышка, — прохрипел мужчина, сжимая ладони на бедрах девушки.
Казалось, с каждой секундой Демьян все меньше себя контролировал, расширенные зрачки и потемневший взгляд лишь подтверждали мысли Дарины.
